Надо было во что бы то ни стало перекрыть единственный для душманов выход. Александр выбрал маршрут по вершине хребта, хотя, и понимал, что он зверски труден. Идти приходилось на высоте свыше двух тысяч метров над уровнем моря, где не хватало кислорода, то и дело встречались препятствия, преодолевали которые с помощью страховочных веревок. А время, как неугомонный пресс, сжималось с каждым шагом. Но ни секунды передышки. Спешили, чтобы упредить врага. И удалось. Внезапная, дерзкая и неудержимая атака сверху вниз была для душманов неожиданной и сокрушительной.
Все, кто тогда был с Черножуковым, бесспорно обладали лучшими качествами бойца — самоотверженностью, решительностью, смелостью, выносливостью... Уже здесь, в «красных казармах», Александр как-то всего лишь на минуту представил их такими, как некоторые его сегодняшние подчиненные, и сразу увидел картину: по склону хребта бредут уставшие солдаты, их силы растрачены, а в глазах — равнодушие. И душманы спокойно проходят в зеленую зону.
Не случайно капитану рисовались такие ситуации. В батальоне были офицеры, которые считали физподготовку второстепенной учебной дисциплиной. Мол, сейчас все подразделения действуют на технике, а коль есть техника, то зачем длительные марши, да еще в пешем строю? А затем, дорогие товарищи, не раз отвечал им Черножуков, чтобы быть победителем, а не побежденным.
После завтрака — развод на занятия. На него капитан Черножуков вышел в отутюженной, словно влитой в него форме, начищенных до блеска сапогах. И хотя знал, что «происшествий не случилось», до конца выслушал привычный утренний доклад дежурного. Таков военный уклад жизни, отступать от него нельзя ни в большом, ни в малом.
В кабинете застал незнакомого офицера. Тот представился: лейтенант Юрий Черненко, назначенный заместителем командира батальона по политчасти. Был он молод, если не сказать юн. Пожалуй, только глаза, серьезные и строгие, говорили о его зрелости. Александр давно ждал в батальон политработника — служивший на этой должности офицер получил повышение по службе. «А без комиссара я — как без души», — говорил как-то Черножуков начальнику политотдела дивизии, прося поторопить кадровиков с назначением к нему заместителя по политчасти.
И вот он прибыл, Александр вдруг понял, что не испытывает радости. Смотрел на лейтенанта и думал:
«А станешь ли ты таким, как Андрюша Борисов? Тот и говорил по-другому, и держался, и... Впрочем, что же я? Под один аршин всех равняю. Поживем — увидим».
Вслух произнес:
— Заждались вас. Представлю личному составу и будете знакомиться с людьми.
Получилось суховато, зато по существу.
Шли в учебные классы, и Черножуков поинтересовался послужным списком лейтенанта. Биография Юрия уместилась, наверное бы, на половине тетрадного листа. Закончил военно-политическое училище, потом два года работал заместителем командира мотострелковой роты по политчасти, теперь назначен сюда.
«Куда ему до Андрюши!» — снова с грустью подумал Александр.
И он опять как наяву увидел Борисова, его добрый прищур глаз, услышал его спокойный окающий голос. Вот он сидит в кругу солдат и, по-детски подперев подбородок рукою, размышляет вместе с ними, что-то рассказывает им. Только слова почему-то неразборчивы. О чем же они говорят? Ну конечно же, о революции. И все более отчетливо доносится:
— Сегодня в Афганистане решается проблема мировой значимости. Идет великая схватка с дикостью, отсталостью, средневековьем. Мы с вами — на острие этой схватки. Мы с вами не позволяем и не позволим заокеанским деятелям использовать Афганистан в качестве плацдарма для угрозы Советскому Союзу. Для советского человека чужого горя не бывает.
Да, когда Андрей рассказывал о чем-то, все старались уловить его слова.
«Сможет ли вот так говорить с людьми мой новый замполит? — думал Черножуков. — Сможет ли донести до них те идеи, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца?»
Испытующе присматривался Александр к лейтенанту Черненко, знакомя его с батальоном.
— Вот, пожалуй, показал я вам в основном все и всех, — поглядывая на часы, заметил Черножуков. — Подробнее друг о друге узнаем, как говорится, в деле. Мне пора проверить, как идет учеба.
— Совершенно верно, — отчеканил лейтенант Черненко. — В деле познакомимся ближе.
