Но – кто, кто? – в этом Совете министров был тот твёрдый человек, который мог бы решиться на твёрдое проявление, особенно против Совета депутатов? Да никто, кроме Милюкова. Тем более, что вот уже и в его же коренную область Совет вторгался.
Рано утром за кофе, как только пришла вся охапка свежих газет, Павел Николаевич прочёл это воззвание ex officio один раз, тут же и другой раз. Нет, его не обманули эти декорации, что «русская революция не отступит перед штыками завоевателей», – может быть, не отступит, но и, во всяком случае, не наступит, так? А главная фраза была другая, и даже дважды повторена: «решительная борьба с захватными стремлениями правительств всех стран», и тут же – «противодействовать захватной политике господствующих классов».
Как только начинают козырять «классами» – так тут же зияет и пропасть внутри каждой страны и всего человечества. (И «классы» воспринимаются как виноватое Временное правительство и ты сам посреди него.)
Как?! Да главный смысл всей революции и был – остаться верными союзникам вопреки измене царя! И теперь Совет депутатов хотел повернуть правительство на ту же измену? И ведь: своей безответственной декламацией только создают впечатление слабости России: так, чтоб нам перестали верить союзники и перестали бояться враги.
За последние дни несколько раз публично, а в частных беседах безчисленно – заверял Милюков союзников в нашей верности союзным обязательствам, что Россия для этого принесёт безоглядно все необходимые жертвы. И – какая же теперь создавалась постыдная неловкость перед послами? И – какой куклой тряпичной выглядел он сам?
Да не только в этом, но вся логика нашей балканской многолетней политики, но вся логика борьбы этих лет, – разве они допускали так безответственно хлопнуть крыльями и отряхнуться ото всех национальных целей России и прежде всего – от жизненной потребности в Босфоре-Дарданеллах? Cui bono?
Газетчики всего мира сейчас с сенсационными криками разволочат этот «манифест» на позор русскому правительству – и кто же в правительстве способен не испугаться и сказать властное «нет» этой деструктивной стихии? Что ж, Милюков всегда славился своей способностью высказывать неприятные твёрдые вещи. Придётся продемонстрировать это ещё раз, уже при новом режиме. Придётся стать для всех – bête noire.
Какая ирония судьбы: свои главные дипломатические усилия направить не в лавировку меж держав – но: обойти этих сиволапых?
Хорошо, он их заманеврирует. Безо всяких манифестов он твёрдо направит Россию по руслу верности союзникам и собственным российским интересам. Он – реально так проведёт, и не обойтись как-то и заявить об этом вскоре, – против всего тысячеротого Совета.
Однако если бы – только одна эта дерзость! Но вчера же, на том же Совете, они успели принять и ещё одно воззвание – к полякам! Это уже вовсе взбесило Павла Николаевича! За Польшу боролись все – и павший Николай со своим дядей Николаем, и Вильгельм с Францем-Иосифом, и левое крыло собственной кадетской партии, и все сыпали полякам заманчивые декларации и обещания, – и теперь, обогнав Временное правительство, с безпечностью пролаял и Совет: да поднимется восстание во всех трёх частях разделённой Польши! (То есть – и против нас восставайте!)
Легко раздаривать чего не собирали.
Да Милюков и сам уже начал переговоры с польскими кругами. Однако не давали ничего подготовить omnium consensu, но забивали крикливыми декларациями. Тут не скажешь прямо вслух, тут своя филиация идей.
Но приходится действовать – и стремительно даже! Теперь никак не избежать публичного обращения правительства к полякам. И обращению этому неприлично отстать от советского более чем на сутки: эти сутки ещё можно объяснить технически, а готовили будто бы уже давно.
То есть: надо было буквально сейчас, за несколько часов – Павлу Николаевичу, конечно, кому ж ещё? – написать это воззвание, и сегодня же вечером принять его на заседании кабинета, и чтобы завтра оно уже было в газетах. Прямо вот сейчас, за утренним кофе, не отрываясь, тут же, набрасывать его – да не социал-демократическим шавканьем, а достойным государственным языком.
Но именно сейчас-то надо было ехать на дурацкую церемонию – церемонию принятия присяги Временным правительством в Сенате.
Тем более дурацкую, что вчера же, под давлением Совета, правительство должно было отменить присягу для армии, так торжественно установленную. Присяга для армии хоть имела смысл, потому что простые люди верят в этот акт, – но какой смысл имела присяга образованных министров? – только нежелательный оттенок легитимности к порядкам старой России.
