- Да-да, не удивляйся, именно, помочь. Ты извини, что я раньше не посвятила тебя в свои дела, наверное, из суеверия, но я как раз собиралась это сделать. Пока единственный посвящённый человек в школе - это директор, Ашот Аванесович, ты поймёшь, почему. А дело в том, что мой Саша уже прошёл все инстанции разрешений и согласований для поездки по трёхгодичному контракту на Кубу; он будет связан с оборудованием для строящейся ТЭЦ. Ты видела новую математичку, это Ашотик без лишнего шума нашёл мне замену, ходит со мной вроде стажёрки, знакомится с классами. Через две недели в Москву вылетаем, и оттуда уже на место... Так вот, Мариша, сейчас я решила, что тебе не помешают ключи от нашей кооперативной квартиры. За неё уже уплачено на три года вперёд, так что вам придётся рассчитываться только за электричество, которого, впрочем, у влюблённых расходуется не много. Подожди, подожди, - остановила она поднявшуюся её навстречу Марину с полными слёз глазами и мимикой, выражающей смешанное желание - смеяться и плакать, - реветь потом будем, при расставании, а пока слушай: значит, завтра после школы едем ко мне - я представлю тебя соседям по площадке как Сашину дальнюю родственницу, так как они знают, что у меня никого нет, а его близкие живут в Краснодаре. Сашу я предупрежу, что у него появилась многоюродная сестра, которая в наше отсутствие будет иногда заглядывать в квартиру, чтобы не дразнить воров и наводчиков бесхозным кооперативом. А кто будет тебя охранять в это время никого не касается... Ну, вот... А если у тебя не сложится, или что... значит - не судьба, а соседям скажешь, что уезжаешь... или заглядывай, как захочешь...
- Сложится, сложится, я знаю... Спасибо, Зоинька, родная..., - Марина, наконец, дала волю своим чувствам на плече у подруги, - ну, всё, всё... затихаю, скоро ведь на урок... Зойка-а, ты ведь сняла камень с души, - она уже просияла, - а что молчала раньше - и правильно, люди завистливые есть, разом сглазят. И до отъезда молчи... Я бы тоже не болтала о таком...
В середине ноября Зоя Павловна с мужем отбыли в тёплые края, а Марина с Ширинбеком обрели постоянный двухкомнатный "шалаш" для земного рая в многоквартирном кооперативном доме на проспекте им. Ленина, в престижной для жилья части города.
Марина была счастлива. Она теперь, кажется, поняла выражение "на седьмом небе от счастья", потому что взлететь на такую высоту можно только во сне, когда чувствуешь себя легко и свободно, паришь, как вольная птица без забот и желаний, способная нести добро всему миру. И она боготворила того, кто наполнял её этим чувством - единомышленника, верного помощника, неустанного любовника.
Кто знает, как люди находят друг друга, почему влюбляются, за что любят? Точно - никто, а приблизительно - каждый по разному: за внешность, мягкость характера или, наоборот, за твёрдость, за щедрость, а, может, и за хозяйственную прижимистость, за рассудительность и за порывистость, за скромность и раскованность, за тембр голоса или родинку в укромном местечке, за..., за..., за...
Марина любила Ширинбека за то, что он есть, и чем дальше, тем больше. Она, как реалистка, не строила никаких собственнических планов, была готова довольствоваться статус кво, но уж это самое кво она никому и ничему уступать не собиралась.
Как малоискушённую любовницу, не имевшую до этого опыта измен, её порой одолевал страх разоблачения, причём разоблачения с обеих сторон, с которых она защитила свою любовь неравновесной ложью. Задумываясь об этом, она понимала, что главная и наиболее весомая ложь - это, конечно, её предательство человека, с которым она связала судьбу, хоть и не страстно любимого, но весьма достойного и уважаемого ею, отца её девочек. Оправданием тут, хоть и довольно слабеньким, она считала своё неизменно ровное и доброжелательное отношение к мужу, может быть даже внешне более заботливое, чем раньше, до того, как... Что касается сохранения ситуации в тайне от него, то преодолевая внезапные приступы беспокойства, Марина уповала на присущую ей рассудительность, женскую хитрость и интуицию, обычно её не подводившие.
