подоконниках, и даже висели на стенах всевозможные горшки, кадки и кашпо с растениями из самых разных уголков планеты, а у впервые попавшего сюда посетителя создавалось впечатление, что он попал в некий, пусть небольшой, ботанический сад. Вся обстановка, как холла, так и непосредственно приёмного кабинета, располагали и настраивали посетителя, к изложению своей проблемы, в как можно более непринуждённой обстановке. Личность же Сергея Львовича, буквально с первого взгляда давала понять, что вы обратились за советом, или помощью, именно к такому человеку, который эту помощь обязательно, чтобы не случилось, окажет. Дым же от трубки, которую профессор закуривал всякий раз, когда к нему являлся очередной посетитель, вопреки бытующему мнению, не мешал, а скорее способствовал, душевному настрою беседы. Изысканные сорта табака, которые он любил курить, обладавшие приятным ароматом, интерьер, убранство кабинета и манера говорить, вести себя при встрече, красивая и дорогая одежда, всё указывало на то, что у хозяина этого офиса весьма хороший вкус, достойное воспитание и отличное образование. В общем, Сергей Львович являлся образцом того, каким должен быть современный психотерапевт, имеющий свою личную практику.
2.
Массивная тяжёлая дубовая входная дверь, ведшая с улицы в офис Сергея Львовича, распахнулась неожиданно, и стремительно ворвавшийся молодой человек, сходу, не успев заметить возникшего перед собой препятствия, лоб в лоб столкнулся с приятной внешности женщиной. Потирая свой лоб, он обратился к женщине, пришедшей с ним, пройти вперёд и подождать его в приёмной.
– Извините меня, – он обратился к столкнувшейся с ним женщине, при этом внимательно рассматривая её и находившегося рядом с ней подростка, лет двенадцати – четырнадцати, – я задумался и не заметил вас. Я могу чем-то загладить свою провинность?
– Не думаю, – произнесла женщина, явно недовольная этим происшествием и собиравшаяся спешно покинуть место столкновения, – вам ещё что-то нужно? – спросила она, увидев, как незнакомец собирается преградить ей дорогу.
– И всё же, я хотел бы загладить свою вину. Приходите завтра к драмтеатру, к половине восьмого, завтра там премьера «Мастера и Маргариты». – Женщина внимательно на него посмотрела, но говорить ничего не стала. – Так я жду вас завтра! И, кстати, меня Константин зовут.
Женщина с сыном вышла из здания, и неспешно, о чём-то сосредоточенно думая пошла в сторону автобусной остановки. Константин ещё с минуту наблюдал в окно, как женщина с мальчиком медленно удалялись от здания, а затем поспешил в приёмную, где ожидала его сестра.
Их ждать долго не заставили. Минут через пять их пригласили зайти в кабинет. Сергей Львович сидел на диване в углу кабинета и набивал табаком свою трубку. Когда Настя с Костей зашли в кабинет, они на несколько секунд замешкались, ища глазами хозяина кабинета, но сначала они скорее услышали его, чем увидели.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – Произнёс Сергей Львович, указывая рукой на два рядом стоящих кресла. – Проходите, располагайтесь поудобней, разговор, думаю, предстоит долгий. – Пока его гости устраивались, он раскурил трубку, и комната наполнилась приятным, терпким запахом отличнейшего табака. – Ну-с, – протянул он, на манер врача из чеховской «Шестой платы», – чем обязан? Можете рассказывать всё без стеснения, наш разговор останется в этих стенах, здесь вам бояться нечего.
Настя и Костя сидели в креслах, прямо напротив профессора, их разделял небольшой, и очень стильный, журнальный столик, на котором стояла пепельница. Костя вопросительно посмотрел на сестру, давая ей понять, что ей нужно начинать разговор.
– Простите, профессор! Я даже и не знаю с чего лучше начать.
– А вы попробуйте сначала. Ваша проблема, которая привела вас ко мне, должна же иметь какое-то происхождение?
Костя сидел рядом, и сейчас являлся просто сторонним наблюдателем. На самом деле он даже и не знал всего того, что происходило с его сестрой, за исключением, пожалуй, тех случаев, свидетелем которых являлся он сам. Настя, задумавшись на несколько секунд, опустив свой взгляд, глядя на свои руки, лежащие на коленях, начала говорить тихим, ровным голосом.
– У меня умерла дочь. Я должна была находиться вместе с ней рядом, в больнице. Мужа у меня нет, так как-то и приходится крутиться одной. Когда заболела дочь, у меня оказалось столько работы, что не было возможности лечь с дочкой в больницу, меня могли просто уволить, или перевести на низкооплачиваемую должность. А я не могу себе этого позволить. В общем, как бы там ни было, дочери через некоторое время не стало, может, конечно, это и по недосмотру врачей, но меня рядом с ней не было, если бы я была рядом, думаю, этого бы не произошло. Так или иначе, я пусть косвенно, но виновата в смерти дочери. Жуткая депрессия после её смерти, думаю, она и до сих пор не прошла, меня буквально сразила наповал. Начались какие-то видения, я стала очень рассеянной, а видения становились настолько реалистичными, что и видениями-то, их назвать можно лишь потому, что их больше никто кроме меня не видит. И всегда там присутствует один и тот же молодой парень, он обвиняет меня в смерти дочери, и говорит, что расплатой будет смерть. А ведь дочка для меня была самым близким, дорогим и любимым человеком. Брат здесь не в счёт. После смерти дочери я и так себе места не нахожу, а теперь вообще не знаю, что делать, как избавиться от депрессии, от видений. Пока совсем с ума не сошла, решила вот к вам за помощью обратиться, вы ведь поможете, профессор?
Пока Настя говорила, лицо профессора сменяли одно выражение за другим. По мере изложения проблемы он становился всё внимательней, так, что к концу этого монолога он был практически весь внимание. Его трубка, сначала то и дело прилагавшаяся к губам, через минуту уже неподвижно замерла в руках, а потом и вовсе потухла. Костя слушал молча, его взгляд был направлен в одну точку, он смотрел, и ничего не видел. Настин брат видел, что с сестрой происходит что-то неладное, но он списывал это на смерть её дочери, и откровенно думал, что это скоро пройдёт. Но то, что услышал он сейчас, заставило его по-настоящему заволноваться за психическое здоровье сестры. Настя, пока рассказывала, смотрела на свои руки, теребящие носовой платок. А её волнение постепенно перерастало в нечто большее, так, что сейчас она промокала платком те несколько слезинок, которые вопреки её воли предательски выступили из её глаз.
Профессор встал с дивана, подошёл к окну и, упершись руками в подоконник, застыл на одном месте, глядя куда-то вдаль, но при этом ничего не замечая вокруг, кроме своих мыслей. Через пару минут такого напряжённого
