месте.
— Я ему уже сто раз предлагал! — гаркает Генри. — Раз девки у Жана нет, со своей бородавкой он не расстанется.
Теперь вместе смеются Генри и па. Жан мнет коричневый нарост, будто это животное, которое надо успокоить.
— Брайан, если хочешь чего-нибудь выпить…
Он машет в сторону холодильника. В отделе для овощей у них всегда припасен для меня энергетик.
Довольный собой, па потягивается. После удачной шутки он всегда как будто занимает больше места. Генри еще немного посмеивается.
— Кстати, у нас новый съемщик?
— Да, — отвечает па, — вчера заехал.
— Я еще с ним не пересекался, — говорит Жан. — Что за фрукт?
— Ничего особенного. Его, видимо, неожиданно выгнали из дома. — Верхними зубами па почесывает щетину под нижней губой. — Думаю, разводится.
Жан приподнялся на стуле повыше, чтобы увидеть трейлер.
Рико крутится у стола, на котором стоит клетка с хорьками.
— Морис, убери оттуда собаку, — говорит Генри.
— Р-р-рядом! — подзывает па Рико и пронзительно свистит. Пальцем он показывает себе под стул и прижимает пса головой к бетонному полу, пока тот не начинает скулить. Рита поднимает голову, но потом снова растягивается в полоске солнечного света.
— Можно я хорьков покормлю?
— Там есть еще немного… сухой курицы.
Оба хорька встают на задние лапки. Они трясутся, водят мордами из стороны в сторону, толкают друг друга, как будто под их марлевым потолком есть только одно место, куда они могут засунуть свой розовый носик.
Грязным ножом я отрезаю маленькие кусочки мяса и бросаю их в клетку. В этот момент они из вытянутых тревожных колбасок в один миг превращаются в меховые клубочки.
— Аккуратнее с тем ножом, — кричит Черный Генри, забираясь обратно под «мерседес». — С девятью пальцами сложно досчитать до десяти.
Он показывает мне руки: на правой не хватает мизинца. Если я засматриваюсь на это место, Генри всегда превращается в зануду:
— Никогда не хватайся за болгарку с другого конца, парень… Никогда не задерживай оплату… Никогда не думай о бабах, когда тебе надо что-нибудь распилить.
Каждый раз он придумывает новое поучение. Это вполне могло бы сойти за заповеди нашей тмутаракани. А заповедь па тоже начиналась бы с «никогда», а заканчивалась бы «твоя мать». Но у него все пальцы пока что на месте.
— Скажи, Морис… — едко начал Жан, — ты когда аренду собираешься отдавать?
— А, да, — отвечает па и бросает пару банкнот из денег Эмиля на стол. — Вот.
— Ты посмотри-ка.
Жан пересчитал купюры.
— Сколько там? — спрашивает Черный Генри, продолжая копаться в автомобиле.
— Сто десять! — кричит Жан в ответ.
— И это все? — спрашивает Генри.
— Если мои деньги вас не устраивают, я их обратно заберу.
— С тебя тогда еще четыреста двадцать долга.
— А съемщик? — спрашивает Жан.
— А что он?
— Он что, бесплатно тут живет?
— Да будет всё, будет.
— И когда же?
Па быстро облизывает губы.
— В конце недели.
— В конце недели, — повторяет за ним Жан.
— С тех пор как ты этим занимаешься, жильцы платят все позже и позже, — замечает Черный Генри.
— У него сейчас сложный период. Мы же тоже не волки какие-нибудь.
Па отворачивается к стеллажам, стоящим вдоль стены. На одной из полок лежат начищенные до блеска выхлопные трубы. Он качает головой, будто что-то в этом смыслит и считает, что все, что он видит, — просто хлам.
— Отстаньте от этого новенького.
— Чего это?
— Ему нужно всего-то немного личного пространства. Имеет право.
— Я не хочу, чтобы от него были проблемы, — говорит Генри. — Может, его разыскивают за что-нибудь. Не хватало, чтобы сюда понаехали машины с мигалками.
— Такой мужик, а живет один. — Жан многозначительно поднимает брови. — Занавески у него всегда закрыты. Я имею в виду…
— У тебя свечи зажигания еще есть? — спрашиваю я, чтобы увести разговор от Эмиля.
— Свечи зажигания?
— Мне для мопеда.
— Длинный стержень или короткий?
— Короткий, — отвечает за меня па.
— Я могу попозже… там посмотреть.
— Сто десять, — качает головой Генри. — А остальное когда?
— Я же сказал, скоро будет.
— Да?
— Да.
— Ты это уже два месяца говоришь.
По тому, как затряслась у него щека, я понимаю, что па пытается не дать выхода своим эмоциям.
— Или, может, снова электричество отключить? Тебе это обычно помогает.
— Люсьен, может, скоро приедет домой, — снова меняю я тему.
Теперь все смотрят на меня.
— Кто такой Люсьен?
— Да так, никто… — незаметно качая головой, па пытается замять дело.
— Мой брат.
— И он приедет сюда?
— Может быть. Ненадолго.
— На сколько?
— Максимум на неделю. Это временно, — отрезал отец, не дав мне ответить.
— Брай тоже приезжал не навсегда, — говорит Генри, вылезая из-под «мерседеса».
— В каком смысле — я приезжал не навсегда?
— Не вмешивайся! — рычит на меня па.
Рико и Рита вскочили, выгнули спины, навострили уши.
— Ты хороший парень, Брайан… Но это не место для тебя. А теперь твой отец… еще одного сюда притащит.
— Никого ты сюда не притащишь, Морис! — пригрозил Генри.
— Да отвалите вы все!
Па подбирает с бетонного пола пакет с инструментами и выходит. Собаки, виляя хвостами, бегут за ним. На столе остаются лежать смятые банкноты.
Жан поднимается со своего садового стульчика. Тележку с кислородным аппаратом он осторожно помещает между башен из картонных коробок. Мне он жестом показывает, чтобы я шел за ним в заднюю часть ангара.
— Короткий стержень… — После пары шагов Жану стало еще сложнее дышать. — Так ты сказал?
Он открывает один из ящиков.
— Почему Генри так сказал?
— Ты о чем?
— Что я не навсегда.
— А…
Аппарат вдувает издевательски мало воздуха в его легкие.
— Подержи.
Он дает мне две картонные коробки.
— Одной достаточно.
— Одна запасная.
— Спасибо.
Жан поднимает вверх большой палец.
— Па правда так сказал?
— Забудь…
— Я же навсегда!
— Конечно.
— Почему он тогда так сказал?
— Это… — Он ненадолго замолкает, чтобы выровнять дыхание. — Касается только нас и твоего па.
Он неловко проводит рукой по моему предплечью. Его ладони, слабые и скрюченные, обычно безвольно висят на запястьях, как непонятные обрубки. Я и не догадывался, что они способны на такую нежность.
— Сколько с меня?
Он махнул рукой, не требуя оплаты.
— Скажи, сколько они стоят.
— Так отдам.
— Этого достаточно? — отдаю я грязную десятку.
— Слишком много.
— Я еще за фару должен.
Жан ухмыльнулся.
— Ты уверен, что Морис… тебе и правда отец?
Затем он берет десятку, складывает ее пополам и сует обратно мне в руку.
— Подкопи-ка для… девчонки.
— Почему это я не навсегда?
— Ты о чем?
Но па точно знает, о чем я. Он сидит в своем кожаном кресле перед экраном выключенного телевизора, наклонившись вперед и упершись локтями в колени.
— Я же был с тобой
