ПЕТЕР. Я думаю, что много. Как им не быть! Ведь мы же все происходим от Адама и Евы.
ИЗЕКИЛЬ. Ну, никакого порядка нет в нашей небесной канцелярии, прости господи! Вот вернется апостол Петр, пусть он сам с тобой разбирается. А пока напиши на этом листе свой куррикулюс витэ.
ПЕТЕР. Что, что?
ИЗЕКИЛЬ. Ну, жизнеописание, по-вашему. Чем ты занимался в своей жизни.
Петер садится за стол, пишет.
ПЕТЕР. Готово.
ИЗЕКИЛЬ. Так быстро? И что же мне теперь с тобой делать? Негоже держать тебя под дверями. Иди, прогуляйся, обозри, какое место тебе уготовано. (Достает из-под порога ключ и открывает врата.)
ПЕТЕР. А что там?
ИЗЕКИЛЬ. Новая Голландия, пятая сторона света, а, по-вашему, райские кущи.
Петер идет по райскому саду и видит Лизбету. Петер бросается к ней.
ПЕТЕР. Лизбета, ты здесь! Как ты тут?
ЛИЗБЕТА. Я? Я живу тут интересно. Тут столько дел! Здесь я счастлива, Петер.
ПЕТЕР. Я очень рад твоей доброй улыбке, Лизбета. Скажи, ты меня простила?
ЛИЗБЕТА. Да. И ты меня прости, как я тебя прощаю. Тут, понимаешь, все друг другу всё прощают.
ПЕТЕР. Но ты передо мной ни в чем не виновата!
ЛИЗБЕТА. Извини, Петер, мне некогда... Ну, мы еще увидимся.
ПЕТЕР. И ты мне больше ничего не скажешь?
ЛИЗБЕТА. Петер, достань себе горячее сердце!
Лизбета исчезает, рядом с Петером вновь оказывается святой Изекиль.
ИЗЕКИЛЬ. Ну, Петер, иди сюда, да обожди меня малость. Я сейчас вернусь.
Изекиль вводит Петера в небольшой дом, в котором ничего нет, кроме горящих лампадок, а сам исчезает.
ПЕТЕР. Что это за место такое? Что за лампадочки? (Внимательно всматривается) Понял! Это же жизни человеческие. И сколько им гореть, столько и нам на белом свете жить. А вот и моя лампадка. Ах ты, боже ж мой! В моей лампадке масло только на донышке чуть плещется, а в других масла еще полным-полно. Скажи на милость! Ну что тут делать? У нее и огонек едва горит. Вот-вот погаснет... Так нет же, шалишь! Я здесь отбавлю, а там прибавлю, - вот и будет ровно. (Пытается перелить масло из одной лампадки в другую.) Ох, ты, господи, не льется, хоть совсем перевороти.
За спиной Петера появляется святой Изекиль.
ИЗЕКИЛЬ. Ты что это, раб божий, делаешь?
ПЕТЕР. Да ничего, святой пророк, вот на огонек божий любуюсь.
ИЗЕКИЛЬ. Стало быть, на огонек, говоришь?
ПЕТЕР. На огонек, вот те истинный крест!
ИЗЕКИЛЬ. Ну ладно. Пойдем теперь в другое место. Посмотришь, что для тебя там припасено.
Изекиль ведет Петера в другую часть дома.
Входи сюда, а я за тобой потом приду.
ПЕТЕР. Темно там, не вижу я ничего.
ИЗЕКИЛЬ. Ступай, ступай. Осветится.
Изекиль вновь исчезает. Петер входит в помещение, которое действительно наполняется светом. Петер осматривается. Перед ним висят котлы, под которыми навалены кучи угля.
ПЕТЕР. Куда я попал? Цепи какие-то, крючья, щипцы громадные! Кругом котлы висят, а под ними угля - целые груды! Вот и греши на этом свете! Страшно! Не припасено ли здесь и для меня чего-нибудь?
Петер подходит к самому большому котлу.
Так и есть: висит котел, а под ним угля-то видимо-невидимо. Вот не пожалели! А у других и котлы помельче, и угля под ними - самая малость. Ну, ничего, я от своей кучи уголь отгребу, а к другим пригребу.
Петер пытается перенести уголь от своего котла к другим. Неожиданно за его спиной появляется святой Изекиль.
ИЗЕКИЛЬ. Что это ты, раб божий, делаешь?
ПЕТЕР. Да вот, святой пророк, хотел уголек посмотреть, я ведь когда-то был угольщиком, но поскользнулся, упал, штаны запачкал. Водичку ищу, помыть бы их.
ИЗЕКИЛЬ. Верно. Надо тебе помыться, да только не водой, а слезами горючими. Ступай-ка, братец, тебя твой тезка к себе кличет.
ПЕТЕР. Какой такой тезка?
ИЗЕКИЛЬ. Святой Петр апостол. Идем.
Изекиль подводит Петера к воротам, у которых стоит святой Петр.
ПЕТР. Так значит это ты угольщик Петер Мунк? Петер - камень! Петер холодное сердце!
ПЕТЕР. Я.
ПЕТР. Я прочитал твой куррикулюс витэ. Как же это ты умудрился попасть в наш паноптикум, ин парадизус. Святой Изекиль, как это парадизус?
ИЗЕКИЛЬ. Рай, святой Петр.
ПЕТР. Вот-вот, рай! У нас тут в горних кущах таким грешникам, как ты, места нет! Ишь ты, праведник выискался, который, гляди, святой Изекиль, и в господа Бога нашего не верует!
