слушалку:
– Двести на сто десять, – сообщила она и сунула ему под язык таблетку каптоприла.
Потом они с Денисом что-то рассказывали ему успокоительное, и дед действительно успокоился, ему стало лучше. Речь соседей журчала как ручей, как чистая речка Вазуза в далёком детстве. Он очнулся от дрёмы, когда соседка пыталась укрыть его одеялом.
– Простите, я вас разбудила. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Совсем хорошо.
– Померим ещё раз давление?
– Давайте.
Елена Владимировна померила:
– Сто пятьдесят на восемьдесят. Мы пойдём тогда. Спите спокойно. Станет хуже, стучите. Двери не запирайте, никто не придёт.
И они собрались уходить. Тогда он позвал:
– Денис, останься, мне надо тебе что-то сказать.
Когда Елена Владимировна ушла, он указал на дверцу шкафа:
– Открой.
Денис открыл.
– Видишь чёрный радикюль? Там у меня сто тысяч. Возьми их. Когда поедешь в город, найди Звягинцеву Елену Анатольевну. Она живёт…, – и дядя Ваня назвал адрес. – Запомнил? Отдай ей эти деньги. Это всё, что у меня есть. Пусть лечит своего ребёнка.
– Ты что, дед, умирать собрался?
– Нет, но пусть у тебя будут. На всякий случай. Ты когда поедешь в город?
– Может даже на той неделе. А ты, дед, хорошо подумал?
– Хорошо. Я же тебе сказал, что, если так не сделаю, не смогу считать себя человеком.
– А Сенька что скажет?
– Это его проблемы, что ему говорить. На похороны я ещё успею собрать. А нет, – всё равно закопают: протухнуть не дадут.
– А вдруг деньги твои присвою? Не боишься?
– Нет, не боюсь. Я тебя знаю. Ты шпионством не занимаешься.
Дед долго не мог заснуть. События вчерашнего бурного дня крутились перед глазами. Он представлял себе, как жутко и тоскливо должно быть Людмиле в её первую тюремную ночь. Вспоминал, как билась она в клетке от ужаса, услышав приговор, и какой твёрдой стала потом, когда прощалась с ним и с Леной, и как увели её в наручниках. Несколько раз дед вставал. Печь, вытопленная им до того, как «стало плохо», совсем остыла и в доме было холодно. Оконные стёкла замёрзли до самой верхней шибки, значит на дворе было под сорок. Тяжёлая голова кружилась и болела. Заснул далеко за полночь. Проснулся от того, что раскалённая железная рука схватила и сжала его сердце. Он сразу узнал Её, испугался и хотел постучать в стенку, но его собственная рука не послушалась его и, слабо шлёпнув по ковру, упала на постель. Соседи от этого шлепка конечно не проснулись. Железная рука замерла, раздумывая, убить его или пощадить. У деда уже мелькнула надежда, что боль, как не раз бывало, отпустит его, но она вдруг рванула вперёд и перешла границу, за которой жизни уже не было.
Утром Денис, не увидев в его окнах привычного света, зашёл в незапертые двери, и сделал всё что в таких случаях положено: вызвал милицию, скорую, и позвонил Семёну.
Денис выполнил и последнюю просьбу дяди Вани. На девятый день – так уж получилось – он поехал в город, разыскал Лену и передал от него сто тысяч и столько же от себя.
– Как ваш мальчик? – спросил он.
– Слава Богу, приступов больше нет. Через десять дней повторная операция. Ужасно боюсь, но есть надежда. Сама операция бесплатная, а препараты, и всё остальное надо покупать самим. У меня есть теперь триста тысяч. На первое время хватит. Спасибо вам огромное. И дяде Ване передайте мою благодарность. Как он там?
– Он умер.
Лена вскрикнула так, будто умер самый родной её человек.
И ничего удивительного, Люда ведь сказала им: «Мои родные», они и стали родными.
9.06.2019 – 14.07.2019
Центральная районная больница
Из сказки Леонида Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца»
Помещение для скота на шестьсот голов