Наедине с собой Александр проанализировал свое впечатление о политработнике и пришел к выводу, что, пожалуй, он еще не может сформулировать о нем своего мнения. Внешность не всегда портрет души человека, его устремлений, способностей. Даже глупца не всегда распознают по первой фразе. А к понятию «мнение» надо подходить с величайшей осторожностью. Черножуков, имея доказательства, мог сказать: это мне известно. Имея ограниченное число доказательств, он отваживался сказать, что имеет на этот счет мнение. Обладая еще меньшими доказательствами — только предполагал. Однако, как это ни парадоксально, со временем пришел к выводу: предположения почему-то чаще выпирают, чем факты. Факты ведь можно опровергнуть, их можно перетолковать; предположения же, подобно липучке или заразе, легко не отбросишь. И потому чеканная фраза «Совершенно верно, в деле познакомимся поближе», показавшаяся сразу несколько вызывающей, обрела приятный смысл, обещала, что хоть и молод Черненко, но дело ставит прежде всего.
Каждый день комбат проверял ход занятий. Не то чтобы не доверял офицерам, просто видел в контроле организующее начало учебно-воспитательного процесса. Выявлял недостатки, размышлял над ними, чтобы потом, сообразуясь с собственным опытом, выдать четкие рекомендации, принимать нужные меры. Особенно нетерпимо, можно сказать жгуче нетерпимо, он относился к любителям приукрасить положение дел.
Знал, видел: в бою побеждает умный, подготовленный командир, в которого верят солдаты. Это только внешне кажется, как просто отдавать команды. Простота не выходит из простого. Это — синтез сложных умственных и физических усилий.
Память часто возвращает его к тем дням и ночам, к тем людям, с которыми, что называется, съел пуд соли под испепеляющим афганским солнцем. Память — она активна, она действует. Весь свой опыт Александр старался отдавать боевой учебе, чтобы главный экзаменатор — бой, если сегодняшним подчиненным придется участвовать в нем, поставил им победную оценку. Без учебы нельзя, не просто без учебы — без напряженного постижения тех премудростей, из которых слагается бой. Вроде бы азбучная истина, но сколько таких азбучных истин пришлось осваивать ему, образно говоря, выхватывая их из огня.
Многое из того, что необходимо офицеру, дает училище, но ни в одном училище так не научат, как в бою. В Афганистане в делах офицера не было второстепенного, не было мелочей — все одинаково важно. Учились стрелять в падении, маскироваться на голом месте, владеть оружием противника, учились брать перевалы и дома, окруженные дувалами, в жаркой пустыне экономить каждый глоток воды и одной спичкой разводить костер. С высоты обретенных знаний Черножуков не уставал повторять офицерам батальона, что за упрощенчество в учебе в бою расплачиваются кровью.
Командир взвода старший лейтенант Александр Кузнецов тренировал своих подчиненных на специальной полосе препятствий. В полном снаряжении, с оружием солдаты штурмовали разрушенные дома, ныряли в узкий подземный ход. По их разгоряченным лицам струился пот, а сам лейтенант, розовощекий крепыш с голубыми глазами и льняными волосами, рвущимися из-под фуражки, всем своим видом говорил, мол, себе поблажек не даем. Комбату усердие Кузнецова и его подчиненных понравилось, но от похвалы он воздержался.
Дождался перерыва, во время которого солдаты сразу же окружили его, ожидая услышать что-то интересное.
— Неплохо работали, — левой рукой Александр хитровато накрутил на палец пшеничный ус. — Только почему по карнизам не ходили?
Он показал на стену высотою в четырехэтажный дом, сделанную для того, чтобы с ее помощью учиться действовать на высоте. Своего центра по горной подготовке в части не было, и у многих офицеров и солдат складывалось «равнинное мышление». Черножуков в батальоне решительно боролся с этим, переучивал, перевоспитывал людей. В полку его активно поддерживали, построили вот эту стену. Высшим премудростям на ней не научишь, но почувствовать высоту, перестать бояться ее — вполне можно.
— Так вот, — продолжил комбат, не дождавшись ответа на свой вопрос, — бытует мнение, что для действий в горах важнейшая подготовка — физическая — и это действительно так. Правильно говорю?
— Правильно! А как же! По горам лазать по плечу только сильным, — раздалось со всех сторон.
— Согласен и я, — подтвердил Александр, — без физической подготовки там делать нечего. Но это само собой разумеется. И все же смею вас заверить: не менее важно для боевых действий в горах быть подготовленным и психологически. Поясняю примером.