Однако надо было спешить к 11 часам в Сенат – и надевать – что же? торжественный чёрный сюртук. (По пути, в автомобиле, уже записывал некоторые фразы воззвания к полякам.)
А Керенский явился на церемонию не в сюртуке, но в наглухо застёгнутой своей полурабочей куртке (которою он, очевидно, хотел изобразить сюртук Наполеона). Оделся так, совершенно не считаясь с общей формой, и даже нарочито, чтобы выделяться демократичностью. И ещё более нарочито, проходя помещения Сената, здоровался за руку со всеми швейцарами и курьерами.
Ах, поздно осознал Павел Николаевич, какого же он дал маху, сам позвав этого демагога в правительство.
Ещё он обратил внимание на уныло-усталое лицо сильно постаревшего Гучкова. Но не обменялись с ним ни словом. А князь Львов светился торжественной глупой радостью.
Тем временем министров пригласили войти в зал 1-го департамента. Здесь, как и во всех залах Сената, был снят портрет бывшего царя, светлел-зиял прямоугольник на стене. Вот уже стояли буквою «П» в своей позолоченной форме 24 престарелых сенатора – и сгруженной кучкой в центре стали министры.
Всё это напоминало детскую игру, когда нужно делать как можно смешней, но не рассмеяться, а то проиграешь. Всех министров попросили поднять правые руки и в такой неудобной позе долго стоять, выслушивая и повторяя слова сенатора-председателя. И слова, конечно, самые банальные: …перед всемогущим Богом и своею совестью… служить верой и правдой народу державы Российской… подавлять всякие попытки к восстановлению старого строя… – (как будто в этом состояла теперь борьба) – …все меры к скорейшему созыву Учредительного… и преклониться перед его волей…
Прежде чем «преклониться перед его волей» – надо было поворачиваться побыстрей да действовать как мужчинам. А вот Гучков – что-то дремал, не оказывался союзник.
Дневное заседание правительства отменили, а до вечернего Павел Николаевич успел составить не только великолепное обращение к полякам, а ещё придумал и более ловкий ход: создание Ликвидационной Комиссии Царства Польского (с участием видных поляков)! Это уже действительно был настоящий ход действия, язык правительства, а не какого-то митинга в случайном помещении, – и показывал, что Временное Правительство не первый день и серьёзно готовится к освобождению Польши.
Ликвидационную комиссию министры сразу поняли и приняли. Но само воззвание? – министры вдруг закапризничали, стали критиковать. И никто не мог возразить по существу: какие ж его мысли неверны? Освобождённая Россия в лице своего Временного Правительства спешит обратиться к вам с братским приветом? – так в лице правительства, а не совета депутатов. Срединные державы Европы предлагают вам призрачные государственные права и этой ценой хотят купить кровь поляков, которые ещё никогда не боролись за деспотизм? – абсолютно правильно. Свободная Россия зовёт вас в ряды борцов за свободу народов? – но это оборот, которым Милюков гордился: что мы – опередили их в свободе, пусть нос не задирают, и теперь зовём их. А дальше – главное программное заявление: что Временное Правительство считает создание независимого польского государства…
Да, но в каких границах независимая Польша? Разумеется, за счёт всех трёх – России, Германии и Австрии.
– Но, – тяжело возразил Гучков, – если им самим дать определять, где кончается Польша, то они отхватят Минск и Киев и всю Литву.
– Я думаю так, – искал Милюков: – из земель, населённых в большинстве польским народом.
– А где пополам с малороссами?
– Нет, тут надо доработать, подумать, как бы не ошибиться. Поляки – слишком чувствительный народ.
– Надо оговорить, – хмурился Гучков, – что, дескать, Россия надеется, что те народы, которые, ну… связаны с Польшей веками совместной жизни, тоже получат, и в Польше, обезпечение национального существования.
Милюков и сам понимал, что поляков надо укоротить, но его формулировка была более тонка.
Дальше – про будущий братский союз с Польшей – правильно. И ссылка, что только Учредительное Собрание может дать согласие на территориальное изменение России – юридически безупречна, этого не может сделать даже правительство, не то что совет депутатов. Светлый день истории, день воскресения Польши, союз наших чувств и сердец – это всё хорошо, но сошлись на том, что надо всё же дорабатывать. Ну, к завтрашнему заседанию, Павел Николаич.