ПЕТЕР. А сам-то! Тоже мне благородный святой! Это ты трижды Господа продал, так в Евангелии сказано, и за что тебя Бог в апостолы выбрал? Тебе самому в раю делать нечего.
ПЕТР. Нет у нас места в раю для хамов. Изыди восвояси! Успеешь дома отмыться, пока масло в лампадке горит, - твое счастье. Нет, - пеняй на себя. А масло, что ты в свою лампадку подлил, вновь исчезнет. А уголь, что ты от своего котла отгреб, назад вернется, потому что, как ты ни старайся, угольщик Петер Мунк, а останутся на твоей одежде пятнышки!
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Петер стоит перед огромной елью на Еловом Бугре.
ПЕТЕР. Под косматой елью
В темном подземелье,
Где рождается родник,
Меж корней живет старик.
Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад.
Кто родился в день воскресный,
Получает клад чудесный.
Появляется Стеклушка. Он весь в черном: кафтанчик из черного матового стекла, черные шаровары и чулки, черная хрустальная лента обвивает шляпу.
СТЕКЛУШКА. Что тебе надо от меня, Петер Мунк?
ПЕТЕР. У меня осталось еще одно желание, господин Стеклянный Человечек. Я хотел бы, чтобы вы его исполнили.
СТЕКЛУШКА. Разве у каменного сердца могут быть желания? У тебя уже есть все, что требовал твой дурной нрав. А если тебе еще чего-нибудь не хватает, проси у своего друга Михеля. А я вряд ли смогу тебе помочь.
ПЕТЕР. Но ведь вы сами обещали мне исполнить три желания. Одно еще остается за мной!..
СТЕКЛУШКА. Я обещал исполнить третье твое желание, только если оно не будет безрассудным. Ну, говори, послушаем, что ты там еще придумал?
ПЕТЕР. Я хотел бы... я хотел бы... господин хранитель клада, чтобы вы вынули из моей груди этот мертвый камень и вернули мне мое живое сердце!
СТЕКЛУШКА. Да разве я с тобой заключил эту сделку? Разве я Голландец Михель, который раздает золотые монеты и каменные сердца? Ступай к нему, и там проси свое сердце!
ПЕТЕР. Но он ни за что не отдаст мне его.
СТЕКЛУШКА. Да, конечно, он не захочет отдать тебе твое сердце... И хотя ты очень виноват перед людьми, передо мной и перед собой, но желание твое не так уж глупо. Я помогу тебе. Слушай: силой ты от Михеля ничего не добьешься. Но перехитрить его не так уж трудно, хоть он и считает себя умнее всех на свете. Нагнись ко мне, я скажу, как выманить у него твое сердце.
Стеклушка шепчет что-то на ухо Петеру.
Запомни же, если в груди у тебя будет опять живое, горячее сердце и если перед опасностью оно не дрогнет и будет тверже каменного, никто не одолеет тебя, даже сам Голландец Михель. А теперь ступай и возвращайся с живым, бьющимся, как у всех людей, сердцем. Или совсем не возвращайся. И помни: я исполнил твое третье, последнее желание. Желаю тебе удачи! Прощай, Петер Мунк!
Стеклушка исчезает. Петер перепрыгивает через канаву и оказывается во владениях Голландца Михеля.
ПЕТЕР. Голландец Михель!
Появляется Михель.
МИХЕЛЬ. А, Петер! Зачем явился?
ПЕТЕР. Мне нужна твоя помощь. Добрые соседи заметили, что пропала моя жена. Боюсь, что они поднимут шум, начнутся всякие разговоры...
МИХЕЛЬ. Да, теперь не оберешься хлопот. Пожалуй, приятель, тебе придется на время уехать из наших краев. Тебе, верно, деньги нужны?
ПЕТЕР. Да, и на этот раз побольше. Ведь до Америки далеко.
МИХЕЛЬ. Ну, за деньгами дело не станет.
ПЕТЕР. А какой ты все-таки ловкий обманщик, Михель! Ведь я было совсем поверил, что ты вынул мое сердце и вставил вместо него камень.
МИХЕЛЬ. То есть как это так? Ты сомневаешься в том, что у тебя каменное сердце? Что же, оно у тебя бьется, замирает? Или, может быть, ты чувствуешь страх, горе, раскаяние?
ПЕТЕР. Да, немного. Я прекрасно понимаю, приятель, что ты его попросту заморозил, и теперь оно понемногу оттаивает... Да и как ты мог, не причинив мне ни малейшего вреда, вынуть у меня сердце и заменить его каменным? Для этого надо быть настоящим волшебником.
МИХЕЛЬ. Но уверяю тебя, что я это сделал! Вместо сердца у тебя самый настоящий камень, а настоящее твое сердце лежит в стеклянной банке рядом с сердцем Иезекиила Толстого.
ПЕТЕР. Именно Иезекиил мне-то и сказал, что ты нас надул. Ты просто пустобрех!
МИХЕЛЬ. Уверяю тебя, что и у Иезекиила, и у всех, кто получил от меня богатство, такие же холодные сердца как у тебя. А ваши горячие хранятся здесь у меня.
ПЕТЕР. Ну, и горазд ты врать! Это ты рассказывай кому-нибудь другому!
МИХЕЛЬ. Если хочешь, можешь посмотреть сам, чтобы убедиться.
ПЕТЕР. Есть на что смотреть! Когда я путешествовал по чужим странам, я видел много диковин и почище твоих. Думаешь, я не знаю, что сердца, которые лежат у тебя в стеклянных банках - искусственные, сделаны из воска. Нет, что там ни говори, а колдовать ты не умеешь.
