Георг Хакен - Одна испанская ночь (Треуголка)

Георг Хакен

Одна испанская ночь

(Треуголка)

КОМЕДИЯ В ДВУХ КАРТИНАХ ПО ПОВЕСТИ ПЕДРО АЛАРКОНА

Памяти драматурга Леонида Браусевича

Действующие лица:

Лукас (Лукас Фернандес), мельник, слегка горбат.

Фраскита, прекрасная мельничиха, его жена.

Эухенио (Дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон), коррехидор, с большим горбом.

Мерседес (Донья Мерседес Каррильо де Альборнос-и-Эспиноса де лос Монтерос), коррехидорша, его жена, красавица.

Гардунья, альгвасил, на тоненьких ножках.

Роза-Хосефа, служанка, кормилица Мерседес.

Слуги в доме коррехидора.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

На мельнице дядюшки Лукаса. Сенья Фраскита, вооружившись лейкой и веником, тщательно подметает пол просторной виноградной беседки, служащей входом на мельницу. Дядюшка Лукас, забравшись наверх, срезает гроздья винограда и укладывает их в корзину.

ФРАСКИТА. Осторожней, Лукас! Не упади!

ЛУКАС. Не бойся, я держусь крепко. А знаешь, Фраскита, ты очень нравишься сеньору коррехидору...

ФРАСКИТА. Да перестань! Я сама отлично знаю, кому я нравлюсь, а кому нет! Дай бог, чтобы я так же хорошо знала, почему я не нравлюсь тебе!

ЛУКАС. Вот те на! Да потому, что ты уродина.

ФРАСКИТА. Эй, смотри! Какая я ни есть, а вот как залезу к тебе наверх да сброшу вниз головой!..

ЛУКАС. Попробуй только, я тебя тут живьем съем.

ФРАСКИТА. Ну вот еще! А как явится мой поклонник да увидит нас здесь наверху - скажет, что мы с тобой две обезьяны!..

ЛУКАС. И верно. Ведь ты и впрямь обезьянка, и прехорошенькая! А я со своим горбом тоже похож на обезьяну.

ФРАСКИТА. А мне твой горб очень даже нравится.

ЛУКАС. Ну, тогда тебе еще больше должен нравиться горб коррехидора - он куда больше моего... Да, да, Фраскита! Сеньор коррехидор влюблен в тебя, и у него мерзкие намерения...

ФРАСКИТА. Я давно тебе об этом твержу. Ну да пусть его! Ладно, сеньор дон Лукас! Будет уж тебе ревновать!

ЛУКАС. Я? Ревновать? К этому старому мошеннику? Напротив, я очень рад, что он в тебя влюбился!..

ФРАСКИТА. Почему же это?

ЛУКАС. Да потому что в самом грехе уже заключено возмездие. Ты ведь его никогда не полюбишь, а пока что настоящим-то коррехидором являюсь я!

ФРАСКИТА. Поглядите на этого честолюбца! А представь себе, я его полюблю... Все на свете бывает!

ЛУКАС. Это меня тоже не очень тревожит.

ФРАСКИТА. Почему?

ЛУКАС. Потому что тогда ты уже не будешь прежней; а раз ты не будешь такой, какая ты есть или какой ты мне кажешься, мне уже будет все равно, куда бы черти тебя не утащили!

ФРАСКИТА. Ну, ладно... а что ты сделал бы в таком случае?

ЛУКАС. Я? Почем я знаю!.. Ведь и я тогда буду другим, не таким, как сейчас, я даже не могу себе представить, что будет...

ФРАСКИТА. А отчего ты станешь другим? (Она бросила подметать и уставилась на Лукаса.)

ЛУКАС (почесав затылок, серьезно). Стану другим оттого, что теперь я верю в тебя, как в себя самого, и вся жизнь моя в этой вере. Потерять веру в тебя - для меня все равно, что умереть или превратиться в другого человека. Я стал бы жить совсем по-иному. Мне кажется, я бы заново родился. Родился с другим сердцем! Не знаю, что бы я с тобой тогда сделал... Может, расхохотался бы и пошел прочь... Может, сделал бы вид, что даже не знаю тебя... Может...  Э,  да что это мы ни с того, ни с сего такой скучный разговор завели? Что нам за дело! Пусть в тебя влюбляются хоть все коррехидоры на свете! Разве ты не моя Фраскита?

ФРАСКИТА. Твоя, дикарь ты мой! Я - твоя Фраскита, а ты - мой дорогой Лукас, настоящее пугало, но лучше и умнее тебя никого на свете нет, и уж люблю я тебя... Спустись только с беседки - увидишь, как я люблю! Получишь больше туманов и щипков, чем волос у тебя на голове! Ах! Тише! Что я вижу? Посмотри-ка, Лукас, кажется сюда шествует сам коррехидор...

ЛУКАС. Точно он, собственной персоной. Его невозможно с кем-нибудь спутать из-за необъятных размеров его треуголки и кое-каких особенностей его внешнего облика. Раненько собрался нынче сеньор коррехидор к нам в гости! И один!

ФРАСКИТА. Совершенно один... Странно, что сегодня следом за ним не тащится его прихвостень - альгвасил Гардунья. И чего это ему надо в такую рань?

ЛУКАС. А ты не догадываешься? Из всех, кто ходит на нашу мельницу, один только этот бабник-мадридец имеет дурное на уме...

ФРАСКИТА. Возможно, ты прав!.. Но не бойся! Будь он хоть раскоррехидор, а я отучу его напевать мне в уши.

