этой книге будет много чего другого, но его муза обязательно прозвучит в ней, как мелодия. Ему ещё придётся отыскивать нужные ноты.
«А как же сказка о попавшей в плен девочке?» – думал он.
Сказка вдруг потеряла прежнюю значимость. Лель, сам того не осознавая, чувствовал, что Наина Генриховна – его муза, его Алёнушка – теперь свободна и её заточение осталось в прошлом – отсюда эта спокойная радость, которая его переполняла. Не понимая этого, он корил себя за неумение заставить себя работать.
«Она ещё вернётся и спросит меня о сказке», – думал Лель.
В поисках вдохновения он отправился к дедушкиному другу, профессору-фольклористу.
Это был человек маленького роста, с умными блестящими глазами и растопыренными ушами. Его уши вдобавок ещё и закручивались сверху, будто собирались превратиться в крылышки.
Профессор носил пышные бакенбарды, одевался в солидный костюм и ходил важно, опираясь на дорогую трость. Его одежда была бы роскошной, если бы не заметно разношенные туфли. У профессора отекали ноги, и он не любил новую обувь.
Несмотря на его расфуфыренный вид, его очень хотелось погладить по головке.
– Эти туфли меня переживут, – сказал он Лелю, мрачно разглядывая свои ноги. – Учтите, что у меня осталось время только на то, чтобы говорить людям чистую правду. Ваши наброски – настоящая каша!
– Да уж, – смиренно согласился Лель.
– Хорошо, что вы это сами понимаете, – сурово сказал профессор, – впрочем, иначе я бы с вами не разговаривал. Всё дело в том, что вы больше не хотите дописывать свою сказку.
– Это так заметно? – удивился Лель.
– Конечно! Представьте, вам осталось прожить только шесть месяцев. Стали бы вы её писать?
– Нет, – признался Лель.
– Следовательно, вы не должны это делать, – сказал профессор.
– Но ведь так я её никогда не закончу, – огорчился Лель.
– Лучше смолчать, чем сфальшивить! – закричал профессор. – Сказка – это структура, музыка! Предварительное, основное и дополнительное испытания героя. Ритм потери-приобретения. Потерял коня – нашёл друга – потерял друга – нашёл меч-кладенец. Сказка не терпит фальши. Вся история человеческого рода – это сцена, где люди рассказывают сказки. О воюющем человеке, о гордящемся, жадном, верующем, о пугливом и смелом, о красивом и уродливом.
Ну хорошо, если уж вам так необходимо дописать вашу – прежде всего уберите Чёрное Солнце. Из-за него текст превращается в притчу. Читатель не дурак, он прекрасно понимает, что вы обязательно оживите умершего от голода братца. Вопрос только в том, как именно? Живой водой, заклинанием? И ещё: каким образом сестрица Алёнушка отыщет тело братца?
Не гнушайтесь проверенных временем решений – пускай на его могиле вырастут белые цветочки, по которым сестрица его отыщет.
Соблюдайте законы жанра! Ваш уважаемый дедушка хорошо понимал, насколько это важно. Способности у вас от него, а ум, к сожалению, от вашей маменьки. Поклон ей от меня…
Лель вышел от профессора несколько ошалевшим.
– Дались им эти белые цветочки, – сказал он и вдруг вспомнил, что именно о цветочках однажды говорила ему муза.
А ведь и в самом деле есть что-то в проверенных временем решениях. Лель, разумеется, никогда не узнал об этом, но случилось же однажды такое, что терзаемый виной Литвинов прокрался к холмику, где лежало тело Наины Генриховны, и возложил на него несколько белых ленточек.
Елена Сергеевна Полетаева (1946, не привлекалась, особых примет нет, пенсионерка) дожила до почтенной старости. В последние свои годы выглядела важной и достойной бабушкой.
– Теперь я вдова, – говорила она дочери. – Но у меня было шесть мужиков.
– Мама! – вскрикивала дочь, однолюб и скромница.
– Или семь, – настаивала Елена Сергеевна. – Или десять.
– Что ты такое говоришь!
Дочь быстро краснела, и Елене Сергеевне это страшно нравилось.
– А что? – делая вид, что не замечает её смущения, продолжала Елена Сергеевна. – За троими из них я, между прочим, была замужем.
Её первый муж однажды пошёл выносить мусор и переехал в Молдавию. Вторым был Константин Сергеевич Демидин, а третий, высокий и полный мужчина, умер лет через десять после того, как на ней женился.
Почётное место в созвездии бывших мужей и любовников Елены Сергеевны занимал именно Демидин.
– Умнейший человек, – рассказывала она. – Секретный учёный, доктор наук, без пяти минут академик. Любил меня – безумно! Ревновал – ужасно! Я его очень боялась.
– Что же он делал? – взволнованно спрашивала дочь.
– Глаз с меня не спускал. Шагу не давал ступить без разрешения.
Елена Сергеевна привирала. Константин Сергеевич ей полностью доверял, и её уход стал для него неожиданностью.
– Какой ужас! – восторженно сказала дочь. – Я бы не смогла так жить. Что с ним потом стало?
– Он исчез. Его искали, а разыскать не смогли. Ко мне приходили из КГБ, спрашивали, куда он мог уехать, где и какие у него знакомые. Знаешь, кто приходил?
– Кто?
Елена Сергеевна шёпотом произнесла имя.
– Не может быть! – вскрикнула дочь.
– Собственной персоной, – сказала Елена Сергеевна.
– А Константина Сергеевича нашли?
– Нет, – Елена Сергеевна грустно покачала головой. – Рассказывали, что он перебежал в Америку. Но я в это не верю. Он был слишком большим патриотом.
– Куда же он мог исчезнуть?
Елена Сергеевна вздохнула.
– Боюсь, что он лишил себя жизни.
– Кошмар! – воскликнула дочь. – Из-за любви к тебе?
– Что поделать, твоя мать была роковой женщиной, – гордо сказала Елена Сергеевна. – Он во мне души не чаял. Но детей не хотел, потому что собирался посвятить себя науке. А я… мне необходимо было родить тебя.
– Как же ты могла знать, что это буду я? – недоверчиво спросила дочь.
Но ей было очень приятно.
– Именно тебя, – твёрдо ответила Елена Сергеевна. – Когда ты у меня появилась, я сразу поняла, что это ты. Я просто обязана была тебя родить. Не от Константина Сергеевича, так от другого. Но боюсь, что, когда я ушла от него к твоему отцу, я разбила его сердце.
Ничего Елена Сергеевна не разбила, а разве что потеряла. Лет за тридцать до этого её разговора с дочерью Демидин сидел на пересечении сорок шестой и Мэдисон, и был, как ни странно, счастлив.
Перед ним стояла картонная коробка для денег. Добрые люди – другие нищие снабдили его одеждой, показали, где лучше сидеть, объяснили нехитрую рутину его новой жизни.
Некоторые, чтобы заработать больше, надевают лохмотья, но Константин Сергеевич одевался настолько аккуратно, насколько это было возможно. Некоторые выставляют стаканчик, в котором можно греметь мелочью, чтобы напоминать людям о том, что ты живой, пусть даже в твоей груди находится дурацкая
