Это было в Вене, в последний день его отпуска после ранения. Он получил приказ снова отправляться во Францию в резервные войска, когда от нее пришло письмо. Его привез солдат, прибывший в Вену из отпуска.
— В Лилле на вокзале меня встретила пожилая дама и просила захватить это письмо!
Виссе узнал почерк Гвен. Отправителем на конверте была указана мадам де Лабус в Лилле.
— Это знакомая! — признался Виссе. Солдат улыбнулся:
— Так она мне и сказала.
В это время опасной слежки приходилось рассчитывать только на доверие других. Было немного доносчиков, но и их хватало, чтобы принести людям невообразимые несчастья.
«…пишу тебе под именем моей знакомой дамы. Я очень долго болела. Немецкий штабной врач, который квартировал у нас, спас мне жизнь. Он нас не выдал. У нас постоянно были солдаты.
Но немецкие гражданские власти обнаружили нас и перевезли в лагерь для интернированных. Мой отец там умер. Сейчас я в Лилле. Не могу сообщить тебе ничего более точно. Мне очень плохо!
Прошу тебя не писать мне! Я каждый день молю Бога, чтобы Он защитил тебя.
Как только будет возможность, я дам о себе знать. Единственное, что дает мне силы жить — вера в твою любовь и надежда, что эта ужасная война скоро закончится. Твоя Гвен».
Виссе стал обер-лейтенантом, снова во Франции: из-за ранения в июне 1942 года он был направлен из своего резерва на учебный курс в Лион. Каждое воскресенье он мог уходить в увольнение.
Он поехал в Лилль, чтобы найти Гвен, зашел к мадам де Лабус, которая была указана отправителем на конверте. Это была очень благородная, любезная пожилая дама. Она извинилась за то, что принимает его в таких жалких условиях. Война полностью разрушила все ее достояние — прекрасный дом. Но она была рада, что удалось получить хоть эту жалкую комнату.
— Даже если бы вы не представились мне, господин обер-лейтенант, я все равно узнала бы вас, потому что Гвен очень подробно описала вас. Но я все равно не знаю, могу ли доверять вам.
Ему показалось, что он заметил, насколько ее раздражает форма германского офицера, и был прав.
— Гвен мне очень подробно рассказала о вас, это ее любимая тема. Я знаю о вашем романе практически все! — Она окинула Виссе взглядом. — Я тоже женщина и считаю, это прекрасно, что люди во имя своей любви готовы преодолеть все опасности. Самое прекрасное в нашей жизни, единственно бессмертное и все связанное с надеждой для человека заключается в любви. Любовь непобедима ничем в мире! Но, к сожалению, не ненависть!
Английская девушка и немецкий офицер! Вы оба не виноваты в том, что между вашими странами идет война. Но всякая война заканчивается. Вам придется ждать друг друга. Я верю вам потому, что вы хотите этого и смиряетесь с обстоятельствами. Или вы думаете о другой возможности? — Она испытывающе посмотрела на него. — Я жена офицера. Не самая легкая судьба для женщины, но если бы снова пришлось выбирать, я выбрала бы то же самое. Мой муж полковник!
— Вы думаете, что мне нельзя доверять, милостивая государыня!
— Не знаю, имею ли я на это право, потому что как вам удастся разобраться со своей совестью? В случае необходимости вы, разумеется, сделаете выводы из своего конфликта с совестью! — Она улыбнулась. — Такой молодой офицер, как вы, тоже еще верит, что от его мнения зависит исход войны.
— А разве не так, милостивая государыня?*
— Пообещайте мне, тем не менее, вести себя разумно, даже опасаясь потерять свой безукоризненный блеск.
— Я люблю Гвен!
— Я тоже! — Только теперь она пригласила Виссе сесть. — К сожалению, мне нечем вас угостить, но зато выпьем стаканчик за добрую дружбу! — И она поставила на стол бутылку старого бенедиктина. — Нашей бедной Гвен пришлось много перенести! Они были разоблачены как англичане гражданскими германскими властями и перевезены в лагерь для интернированных в Париж. Брату Гвен Генри удалось сбежать в Англию, и он служит лейтенантом в Королевском флоте! — Она помолчала. — Семья, в том числе Гвен, была арестована немцами по подозрению в шпионаже. Не слишком ли многого я жду от вас, господин обер-лейтенант?
— Прошу вас, продолжайте, мадам!