ЛУКАС. Погоди, не говори ему, что я тут наверху. Он пустится с тобой в объяснения - подумает, что я сплю и меня можно оставить в дураках. Мне хочется позабавиться, слушая, что он будет тебе говорить. (Протягивает Фраските корзину с виноградом.)

ФРАСКИТА. Ловко придумано! Вот чертов мадридец! Неужели он воображает, что и для меня он коррехидор? Да вот он и сам... Гардунья наверняка плетется за ним, да теперь, видно, спрятался где-нибудь в овражке. Какая наглость! Схоронись за ветками, то-то мы с тобой посмеемся, когда он уйдет!..

Коррехидор Эухенио  на цыпочках приближается к беседке.

ЭУХЕНИО. Да хранит тебя небо, Фраскита!..

ФРАСКИТА (кланяясь). И вас также, сеньор коррехидор! Что это вы так рано? Да еще в такую жару!

ЭУХЕНИО. Не так уж рано... Сейчас, наверное, половина четвертого...

ФРАСКИТА. Сейчас четверть третьего. Садитесь, садитесь, ваше превосходительство... Вот сюда, в холодок. Ну, как поживаете, ваше превосходительство?

ЭУХЕНИО. А что Лукас, спит?

ФРАСКИТА. Еще бы! В эту пору он готов заснуть где угодно, хоть на краю пропасти.

ЭУХЕНИО. Ну, так... не буди его, пусть себе спит!.. А ты, моя дорогая Фраскита, выслушай меня... послушай... поди-ка сюда... Сядь!.. Мне нужно с тобой о многом поговорить.

ФРАСКИТА (взяв скамейку, она ставит ее прямо напротив коррехидора). Ну, вот я и села.

ЭУХЕНИО (восхищенно). Сирена! Фраскита!.. Фраскита!..

ФРАСКИТА. Да, я Фраскита! Так что же?

ЭУХЕНИО (с нежностью). Все, что ты пожелаешь...

ФРАСКИТА. Чего я пожелаю... Ваша милость уже знает. Я желаю, чтобы ваша милость назначила моего племянника, который живет в Эстелье, секретарем городского аюнтамьенто... Уж очень трудно ему приходится в горах, а тогда он сможет перебраться в город.

ЭУХЕНИО. Я тебе говорил, Фраскита, что это невозможно. Нынешний секретарь...

ФРАСКИТА. Нынешний секретарь - мошенник, пьяница, скотина!

ЭУХЕНИО. Знаю... Но у него сильная рука среди пожизненных рехидоров, а назначить нового я не могу без согласия городского совета. Иначе я подвергаюсь...

ФРАСКИТА. Подвергаюсь!.. Подвергаюсь!.. А вот мы так всему готовы подвергнуться ради вашего превосходительства, и не только мы с Лукасом, а и весь наш дом, включая кошек.

ЭУХЕНИО (запинаясь). А ты меня за это полюбишь?

ФРАСКИТА. Нет, сеньор, я ведь и так люблю ваше превосходительство.

ЭУХЕНИО. Пожалуйста, не обращайся ко мне так церемонно! Говори просто "вы" или как там тебе заблагорассудится... Так ты полюбишь меня? А?

ФРАСКИТА. Я же сказала, что я вас и так люблю.

ЭУХЕНИО. Но...

ФРАСКИТА. Никаких "но". Вот вы увидите, как красив мой племянник и какой он хороший.

ЭУХЕНИО. Уж если кто красив, так это ты, Фраскуэла!

ФРАСКИТА. Я вам нравлюсь?

ЭУХЕНИО. Нравишься ли ты мне?.. Еще как нравишься!.. Ты лучше всех на свете!

ФРАСКИТА. Что ж, тут нет ничего удивительного. (Она закатила рукав и обнажила свою руку выше локтя.)

ЭУХЕНИО. Настоящая эллинская статуя! Днем и ночью, в любое время, везде и всюду я думаю только о тебе!..

ФРАСКИТА. А как же ваша супруга?

ЭУХЕНИО. Что значит она в сравнении с тобой!

ФРАСКИТА. Так... выходит, вам не нравится ваша супруга? Какая жалость! Мой Лукас видел ее, когда чинил часы в вашей спальне, он мне говорил, что ему даже посчастливилось побеседовать с ней и что она такая красивая, добрая, приветливая.

ЭУХЕНИО. Ну уж...

ФРАСКИТА. Правда, другие говорили мне, что у нее скверный характер, что она очень ревнива и что вы боитесь ее, как огня...

ЭУХЕНИО. Ну уж... Это уж чересчур! Конечно, у нее есть свои причуды... Но бояться ее - никогда! Ведь я же коррехидор!..

ФРАСКИТА. Но все-таки скажите, любите вы ее или нет?

ЭУХЕНИО. Сейчас скажу... Я очень ее люблю... вернее сказать - любил до того, как узнал тебя. Но с тех пор как я увидел тебя, не знаю, что со мною сталось; и она сама замечает, что со мной творится что-то неладное. Достаточно тебе сказать, что теперь... прикоснуться, например, к лицу жены для меня все равно, что прикоснуться к своему собственному... Так вот, понимаешь, я уже не люблю, я уже не испытываю к ней никаких чувств... А вот за то, чтобы только коснуться этой ручки, этого локотка, этого личика, этого стана, я отдал бы все на свете. (Он пробует завладеть ее рукой, но Фраскита с силой толкает его в грудь и опрокидывает навзничь вместе со стулом.)

ФРАСКИТА. Пресвятая богородица! Видно, стул-то был сломанный...

ЛУКАС (просунув лицо сквозь виноградные лозы). Что случилось?