Борис Можаев
ПЕНСИОНЕРЫ
- Кто очередной? - Минеевич вскидывает светлую сквозную бороденку и строго смотрит в зал.
Он сидит за кумачовым столом на сцене, справа от него председатель колхоза, слева - парторг, а где-то за его спиной бригадиры и сам председатель сельсовета. Шутка сказать! Минеевич руководит колхозным собранием впервые в жизни. От волнения нос и глаза его покраснели, словно он только что луку наелся.
- Кто очередной?!
В середине зала качнулась чья-то голова в бараньем малахае, потом поднялась загорбина в рыжем полушубке, выплыла в проход и только тут разогнулась. Высоченный старик в шубных чембарах, которые отвисали на нем, как пустой курдюк у заморенного за зиму барана, снял малахай и, держа его, словно крест, у груди, степенно поклонился лысой головой сначала президиуму, потом залу.
- Граждане колхозники, - сказал он президиуму, затем, повернувшись в зал, - товарищи мужчины, - и, прошамкав беззубым ртом, добавил: - ...и протчие женщины. Поскольку, значит, я, как и всякий живой человек, должен кормиться, я и составил заявление. - Он вынул из кармана чембар тетрадный листок, развернул его и протянул к сцене, а сам - ни с места. - В котором и подаю прошение на пензию. Прошу не отказать.
- Передайте заявление, Викул Андриянович! - Председатель колхоза кивнул, кто-то взял у Викула заявление и передал в президиум по рядам. Председатель уставился в тетрадный листок; его яркие сочные губы были чинно поджаты.
Минеевич все так же напряженно смотрел в зал, положив перед собой на столе сжатые кулаки, как пару гранат.
- Ну как, товарищи, решать будем? - спросил наконец председатель.
- А чего там решать! У него стажу колхозного нет. Какая может быть пензия! - отозвался первым Минеевич.
- Ты, Викул, где был, пока не состарился? - спросили из зала.
- Дак вы же все знаете... где. Но меня это самое... ребилитировали. Викул пошамкал и добавил: - Восстановили, одним словом.
- Вот и ступай туда. Там и спрашивай себе пензию. А на чужой каравай рот не разевай.
- Он у нас черствый... У тебя и зубов нету. Х-хе, - злорадно захохотал тот же голос.
- Куда ж я пойду... Поскольку инвалид, престарелый... - сказал Викул.
- Нет, старики... Вырешить мы должны, - поднялся древний, но все еще юркий, маленький Карпей, замуравевший какой-то землисто-серой щетиной, как еж. - Викул, он человек с уважением.
- А что толку от его поклонов! Все равно на работу он не ходит, сказал кто-то из президиума.
Карпей быстро обернулся к президиуму:
- Совершенно правильные слова сказали... Я только насчет почтительности, стало быть... Викул, он, може, и пошел бы. Мужик почтительный, отчего не сходить? А куда же он пойдет? Може, где он был, там теперь и нет никого. И начальников распустили. Не-е! Вырешить мы должны.
Карпей, торопливо дергая сухонькой головой в стороны, как гусь, заглотавший корку хлеба, победно сел.
- Нет, мы должны вырешить.
- Я грю, стажа у него нет...
- Смотри-ка, председатель, кабы тут обману не было! - загалдели со всех сторон.
- Да стаж у него колхозный и в самом деле малый. - Председатель теребит заявление Викула и смотрит на него так, для порядка. - Значит, всего работал здесь шесть лет, а нужно двадцать пять...
- А что там работал, рази это не в зачет? - спрашивает Викул.
Председатель, совсем еще молодой человек, выпячивает красную, будто с мороза, нижнюю губу, подымает девичьи тонкие брови - силится взвесить Викуловы сроки - и наконец произносит, пожимая плечами:
- Конечно, все надо засчитывать. Но поскольку мы колхоз... у нас есть свой устав... Как собрание решит.
В зале опять заволновались:
- Он там и утром и в обед пайку хлеба получал...
- А мы деруны пекли...
- Хлеба-то не давали на трудодни...
- А ему пайку три раза в день!..
- Дак ведь я ж за эту пайку норму выколачивал!
- А мы что, не работали?
- Зачем все кричите? - приподнялся в президиуме сухопарый татарин с оголенной кирпичной шеей, вылезавшей из облезлой фуфайки. - Пускай Пешка скажет. Она, это самое, парьторг.
- Жасеин! Я сколько раз говорил тебе: не Фешка, а Фетинья Петровна, строго обрывает его председатель колхоза и косо смотрит на широкогрудую, широколицую Фетинью Петровну.
- Какой разница! Пускай будет Петинья Петровна.
Фетинья Петровна зарделась до ушей:
- Дак ежели каждый, кто вернулся, пойдет к нам в колхоз на пензию, тогда чо же будет? На трудодни не хватит.
- Расшиби вас паралик!..
- Я в таком деле несогласная.