— Скоро выяснилось, что подозрение в шпионаже оказалось безосновательным. Обитатели лагеря для интернированных лиц вынуждены терпеть ужасные лишения. И отец Гвен умер от них! Как француженке и известной актрисе матери Гвен удалось с помощью друзей выйти из лагеря вместе с Гвен и Маргарет. Чтобы избежать нового ареста гестапо, они живут сейчас — если это вообще можно назвать жизнью — как подводные лодки. Всегда готовые к бегству! Всегда в страхе!
— А где Гвен? Я должен найти ее и помочь.
— Как вы собираетесь ей помочь? Хотя, если она увидит вас и будет знать, что не покинута, это и будет главная помощь!
К сожалению, мадам де Лабус могла дать ему только адреса людей, которые, как она предполагала, временно скрывали Гвен у себя.
Каждую субботу и воскресенье он был в Лилле и обходил эти адреса. Это были рабочие, мелкие ремесленники и владельцы пивных, которые, рискуя жизнью, прятали у себя беглецов и делили с ними последний кусок хлеба.
Виссе чувствовал, что это могло привести к гибели и его. Идти в один из домов грязного промышленного квартала Лилля и спрашивать тайные адреса Гвен было небезопасно. Не раз он снимал с предохранителя пистолет, лежащий в кармане. Люди были страшно испуганы, когда видели германского офицера, который знал их адрес и знал, чем они занимаются. Они боялись предательства.
Он знал, что только страх сдерживал их, этих людей, чтобы не наброситься на него.
Они не могли предположить, чтобы немец, на свой страх и риск, в одиночку приходил на квартиры французского Сопротивления. И они давали ему сведения очень сдержанно. Те, кто был готов что-нибудь сообщить, не знали, где сейчас находится Гвен.
«Не донести ли на этих людей? Я солдат, а не шпик. Я не сообщил бы германским властям ничего нового. Они обо всем знают». Совесть солдата, тем не менее, мучила его, но его человеческая совесть заставляла действовать именно так. «Я справлюсь с этим. Люди, с которыми я встречаюсь, не были ни диверсантами, ни партизанами, они лишь действовали так, как подсказывает им человеческая совесть. Не обвинять же их в том, что они любили свою родину? Каждый из тех, кто подвергался преследованиям, и кого они спасают, когда-нибудь сни< мут с нас часть ответственности. Мы должны быть им благодарны».
Виссе еще никогда не думал о жалкой судьбе тех, кого преследовали. Как и все солдаты, он многого не знал и был твердо убежден, что справедливость на его стороне.
В Лилле он понял, что и мы бываем виноваты, даже если мы правы. Искреннее стремление загладить хотя бы часть этой вины придавало ему мужество и поддерживало в стремлении продолжать поиски Гвен. Обучение приближалось к концу.
Наступило последнее воскресенье отпуска, и в резервном отделении у писарей уже лежало назначение о его переводе в Россию.
Он брел через грязный промышленный район. Свинцовая жара парила на улицах, которые словно вымерли. Он устал и потерял надежду. Но заставил себя зайти еще в один кабачок, адрес которого ему указала мадам де Лабус и в котором он уже был несколько раз, но безрезультатно. Там были только завсегдатаи-французы, которые узнали его и исподтишка наблюдали, как он вошел в небольшой садик и осмотрелся.
За одним из столиков перед тарелкой с тремя вареными картофелинами и миской с овощами, которые выглядели, как моток проволоки, в одиночестве сидела Гвен и только собиралась начать еду. Она совершенно не изменилась. То же милое, с легким румянцем, без следа каких-либо лишений лицо. Волосы, такие же золотистые и пушистые, падают на плечи. Только в глазах страх и беспокойство, беспрестанный страх преследования.
Он оказался в двух шагах от нее, и его тень упала на залитый солнцем столик под деревом, за которым она сидела. Она вздрогнула, уронила вилку, подняла голову. Вскочив со стула, вскрикнула. Этот вскрик, полный муки, сказал больше, чем часы и даже дни самых красноречивых жалоб.
На этот раз у нее не было сил подойти к нему. Она остановилась в ожидании, пока он отодвинет в сторону стулья, подойдет и обнимет. Руки ее опустились, и только когда она заметила, что французы смотрят на нее и на Виссе, она обвила его шею, показывая, что этот немецкий офицер любит ее.
От внимания Виссе не укрылось, что двое мужчин встали и убрались прочь. Он увидел, как они растроганны и доброжелательны к нему, даже готовы встать на его защиту. Мужчины вышли на улицу, чтобы в случае необходимости предупредить об опасности. Может быть, о немецком патруле? Конечно, это было невозможно. Он не мог оставаться с Гвен здесь, Хозяин тоже понял это.
— Господин обер-лейтенант, вы можете снять комнату!
— И что-нибудь поесть!
