даже не смотрели на девушку, будто ее и не существует. Просто прекрасно.
Спустя несколько минут официантка подошла снова, и только теперь Оля поняла, что к меню даже не притронулась.
– Давайте что-нибудь горячее. На ваш вкус. Мне все равно, что есть.
– Хорошо, – понимающе кивнула собеседница.
Оля пальцами водила по деревянному столу. Когда-то он был красиво отполирован, а сейчас выщерблен. Под потолком качались лампы в дешевых тканевых абажурах – привет из Советского Союза. Теперь ее взгляд привлекли они. В расфокусе кто-то двигался, приглушенно доносились какие-то звуки. Леше девушка так и не сказала, что приезжает. Начнет волноваться или даже отговаривать, потому что поселить ее с собой не сможет, а в остальном дорого.
Вспоминалась мама, когда она была еще молода и здорова. Зимой платили больше, и она покупала ей что-то необычное. Необычной для маленькой Оли могла быть даже какая-то вкусная шоколадка или кока-кола, а если доставались нереально дорогие тут апельсины, то жизнь начинала играть совсем другими красками.
Неожиданно тарелка со звоном ударилась об стол. Перед Олей стоял какой-то странный желтый рис с мясом.
– А есть пиво? Бокальчик.
– Одну минуту.
Конечно же, это сейчас никак не поможет – сначала будет чуть веселее, а потом нудно. Но может быть это позволит часик поспать. Дальше к месту назначения участками будет сплошная гравийка. Будет трясти. Что поделать – дорога в Магадан еще хуже. Иногда по ней совсем не проехать. Официантка принесла пиво и неожиданно уселась напротив.
– Вы не против? Меня Катя зовут.
– Да нет, можете посидеть, – отрешенно ответила Оля, ковыряя свое горячее.
– Я вижу, что у вас что-то случилось.
– Да, я родилась.
Оле не хотелось посвящать в свои проблемы даже совершенно незнакомого ей человека, который никуда это не унесет, но по-женски собеседница ее располагала.
– Вы в Нерюнгри едете?
– Да, еще часов пять, – прихлебнула.
– Я тоже хочу туда уехать.
– А почему не в Якутск?
– Якутск как тюрьма, и там холоднее. В Якутске я родилась, а когда мама умерла, то уехала сюда к ее родителям, чтобы одной не быть. Отца даже не знала. Говорят, где-то в Красноярске обосновался. Совсем успешный по нашим меркам человек.
– Повезло вам, – Оля после слова "мама" даже перестала жевать.
– В чем же?
– Я вот своего отца знала настолько хорошо, что даже и врагу не пожелаю – знать такого отца.
– Давай на ты?
Раз уж разговор завязался, пришлось рассказать про себя вкратце, а про последние дни подробнее – все равно Леше она всего этого не расскажет, а в себе держать не хочется.
– А сколько тебе лет?
– В следующем году двадцать один.
– Мне тоже. А в Нерюнгри надолго?
– В Якутске делать нечего. Думаю, через полгода с Лешей куда-то уедем. На большую землю.
Было заметно, что новая знакомая шокирована такой страшной свежей новостью.
– А почему у тебя на бейдже другое имя?
– Не хочу, чтобы посторонние знали, как меня зовут.
– Но я ведь посторонняя?
– Но что-то в тебе есть.
Бокал опустел быстрее, чем тарелка.
– Еще принести?
– Нет, оно оживит демонов. Не хочу.
– Понимаю.
– Кать, по глазам вижу, что плохо спишь. Когда в последний раз?
– Сегодня, но два часа, а вчера вообще не спала. У бессонницы, как и у алкоголизма, есть один интересный эффект – тебе нужен собеседник, чтобы не оставаться один на один с возбужденным сознанием. Черт пойми что там можно найти.
– Что-то мешает?
– Мама, – коротко ответила Катя. – Она стала часто приходить ко мне. Некоторые люди радуются и ждут сна, а я не хочу ее видеть – мне больно. Извини, что про маму.
– Но это ведь твоя мама. За что извиняться?
– Но ведь твоя мама…
– Неважно. Уже неважно.
Девушки условились однажды встретиться в Нерюнгри. Катя написала на салфетке свой номер.
– Скажем, через месяц. Думаю, что к тому времени я уже смогу туда перебраться.
– Ну а я надеюсь, что не смогу оттуда выбраться, – шутила Оля, отдавая тысячу Кате. – Сдачи не надо, оставь себе.
– Спасибо, – мило улыбнулась девушка. – Это вложение в новую жизнь.
– Точно. Спасибо за компанию. А рис, кстати, суховат даже к пиву.
Попутчики уже успели доесть и позвали Олю, чтобы покурить. Клубы белого дыма окутали крыльцо придорожного кафе. Удивительно, как хорошо здесь видно звезды. На душе стало спокойнее после непринужденной беседы. Разговора, когда никто никому ничего не должен и никто ни от кого ничего не ждет. Оля почувствовала внутри какую-то силу. Даже захотелось расправить плечи. Сигаретный дым, который раньше заполнял внутреннюю пустоту, теперь стал просто дымом, а сама сигарета невкусной. Докуривать не стала.
"Логан" тронулся и взял путь на юг. Километр за километров, а вокруг совершенно ничего не видно, и окна тоже заледенели. Пиво поклонило в сон – та самая романтическая доза, нежная, как ночь Фицджеральда.
Оля чуть сползла вниз и наклонилась к двери, скрестив на груди руки. Тепло, как в детстве под одеялом. Даже беззаботно. А впереди еще целая жизнь, и много самых разных открытий. И возможность кому-то жизнь подарить. Стать другой, построить другую семью. Найти своих и успокоиться. Сделать все, чтобы дети не увидели того, что увидела она. Россия для грустных, но она для нас.
Оля ничего не успела понять, но почему-то закричала, даже не открыв глаза. Отчаянный возглас заглушил визг тормозов. Качнуло в сторону и резко выбросило вперед. Автомобиль, ударившись в лоб со встречной легковушкой, отлетел на несколько метров и багажником вниз ушел с насыпи. Олю вдавило обратно в сиденье. Она на секунду выпала на снег через открывшуюся дверь, но "Логан" тут же ее догнал, эту дверь смяв, а следом девушку придавило телом случайного попутчика. Слабый свет Луны отражался от чистого снега.
Оля больше не чувствовала своего тела. Только голову. По лицу текло что-то теплое. Холодное таяло под щекой. Глаза открыты, и за минуту она ни разу не моргнула. Полная тишина. Никаких стонов, никакого рокота. Безжизненная пустыня, перед которой все равны, прожевала и выплюнула, а сейчас стоит и наблюдает. Но это ненадолго. Сейчас Оля закроет глаза и увидит маму. Увидит и то, до чего не дожила.
