Олег Гриневский - Тайна Великого Посольства Петра Великого

Что ж, Петру не оставалось ничего, как ждать. В Вене все было пересмотрено, и Петр с Лефортом и Головиным отправились в Баден. К ним присоединился Алексашка Меншиков - веселая получиласъ компания. А Возницына в Вене на хозяйстве оставили - пусть готовит визит в Венецию.

* * *

Чудный городок Баден.

У самой кромки холмов Венского леса, там, где стройные виноградники, добежав, замерли у альпийских предгорий, притаилась маленькая деревушка. Ее и не видно с дороги: она утонула в зеленых садах. Только красные черепичные крыши на поверхности да белые в своей строгости шпили церковок с крестами золочеными. Тихо до изумления... Ударит задумчиво и как бы со значением колокол с ближайшей кирхи. Не успеет смолкнуть, как откликнется ему другой, что подальше, и пойдет тихий перезвон по всему Венскому лесу. И опять тишина.

Городок, однако, хоть и мал, но знаменит. Из-под земли бьют ключи горячие и тяжело пахнущие серой. Этими ключами знаменит, Еще римляне древние их приметили. С тех давних пор и известен Баден - Купальненск, если перевести на русский.

Но русские все на свой лад переиначат. Такая уж у них манера. То ли в шутку, то ли для простоты прозвали в Петровой компании этот город "Теплицы". Из-за этого большая путаница получилась. Дело в том, что попало это название в походный журнал и расходную книгу посольства. А это уже документ. И стали потом историки эти "Теплицы" искать. Однако в Австрийской империи оказалось два города с таким названием: один - в Чехии, а другой - в Венгрии. Но у Петра до них добираться времени не было.

А вот австрийские источники однозначно указывают: ездил Московский царь в Баден, а не в какое другое место.

В баденской городской хронике отыскал я упоминание, что Петр приехал в Баден 3 июля, чтобы принимать ванны Герцогбад, и пробыл в городе пять дней. Жил он в доме 1 8 по нынешнему переулку Фрауенгассе. Мы с сыном нашли это место. В самом центре Бадена, где стоит обязательный для всех австрийских городов нарядный памятник чуме, спускается к реке Швехат извилистая улочка Фрауенгассе. Но дом, где жил Петр, не сохранился*. Сгорел, наверное, во время пожара 1814 года, как и многие другие баденские дома. Но чуть дальше, на соседней улице, еще стоят дома того далекого времени.

Нетрудно представить, как потешался Петр, когда въехала его карета в узенькую улочку. Дома-то были маленькие, хоть и двухэтажные, как игрушечные. Петр при его росте рукой до второго этажа достать мог. И комнаты крохотные, но зато уютные, где душно пахнет яблоками и далеким детством. Петр любил такие комнатки с низкими потолками. Это известно.

И еще, наверное, веселились русские потому, что напротив их игрушечного домика стоял маленький женский монастырь, отгороженный от мирской суеты невысокой желтой стеной. Хорошее соседство для развеселой компании.

Впрочем, в той же баденакой хронике отмечсно, что Петр приехал в Баден в сопровождении иезуитского свяшенника отца Вольфа и шести человек свиты. В русских же источниках нигде не значится, что вместе с Петром в Бадене был отец Вольф. А это придает иное значение Петровой поездке, чем просто отдых молодых людей на водах.

* * *

Кто же такой отец Вольф, который не раз встречается нам на страницах этой повести? Зачем он так и липнет к Петру?

Вольф фон Людингзгаузен, как его называли в миру, был человеком незаурядным. Его нельзя было отнести к категории фанатов, какими нередко изображают иезуитов. Скорее наоборот - это был человек из высшего венского света, приятный в общении и безупречного поведения. Лоск дворянина сочетался в нем с жаром миссионера - так отзывались о нем современники. Выходец из знатного вестфальского рода, он получил блестящее образование при польском дворе. Там, кстати, отец Вольф приобрел и знание славянских языков.

У Леопольда он был в фаворе и, не будучи духовником императора, являлся самым влиятельным советником, сопровождая его во всех путешествиях. Как писал о нем австрийский посланник в Москве Корб, это был оракул императора не только в религиозных, но и в светских делах.

Петр довольно часто встречался с ним в Вене и, судя по всему, оказывал ему благосклонное внимание. Об этом не без похвальбы рассказывал отец Вольф в одном из писем кардиналу Паулучи в 1703 году. По его словам, русские послы настаивали, чтобы Петр не оставался наедине с иезуитом, но царь будто бы ответил: этому человеку он во всем верит. Доверие царя, по рассказам Вольфа, распространялось настолько далеко, что он обратился к нему с просьбой быть переводчиком при тайных переговорах с императором, Однако, пишет иезуит, он отказался, так как, с одной стороны, это дело было чисто политическим и могло вызвать немалую зависть у его противников, а с другой - у него не было уверенности, что сможет точно переводить суть таких важных переговоров.

