Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев

Обшарпанные, когда-то разноцветные советские "панельки", построенные на сваях. Вечная мерзлота. Зимой здесь редко видят солнце, а запойные, коих тут немало, не видят его вообще – слишком рано темнеет. Славный град Якутск, отрезанный от всего мира – ни железной дороги, ни мостов, а в Россию только по зимнику. Но ведь Якутск – это Россия? Здесь о последней многие только и слышали от вахтовиков. Здания федеральных органов и театр смотрятся на этом фоне неприлично богато.

Донбасс еще продолжал звонить в набат, призывая из Ростова и Тамбова всех неравнодушных, а Тамбов отвечал.

– Горе там, – вздыхал дедушка, памятуя советское прошлое и дружбу народов.

– Горе тут, – замечал ему молодой студент Северо-Восточного, давно мечтавший уехать отсюда хотя бы в Иркутск.

Оля – девушка со светлыми волосами и голубыми глазами, но немного хищным прищуром, доставшимся ей от бабушки-якутянки – вышла покурить у подъезда. Косилась на дедушку и молила всех святых, чтобы с ней не заговорили. Недавно добровольцем с Украины вернулся ее старший брат – худой и немного сумасшедший. Приехал и сразу страшно запил вместе с отцом, двадцать лет отходившим от другой войны – Чеченской.

Как бы того ни хотелось, но пришлось возвращаться. Нужно было готовить ужин для собутыльников отца.

– Почему дома жрать нечего, а? – стучал обросший мужчина по столу.

– Сейчас все будет, папочка.

– Гости придут, а тут и поставить нечего.

Брат уже "накатил" сто грамм, и сидел довольный, покачивал головой. Здоровье ему еще позволяло пить прямо с утра и вообще до вечера. А вот у мамы сопротивляться всему этому его уже не было. И все, что делала по дому Оля, она делала ради нее.

Мать давно и тяжело болела – сначала сосуды, а потом нашли какую-то опухоль в голове. Лицо за год почернело, а помочь в республиканской больнице ничем не могли. Отправили домой прожить свободно. Страшные головные боли мучили ее последние месяцы. Они уже не прекращались, а теперь перестали действовать любые анальгетики. Мужчинам до нее особого дела не было – ее проблемы лишь клали вишенку на торт человеческого безумия и беспросветности будущего, а по отдельности уже не вызывали сантиментов. Единственное, что отец перестал ее бить, за что та каждый день его благодарила, выходя на кухню попить воды. Шаркала ногами по полу нищенской трешки, когда-то казавшейся большим богатством.

Оля спала с мамой в одной комнате – на соседних кроватях. Маму расстраивало, что она курит, а Оля оправдывалась – хоть какая-то радость.

– Вон у тех за столом тоже радость.

– Ну, мама!

Оля лукавила. Не единственная. Иногда она сбегала к своему Леше, когда тот приезжал с вахты. Сейчас нет возможности – еще минимум месяц. Леша на пару лет старше и работает в Нерюнгри – городе на юге республики, почти на границе с Амурской областью. Платят хорошо, получается что-то копить.

– Еще пару лет, и мы обязательно уедем. Вот увидишь, Оль, – улыбался молодой человек, придерживая ее за плечо.

Оля кивала, но не улыбалась. Сама девушка к двадцати годам тоже много где успела поработать, но нигде не задержалась – платят мало, нервов не хватает. Все, что заводилось в кармане, уходило тут же на жизнь – мама давно не работала, а пособие не платили.

На плите варились макароны и шкварчали магазинные котлеты. Оля такое сама уже не готовила, на закуску сойдут любые полуфабрикаты, а ей как-то не до изысков. Мама вкуса почти не чувствовала, да и кушала немного.

Солнце окончательно село за горизонт, пришел первый гость – бывший сослуживец отца. Старая заношеная одежда. Господь бы с ней с заношенностью – здесь лучшая вещь та, которая не грязная. Разделся, уселся за стол, не помыв руки – подумаешь тоже, какая формальность.

Оля ему первому подала блюдо. Гость покряхтел, поморщился, скосился на бутылку.

– Сейчас, сейчас, Андрюха, – подбадривал его отец. – Ты покушай чуть.

Гость вздыхал – ему хотелось, чтобы налили хоть чего-то. "Ну хоть понюхать дайте!", – думалось. Алкоголь – лишь способ ускорить время. Облегчить страдания? Нет. Найти ответы? Нет. Ускорить время, и укоротить его. Путь для тех, кто не нашел себя, но не может своими руками свой путь завершить.

Оля с каменным лицом расставляла посуду.

– Чего невеселая? – толкнул ее брат.

– А чего гоготать? – шипела.

– Посмотрите на нее! Брысь!

У Оли не было вообще никаких мыслей. Главное стиснуть зубы и потерпеть, как на ненавистной работе, пока не пришла последняя зарплата. Ах, зарплата? Ей последняя так и не "постучалась".

– Эй, ты, на том конце? Ставь еще одну бутылку сюда, – позвал отец.

Оля покорно вынула из морозилки, и даже не хлопнула дверцей.

– Молодчина.

Стали подтягиваться остальные гости. Сначала пришел еще один сослуживец отца, потом бывший одноклассник брата. Одноклассник из тех, кто уже перестал искать себя, и даже Иркутск его не привлекал. Какая разница? Любой город лишь саркофаг, если ты уже мертв внутри. Оголтелое поколение. Здесь через одного не смогли выбраться из слизи и гноя, заполнивших ауру. Он кивнул девушке и как-то ехидно улыбнулся.

Оля повернулась, ничего не отвечая. Мама в комнате тихо плакала. От боли душевной или физической – уже не ответит. Да и ответы не нужны.

Девушка уселась на край кровати и несколько минут смотрела в пол.

– Доча?

– Да, мамочка?

– Тебе не страшно?

– Нет, мама. Уже нет.

– А когда-то было?

– Было страшно, когда внутренние переживания накладывались на внешние неурядицы. А сейчас я отвердела.

– Но надежда есть?

– Лишь для меня, видимо, – горько ответила Оля.

Мама лежала на спине, и слезы дрожали в глазах, никуда не стекая.

– А почему ты спросила, мама?

– Потому что мне страшно. Душа болит. За твою надежду.

Черное окно. Черное как космос, но космоса за ним не видно. Совсем. Только панельки, а за ними сотни километров тундры, в которой даже оленей больше нет. Только снег и наледь. Кровь сотен первопроходцев и их противников – представителей коренных народов. Ушла в соседнюю, чтобы не шуметь.

– Представь, как меня прокатили? Купил и продал квартиру, – кричал Андрюха.

– Может, выпьем?

– Я непотопляемый "Дредноут".

– Откуда ты такие слова-то знаешь?

– Ну знаю, – Андрюха заливался смехом.

– Ты так же безнадежен, как налоговая служба России.

– Да ну?

– У меня подруга работала. Там полный тлен. Вообще.

Андрюха смеялся, чуть не бился головой об стол.

В какой-то момент Ваня – одноклассник брата Оли –