Бабы зашумели, заволновались.
- Цыц вы, проклятущие! - не вытерпел Парамон и встал с места спиной к президиуму, лицом к задним рядам, где на скамьях густо сидели колхозницы. - Вам какое равноправие дадено? Голосовать?! Вот и сидите - ждите. А тут мы и без вас разберемся.
- Ты уж помалкивай, Лотоха! - крикнула на него Фетинья Петровна. - Ишь раскричался! Мы еще разберем тебя за домашнее самоуправство.
- Какое ишшо самоуправство? - Парамон с вызовом обернулся и наклонил голову, словно бодаться решил.
- На жену кто руку подымал?
- А ежели за дело? Что ж это за порядок завели: бабу свою нельзя поучить? Дак она тебе на шею сядет. - Он стукнул себя по сухой и морщинистой шее.
- Тебе сядешь на шею...
- Дан на его шее, ровно на суку, воробей, может, и усядется.
Парамон азартно замахал руками, стараясь унять смеявшийся зал.
- Садись, садись, - кивнул ему председатель колхоза. - Дойдет и до тебя черед.
- Мы еще разберем его... Кто у Криволаповой опару хлебную выпил? Фетинья Петровна погрозила пальцем.
- Может, мякину ишшо съел? - огрызнулся Парамон, но сел быстро, как в воду нырнул.
А Викул, чуя, что его "пензия" ускользает, поднял руку и помахал шапкой:
- Я в колхоз вступал ай нет?
- Вступал, - ответил Минеевич.
- Чего я отнес туда? Значит, два хомута ездовых, два пахотных, три бороны, одну железную, - Викул загибал пальцы, - дроги на железном ходу.
- Все понятно, Викул Андриянович, - останавливает его председатель колхоза.
- А ты, председатель, не перебивай! Дай слово сказать человеку, поднялся чернобровый, богатырского сложения кузнец Филат Олимпиевич. - Не то иной человек блоху привел на аркане в колхоз, а туда же за пензией топает... За что, к примеру, Карпею Ивановичу выдали пензию? Что он, внес в колхозную кладовую накопления?
- Извиняем, извиняем... - с готовностью отозвался Карпей. - Я в Назаровке вступал в колхоз. Там я сдал поболе вашего.
- Вот и ступай в Назаровку за пензией! Стаж свой где растерял?
- Товарищи, ведь он же самый старый у нас! - вступается за Карпея председатель. - Ему еще в то время, когда колхоз создавали, уже пенсию надо было платить.
- Совершенно справедливые слова говорите, - ввернул Карпей.
- Сколько вам лет, Карпей Иванович?
- Второй годок после сотни...
- Ну что ж вам еще! - Председатель махнул рукой, и те сели.
Помедлив, сел и Викул.
- Значит, голосуем, - сказал Минеевич. - Кто за то, чтобы Викулу пензию отказать?
Руки поднялись довольно густо.
- Пешка пусть считает...
- Жасеин, опять!
- Петинья Петровна, какой разница...
- Чего ж считать? И так ясно, - говорит Фетинья Петровна. - Большинство против.
- Вот видите, Викул Андриянович, не получается у вас с колхозной пенсией, - обратился председатель колхоза к Викулу. - Придется вам ждать государственной пенсии.
Но Викул встает, тычет себя шапкой в грудь и заведенно произносит:
- Дак же обсудить надоть.
- Все уже, все!.. Голосование было...
- Одно дело - голосование, другое - обсудить надоть. Мне никак нельзя без пензии. - Он опять кланяется президиуму, потом по сторонам: - Товарищи правление! Товарищи мужчины и протчие женщины...
Но его никто не слушает. Председатель, косо поглядывая на листок с повесткой дня, лежащий перед Минеевичем, произносит:
- Разбирается заявление Черепенникова Федула Матвеевича.
- Очередной! - выкрикивает, опомнившись, Минеевич и смотрит в зал.
Встает Федул, плотный квадратный старик с лихо закрученными усами, краснощекий, черноглазый еще по-молодому. Браво расправив грудь, он рыкнул на Викула:
- Кого тебе ишшо надо? Вырешили старики - и надевай шапку. Садись!
- ...поскольку кормильца лишен, - твердит свое Викул.
- Вам будут хлопотать пенсию через сельсовет, Викул Андриянович, пояснил председатель колхоза и кивнул в сторону председателя сельсовета.
- Дадим ему что положено как одинокому. Но учтите, тогда его надо из колхоза выводить. - Председатель сельсовета сел, и стул под ним жалобно скрипнул.
- А у вас таких правое нету, чтобы выводить меня из колхоза. Два ездовых хомута сдал, три бороны, одну железную, да дроги на железном ходу, да плуг двухлемешный...
- Ясно, ясно, Викул Андриянович, - успокаивает его председатель колхоза. - Решили с вами... Садитесь. Похлопочем.
Викул наконец садится, но все еще бормочет про себя:
