Виктор Петрович.
— Попробуем. Дайте-ка мне вазелиновое масло, — обратился он к сестре. Виктору Петровичу сказал: — Терпите!
Виктор Петрович терпел. Дамир Усманович довольно долго колдовал с дренажем.
— Готово! О’кэй!
— Уже? — удивился Виктор Петрович. Было больно, но не очень.
Смазали вокруг кожу пастой, забинтовали.
Стараясь дышать очень осторожно (вдруг опять выскочит!), Виктор Петрович медленно направился в палату. Посмотрел на часы: четверть четвертого.
С той ночи и началось. То дренаж выскакивал совсем, то панкреатический сок разъедал резину. Дренаж приходилось менять постоянно. Кроме того, без конца падал пузырек. Нашли наконец подходящий — плоский, из-под сувенирного коньяка, но он оказался слишком большим.
Не проходило дня, а то и ночи, чтобы не меняли дренаж. Кожа вокруг была все время воспаленной, и очень жгло.
Кто-то из сослуживцев Виктора Петровича узнал, что на медицинской кафедре Университета имени Патриса Лумумбы есть профессор Александров — крупный специалист в области панкреатитов.
Проконсультировались у него, директор ПТУ подогнал машину к шестнадцати тридцати, когда врачи разошлись по домам, поехали в больницу, где врачевал Александров.
Войдя к профессору, Виктор Петрович прежде всего попросил:
— Только мне хотелось бы, чтобы о моем визите к вам не знал профессор Западов, и я…
— Чепуха! — сказал Александров. — Это не первый случай, когда пациенты Западова попадают ко мне.
От него сильно попахивало спиртным. Он смотрел Виктора Петровича недолго, потом предложил:
— Ложитесь ко мне, я вас прооперирую.
— Но ведь поджелудочную, кажется, не оперируют, — заикнулся Виктор Петрович.
— Другие не оперируют, а я оперирую. У меня уже более восьмидесяти успешных операций.
— Спасибо, я подумаю, — сказал Виктор Петрович и поспешил выйти из кабинета.
Александров ему категорически не понравился. Начиная с разговора о Западове и кончая своей самоуверенностью.
«Восемьдесят успешных, а сколько не успешных?» — подумал Виктор Петрович.
Он ехал к себе в больницу по людным, почти осенним улицам Москвы. Выгорела трава на газонах. Пожелтели листья на деревьях. Тротуары, правда еще не густо, устилала сухая листва. Было прохладно.
Несколько дней спустя Виктор Петрович вспомнил слова Сергея Тимофеевича о знаменитом гидростроителе Бочкине. Сослуживцы разыскали его по телефону в Иркутске.
Он объяснил, что не пошел на повторную операцию из-за возраста, да еще и потому, что как-то привык к дренажу. А дренаж у него сделан из велосипедного ниппеля…
Как-то зашел Дамир Усманович. Ему уже не раз приходилось вставлять дренаж Виктору Петровичу по ночам.
— Я вот что подумал, — начал Дамир Усманович. — Есть у меня приятель, работает в конструкторском бюро Туполева. Может, посоветуемся? Они там мастера на всякие штуки.
Дамир Усманович привел к Виктору Петровичу своего приятеля.
Маленький забавный человек с непропорционально большой яйцевидной головой и квадратным пенсне, которое без конца сползало на крупный, задранный крючком кверху нос.
Узнав, что к чему, приятель вызвался выполнить необычный заказ. Взял бумагу, стал чертить различные варианты дренажа. Сошлись на одном: надо прикрепить резиновое кольцо. Оно будет плотно прилегать к телу и держать дренаж. С помощью бинтов, конечно.
Попутно Виктор Петрович узнал, что у Дамира Усмановича и его приятеля есть одна общая страсть, хобби, что ли: увлекаются виолончелью. Да, оба любители виолончелисты. На этой почве и познакомились и подружились.
Они не пропускают ни одного концерта с участием знаменитых и подающих надежды виолончелистов.
— Между прочим, — игриво заметил Дамир Усманович, — мы в концертах часто встречаемся с вашей Машенькой…
Виктор Петрович смутился.
В мастерских КБ сделали дренаж. Сам Дамир Усманович взялся его вставить. Вроде получилось.
Но на пятые сутки опять панкреатический сок разъел и дренаж и само кольцо. Опять все начиналось сначала.
Так прошел сентябрь, октябрь и ноябрь. За окном уже вовсю хозяйничала зима.
А Виктор Петрович продолжал воевать с дренажами.
Все это было мучительно, но почему-то больше всего Виктор Петрович смущался Маши. Развалина, совсем развалина!
Из санатория вернулась Вера Ивановна, помолодевшая какая-то, посветлевшая.
Вера Ивановна в первый же день осмотрела Виктора Петровича на перевязке. Сказала:
— Это, конечно, все на соплях сделано. Надо что-то придумать!
И придумала:
— А что, если попробовать медицинский бандаж?
Сослуживцы достали ему бандаж самый лучший, чешский. Широкий брезентовый пояс с кармашком для пузырька.
Продырявили дырку для дренажа.
Виктор Петрович надел бандаж.
— Удобно?
— Вроде удобно.
Первые дни все было прекрасно, но потом панкреатический сок съел дренаж. В бандаже вокруг дренажа образовалась дырка…
А время шло. Скоро уже шесть месяцев, как он в больнице. Надо или выписываться, или проситься на пенсию…
Стоял декабрь. Погода барахлила. То мороз, то оттепели. То капель с крыш, то метель и пурга. К двадцатым числам начались обильные снегопады. Снег валил ночью и днем. Улицы расчищать не успевали. Больничный двор пересекли десятки узеньких тропинок. Машины буксовали.
Однажды утром Виктор Петрович проснулся почему-то в хорошем настроении. Пощупал повязку — не промокла: ни жжения, ни болей.
Пришла Маша, как всегда, первой.
Он похвалился перед ней, спросил:
— А если не делать перевязку, раз все спокойно.
— Конечно, — согласилась она.
Так было и на следующий день. И еще на следующий.
Наконец повязку сняли. Дренаж лежал рядом со свищом. Свищ закрылся.
Не может быть! Нет, точно, закрылся!
Утром примчался Западов.
Осмотрел Виктора Петровича.
— Ну, братец, — сказал, — вы меня удивляете. Вторая ошибка с вами!
— Почаще бы такие ошибки, — сказала Вера Ивановна.
— Закурим? — спросил Сергей Тимофеевич.
И они, довольные, втроем закурили: Сергей Тимофеевич, Вера Ивановна и Виктор Петрович.
Утром Маша робко спросила:
— Виктор Петрович, а Новый год где вы будете встречать?
— Не знаю даже, — признался Виктор Петрович.
— Я почему… — сказала Маша. — А то, может, к нам приедете?
Он не поверил своим ушам.
— К вам? Да я с огромным удовольствием. Вы даже не представляете!
Его выписали за три дня до Нового года. От машины, которую ему предложил директор училища, он отказался:
— Нет, нет! Хочу сам пешочком!
Он вышел за ворота больницы и направился к Ленинградскому проспекту. Было прохладно, и он с удовольствием глотал свежий зимний воздух. В лицо били хлопья снега. Мимо бежали люди, все куда-то торопились, многие несли елки.
А он шел не спеша, словно впервые попал в этот огромный, суетливый город, и наслаждался всем, что окружало его: домами, машинами, людьми, снегом.
Может, и правда, он был сейчас во втором измерении?
Памяти негромкого
певца России С. Я. Надсона
Сентябрь 1886 года. Киев.
По городу расклеены афиши:
«Театр г. Савина (быв. Бергонье)
11 сентября
Вечер стихотворений г.
