1
Да! Кирилл Александрович мечтал только об одном — чтобы они быстрее уехали. Наконец, уехали!
— Па… — вошел в комнату Генка. Вся его длиннющая, трепетно-коварная личность шута и любимого ребенка изображала нижайшую просьбу. — Можно, я возьму твою замшевую куртку?
— Она же на тебе, как на пугале, будет висеть! — всплеснула руками Марина. Кирилл молчанием поддержал жену.
— У меня плечи широкие, — сразу же перешел на свой полуплачущий-полувизгливый тон Генка. — А застегивать не обязательно!
— Все равно! Как на пугале! — Марина причесывалась перед старинным бабушкиным зеркалом.
Генка, подмигнув Кириллу Александровичу, получил молчаливое согласие. На ходу чмокнув мать, отчего она просияла, побежал за курткой в спальню.
— Два идиота! — развела руками Марина и посмотрела на мужа и сына. — Мы тебе тут же телеграфируем… Из Гагр, — она села на подлокотник кресла, прижалась к мужу. — Не волнуйся! Все образуется. Все даже к лучшему…
Она почувствовала, что Кирилл вздрогнул, словно неосторожно коснулись открытой раны.
Из ванной комнаты, уже почти готовая, «в штукатурке», появилась девятнадцатилетняя Галя. У Кирилла стеснилось в груди от жалости к дочери. Хоть самую малость материнского передалось бы ей! Полуженщина-полудевочка… Она надела плащ и невидяще посмотрела на мать.
— Ну? — еле слышно сказала она Марине.
— Ну что «ну»?
— Зачем ты меня вытащила из ванной, если еще рано… — на той же недовольно-болезненной ноте проговорила дочь.
— Или носи длинные юбки, или следи за собой…
Она дернула комбинацию и чуть не оборвала подол.
Галя нехотя посмотрела вниз и потянулась к шкатулке с дамскими принадлежностями.
— Что ты хочешь делать?
— Прихвачу английской булавкой.
— Господи! Сколько тебя можно учить!
Марина быстро расстегивала на дочери дорожный костюм.
— Ма-ам, — лицо Гали исказилось, стало почти плачущим, детским.
— Что? — вдруг испугалась мать.
Она коротко глянула на Кирилла Александровича и толкнула дочь в ванную.
Кирилл Александрович чувствовал, что покраснел… Да, его дочь стала женщиной.
— Ну как? А-а? — вопросительно и восхищенно кричал и кривлялся перед ним Генка. — И совсем не велика! Даже в плечах жмет. У меня плечи шире, чем у тебя…
Он высунул язык, дразня отца.
— Не ори, — еле слышно попросил Кирилл Александрович, отмахиваясь от старающегося боднуть его головой Генки.
— А можно я ее и зимой поношу? — клянчил, морща нос, счастливый и абсолютно равнодушный ко всему остальному миру сын.
— Сбегай вниз! Посмотри, не пришла ли машина? — наконец, смог отпихнуть он это сияющее, румянощекое, иссиняглазое родное существо. — И не закапай! Не замажь куртку там, на юге, — пригрозил убегающему Генке.
— Только коньяком и шашлыками! — передразнивая его, ответил тот и, громыхнув дверью, уже летел по лестнице, прыгая через три-четыре ступеньки.
Кирилл Александрович отвернулся к окну, чтобы скрыть вдруг навернувшуюся слезу.
«Спать надо меньше… меньше! — почти со злобой на самого себя подумал он. — Что за дурацкая расслабленность… Ч-черт!»
Он стукнул кулаком по мягкому подлокотнику и почувствовал, что кто-то смотрит на него. Жена стояла в дверях и, как всегда, всё понимала.
— Иди, иди… — сказала она дочери. — Возьми сумки. Не все же мне тащить.
— А Генка? — недовольно протянула Галя. — Он, как всегда, налегке, да?
— Генка возьмет оба чемодана!
Мать быстро потушила пожар дочернего недовольства. «Неужели так будет всегда?» — спросил себя Кирилл.
— Ну? — вздохнула Марина, обнимая мужа за талию. Он зевнул и с удовольствием потянулся в ее объятиях.
«Точь-в-точь как Генка»», — одновременно подумали они.
— Что ты улыбаешься? — засмеялся он.
— А ты?
— Это даже лучше… что мы уезжаем, — Марина вдруг рассердилась. — В конце концов, не терять же мне отпуск из-за твоих… из-за наших…
Хотя Марина и поправила себя, Кирилл Александрович понял, что ее ни на мгновение не покидало беспокойство.
— Ты — дурак! — коротко и серьезно сказала Марина. Она внимательно, оценивающе смотрела на него. — Красивый, умный… Мужик на все сто! Да дурак.
— Ты не экономь там… Не нужно этого! — сказал Кирилл Александрович, и сама мысль, что они, его семья, могут оказаться в новом, непривычном для них положении, кольнула его.
— А это уж совсем не твое дело! — подняла голос Марина. — Тоже мне Онассис! Ты лучше отремонтируй машину, а то вон такси приходится заказывать. А наш папа — «золотые руки» — слава богу! — хоть бы наконец научился отличать руль от стартера. Ты дождешься, что Генка отканючит у тебя «Волгу»?!
— Этого не будет, — слабо запротестовал Кирилл Александрович.
— А зачем, ты думаешь, он права получил?
— Мотоспорт! Это совсем другое дело…
— Господи! Ты хоть бы иногда слушал, что твои дети говорят по телефону?!
— Мама… Уже без десяти! — в дверях появилась Галя. Кирилл Александрович заметил, что дочери жарко — на слабо веснушчатом носу блеснула капелька пота.
— Сейчас… Займись чем-нибудь. Сейчас! — Марина замерла, потеряв мысль.
— Тимошин — первое! Нахабин второе… В крайнем случае — иди к…
Она минуту смотрела на него, как командир смотрит на хилого новобранца, которому поручено важнейшее задание. А больше поручить некому!
— Ма… Может, я успею выскочить в аптеку?
— Если понадобится, по дороге остановимся. — Кирилл Александрович понял, что Марина снова сорвала злость на дочери. Как всегда, не на нем.
Он посмотрел вслед уходящей жене, подошел к дочери, обнял, осторожно расстегнул ей воротник. Она вздохнула и подняла глаза на отца.
— «Га-Га-Га…» — повторил он ее ласковое, им придуманное имя, и Галя потянулась к нему всем существом — тонкокостным, узким!.. Но все-таки не всем… Ее неяркие, открытые глаза, наоборот, чуть отшатнулись от его взгляда. От возможного вопроса.
— Вспотела ты… — только и нашел что сказать Кирилл Александрович. Осторожно повернув к себе ее лицо, улыбнулся. Хотел вытереть платком ее лоб. Наклонился и осторожно поцеловал дочь в нос, почувствовал губами соленую капельку пота.
— И еще… и еще, — попросила она,