Но как бы там ни было, отец Вольф действительно снискал расположение Петра и беседами, и подношсниями каких-то "инженерных инструментов". 3а это при отъезде из Вены он получил от прижимистаго царя весьма щедрый дар - два сорока соболей и четыре косяка камки - больше, чем кто-либо из министров императора.

Но вот каких-либо источников, свидетельствующих, о чем разговаривал этот человек с Петром в Бадене, не существует - во всяком случае, не нашел. Но думаю, что восстановить их несложно, если проследить дальнейшую цепь событий.

По возвращении из Бадена, утром 13 июля, Петр вновь присутствовал на католической мессе в кирхе иезуитов в Вене. Об этом визите сохранились некоторые подробности. Папский нунций, например, докладывал в Рим:

"С величайшим вниманием царь выслушал мессу его преосвященства, и говорят, что по внешнему поведению не отличался от присутствовавших католиков; затем имел удовольствие беседовать с господином кардиналом Колоницем, который пошел к нему на трибуну... И г. кардинал сказал царю, что, зная его добрые намерения - разбить турок на море, молит бога об удаче его предприятий и чтобы он дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения, что принято было царем довольно благосклонно".

Намек на спасение ясен. Но это только намек. Зато молитва о победе над турками - это как раз то, что Петру нужно больше всего.

Далее царь переходит в "рефекторию" (трапезную) отцов иезуитов и там

ГЛАВА V ВОЗНИЦЫН И ЗАКОН ПУШКИ

Отстучали копыта, улеглась пыль из-под возков, стремительно уносивших Петра в Россию, и остался Возницын в Вене один исполнять нежданно-негаданно свалившееся на него поручение. Царь буквально оглушил его, когда повелел быть чрезвычайным и полномочным послом в Вене. Это еще ладно. Но он поручил ему вести на предстоящем конгрессе мирные переговоры с турками. А это дело хлопотное. Недаром в Посольском приказе в Москве говаривали: нет должности более окаянной, чем быть послом российским на переговорах с иноземными послами.

А что делать? Помолиться имсполнять. Другого не дано.

Тут, наверное, самое время представить нашего нового героя, на плечи которого свалилась столь нелегкая доля.

Великий и полномочный посол, наместник Болховский, думный дьяк Прокофий Богданович Возницын, по свидетельству современников, был человеком высокого роста, грузным, с важной осанкой и неприятным цветом лица. На Карловицком конгрессе появился в длинной одежде, подбитой серыми соболями. На шее у него красовалось шесть или семь золотых ожерелий, на шапке - драгоценное украшение из довольно хороших алмазов. Пальцы были унизаны сверкающими перстнями. Говорил он только на родном языке, то есть по-русски, и всегда держал при себе переводчика. Его сопровождал паж, который держал в руках пару перчаток посла с красивым узором из жемчуга.

Из этого описания Возницын выглядит человеком малопривлекательным и уж во всяком случае не европейского склада. Портрет его, если и сохранился в наших многочисленных запасниках, то пока не обнаружен. Но что портрет или описание внешности... Разве разглядишь за ними человека с его страстями, борениями, муками? Нет, даже не скажешь, умный он или дурак, хороший или плохой. Хотя именно это, а не шляпа характеризует человека.

Но приходится довольствоваться тем, что есть. Итак, родом Прокофий Богданович из дворян Владимирского уезда. Предки его были видными новгородцами, которых Иван Грозный после разорения Новгорода переселил во Владимир. Известно даже колоритное имя родоначальника владимирских Возницыных - Путила. Он служил еще при Грозном. Однако с тех пор зачах род Возницыных, и, кроме Прокофия Богдановича, не встретишь в словарях или жизнеописаниях российских упоминания о других представителях этого рода.

Всего сам достиг Прокофий Богданович - своим умом, своими руками да своей смекалкой. Не было у него знатной родни, которая хоть волоком, но протащит по ступенькам карьеры, Не было и богатства, чтобы ублажить кого надо, а так бы, глядишь, и перепрыгнул через ступеньку. В общем принадлежал Возницын к мелкому служилому люду России, Именно из него да из поповичей и еще "простого всенародства", как называл его мятежный Курбский, черпзлись кадры польячих для московских приказов. Поэтому горбил Прокофий Богданович спину с малолетства над бумагами, которые подписывались потом другими, сочинял речи, которые сам не произносил.