Ложь вторая, которую она считала менее значимой, потому что та относилась к другой стороне треугольника, на самом деле при раскрытии могла бы вмиг разрушить созданный при её же помощи вожделенный мирок женского счастья. Марину поразило при первой встрече с Ширинбеком название предприятия, которое тот гордо представил как место своей работы. Она тогда с трудом сдержалась, чтобы не "обрадовать" его, что там же уже много лет трудится её благоверный - сработала та самая интуиция, а рассудительность тут же подсказала, что Ширинбеку лучше не знать этой правды - они должны быть знакомы между собой, а может, и приятельствуют, и тогда её тайным грёзам наверняка не суждено будет сбыться. Поэтому она наплела что-то о постоянных командировках мужа, назвала его другим именем, а дома к появлению Ширинбека убирала с виду все его и их совместные фотографии, оставляя лишь пару своих. Однажды, правда, Марина по его просьбе всё же показала ему одну, заранее заготовленную на этот случай фотографию, снятую зимой, на аллее подмосковного пансионата, издали в полный рост - она в вязанной шапочке, он в глубоко надвинутой шапке-ушанке с отблескивающим кожаным верхом. Сказала, что муж не любит фотографироваться. По фотографии можно было создать представление об общем облике мужчины, но не о чертах его лица, хотя Ширинбек и заметил, что "Юрий" кого-то ему напоминает, но тут же и забыл об этом.
V
Несчастный случай?
В это утро в кабинете следователя районной прокуратуры Натальи Ивановны Большаковой сидели трое. Сама хозяйка кабинета, лет сорока высокая и грузная женщина, в полном соответствии со своей фамилией горой возвышалась над своим рабочим столом. Весь её облик и грудной прокуренный голос, и даже отдельно взятый мощный бюст, покоящийся сейчас на подушечках кулачков, опёртых о стол, внушали почтение к их обладательнице, не говоря уже о той репутации, которую снискала Наталья Ивановна за полтора десятка лет службы в самом большом промышленно-курортном районе города.
За приставным столом друг против друга расположились ответственные за безопасность работ, а, следовательно, и за происшествие - главный инженер Управления буровых работ Эрнест Карев и его коллега из строймонтажного Управления Хандадаш Новрузов.
Наталья Ивановна ещё раз наклонила голову к лежащему перед ней на столе большому раскрытому блокноту, пробежала глазами сделанные там накануне записи, затем выпростала из-под правой груди пригревшуюся там руку и придвинула к себе ещё две папочки, в одной из которых - нежно-голубого цвета, Эрнест узнал собственность своего отдела кадров. Другая, серая, видимо, принадлежала СМУ Хандадаша.
Карев вспомнил, как великая аккуратистка и интеллигентнейшая женщина, инспектор по кадрам Управления Антонина Петровна Цигель, чуть ли не за рукав притащила к нему в кабинет главбуха, отказывавшегося дать согласие на оплату повышенной стоимости этих папок, которые она раздобыла по блату из фонда Совета Министров республики.
- Да поймите же, дремучий Вы человек, - продолжала она коридорный спор с бухгалтером, - я ведь не о бездушных цифирках ваших отчётов пекусь, а о личных делах наших людей, и они должны напоминать цвета неба и моря, а не быть серыми или чёрными, как у негра в..., - она запнулась, хотя всем была известна её способность выпалить любым крепким словцом в гневе праведном, придающая пикантность облику царской фрейлины петровских времён. Бухгалтер только разводил руками, а Эрнест решил спор в пользу небесного сияния из шкафа-сейфа - хранителя личных дел.
Теперь одно из них, его собственное, не спеша перелистывала другая "фрейлина" - истинно русская красавица с русой косой, собранной в тяжёлый узел на затылке, но фигурой смахивающая больше на царских гренадёров.
- Так что`, Эрнест..., - она мельком глянула в папку, - Аркадьевич, куда же девался ваш работник?
- Не знаю, Наталья..., - он тоже сделал еле заметную паузу, Ивановна, думаю, что каким-то образом упал с эстакады, и штормом унесло в море... Мы, что могли - обыскали... Бестолку...
- Вот видите - не знаете, а вчера утвердили акт комиссии о несчастном случае с указанием вины предприятия. Как это понимать прикажете, Эрнест Аркадьевич?
"Уже знает, - промелькнуло в голове, - но это не её дело"
- А очень просто. Семья, состоящая из неработающей жены и двух малолетних детей, осталась без кормильца. Если я сейчас встану в позу борца за честь предприятия, то, во-первых, защитить её всё равно не смогу, так как человек погиб на рабочем месте, а, во-вторых, пособие семье начнут выплачивать только через шесть месяцев бесполезных, чисто формальных поисков, а дети должны есть каждый день, по три-четыре раза... Этими соображениями и руководствовалась наша комиссия... И я... А если виновными окажутся строители, или, что маловероятно, какой-то криминал обнаружится, он перевёл взгляд на Хандадаша, - взыщем эти деньги законным путём со СМУ... или с преступника...
