уверяла, что она – принцесса, и на замок опустилась мгла, и все уснули. Проснулась она одна – от поцелуя принца.
– Всегда?
Стен наклонился, и между ними как будто проскочила искра. Ничего личного, она давным-давно это выучила. Когда разговор его интересовал, Стен обычно наклонялся к собеседнику. Ловил каждое слово. Поэтому и был прекрасным журналистом.
– Она правда так говорила?
Бекка немного отодвинулась, изо всех сил постаралась говорить спокойно.
– Если ты имеешь в виду – до того, как заболела, то да, всегда. Насколько я помню.
Он откинулся назад, помолчал. Потом заговорил:
– А факты?
Он взял верхний документ – визу.
– Какие-нибудь семейные замки? Дворцы? Или, по крайней мере, особняки?
Он внимательно рассматривал визу.
– У нее не было денег, о которых стоило бы упоминать, Стен. Мы всегда считали, что она приехала в Америку до войны, но, судя по всему, она въехала в 1944 году. Она много работала, всю жизнь экономила и копила. Работала, пока не заболела. Стала все забывать.
– У Анастасии тоже не было денег, – спокойно возразил Стен. – Свергнутые монархи остались без своих замков и дворцов…
– Побойся Бога, Стен, она еврейка!
– Она получила въездную визу в разгар войны. Может, она из Ротшильдов. Приехать сюда, не имея достаточных связей, – семейных или дружеских – было бы непросто. Кто-то должен был за нее поручиться. А может, она работала у Ротшильдов в их замке, дворце или особняке. И что там с принцем?
Бекка покачала головой:
– Мы даже не знаем, была ли она замужем.
Бекка чуть не плакала. Стен протянул руку и нежно взял ее за подбородок.
– Моя биологическая мать не была замужем. Ну и что? Значит, ты не нашла ни замков, ни принцев? По крайней мере, пока. Разве что в сказке. Сочувствую, что твоя бабушка умерла. Она мне очень нравилась. Но расследование только начинается.
Он поднялся и, насвистывая, ушел в свой кабинет. Бекка узнала мелодию: Стивен Сондхайм, «В лес». Совсем недавно она видела этот мюзикл в Массачусетском университете. Легонько покусывая нижнюю губу, Бекка вдруг поняла, что все еще ощущает пальцы Стена на подбородке.
Минут пятнадцать она перетасовывала бумаги, пока не почувствовала, что видит их как-то по-другому. Так она поступала при начале любого нового дела. Бекка сосредоточилась, снова просмотрела визу и вырезку, повздыхала. Вырезка была из газеты «Палладиум таймс» в Освего. Обычные местные новости, репортаж о городском совете. На обороте – рекламное объявление. Бекка даже толком не знала, где это – Освего. Кажется, в штате Нью-Йорк. Она направилась к шкафу, где лежали карты.
Освего находился на берегу озера Онтарио, на полпути между Рочестером и Сиракузами. В журнале «Редактор и Издатель», в котором могло найтись все о газетной индустрии, отыскались и выходные данные «Палладиум таймс».
Набирая номер, она шептала: «Озеро Онтарио», вспоминая полоску воды за домами на фотографии.
– Что я делаю? – повторяла она, слушая гудки и раз за разом подчеркивая телефонный номер газеты жирной чертой.
Тот, кто наконец взял трубку, оказался журналистом. Бекка представилась.
– Чем я могу вам помочь как журналист журналисту? – спросил ее собеседник.
– Как вам кажется, с какой стати моя бабушка хранила вырезку из «Палладиум таймс» за 1944 год?
– Кто ж ее знает. Бабушек не поймешь. Вот моя, к примеру, собирает осиные гнезда. Среди прочего.
– Вырезка от того же месяца, что и ее въездная виза, – добавила Бекка.
– Въездная виза?
– Да. Это важно?
– А, так она беженка?
– Вроде того, – ответила Бекка. По спине побежал холодок, кажется, удалось сложить кое-какие детали вместе. – Я точно не знаю.
– Не уверен, что это важно, но в Освего во время войны был единственный лагерь беженцев в Америке. Форт Освего. Рузвельт организовал этот лагерь в августе 1944 года. Тут интернировали около тысячи человек. Из Италии, точнее из Неаполя. В основном евреев и примерно сотню христиан. Мы недавно напечатали об этом серию статей. Тема актуальная – в Форте теперь музей.
Бекка так стиснула телефон, что заболела рука.
– Можете прислать мне копии?
– Конечно, милочка. Давайте адрес.
Она пропустила «милочку» мимо ушей и продиктовала свой адрес.
– Кстати, – добавил он, – могу подсказать пару мест, которые вас заинтересуют. Минуточку…
Было слышно, как он роется в столе и отпускает цветистые проклятья.
– Государственный архив… Да куда ж подевались эти… А, вот они. В Вашингтоне должны быть материалы по беженцам, документы, всякое такое. Думаю, Комитет по военным беженцам. Или Комитет по перемещенным лицам.
Бекка накарябала названия в блокноте.
– У них может быть больше информации, чем в наших статьях.
– Спасибо!
– Пожалуйста. Моя бабушка умерла месяц назад. Вы не поверите, что мы нашли у нее в шкафу. Кое-что… ну… очень неожиданное.
– Не сомневаюсь, – приветливо ответила Бекка.
– Нет, правда, ужасно неожиданное.
– Можете сразу же выслать эти статьи? – спросила Бекка.
– Уже на почте! Если потребуется что-нибудь еще, звоните! Я Аллан. С двумя «л». Профессиональная солидарность, всякое такое.
– Вокруг дворца начала разрастаться живая изгородь из шиповника с острыми колючками, – рассказывала Гемма, укладывая внучек спать. Она вела себя как обычно, хотя и бабушка, и внучки лежали в спальных мешках в большой палатке.
– Что такое колючки, Гемма? – спросила Сильвия. – Ты так и не объяснила.
– Лучше вам не знать.
– Мы хотим знать! – заявила Шана. – Мы хотим знать все!
Малышка Бекка сосала палец и уже почти спала. Из палатки поменьше доносился тихий разговор доктора Берлина с женой.
Не обращая внимания на вопросы, Гемма продолжала рассказывать сказку.
– Выше и выше росли колючки. Они покрыли окна, они покрыли двери, они покрыли высокие башни замка, так что никто не мог заглянуть внутрь и…
– Никто не мог выглянуть наружу, – подхватила Сильвия. – Но ты так и не объяснила про колючки.
– Не мешай слушать, – Шана толкнула сестру локтем.
– И никто не мог выглянуть наружу, – говорила Гемма, не обращая внимания на двух ворчуний. Она смотрела на спящую Бекку. – И никто даже не подозревал, что в замке все спят.
– А я хочу про колючки, – настаивала Сильвия.
– Заткнись, – сказала Шана.
– Гемма, она сказала заткнись!
– А вот и нет!
– А вот и да!
– И никто даже не подозревал, что в замке все спят, – многозначительно повторила Гемма. – Никто про них не рассказывал, да и я не буду.
– Расскажи сейчас, – попросила Сильвия.
– Расскажи! – взмолилась Шана. – Пожалуйста, Гемма! Пожалуйста-распожалуйста! Расскажи про клубнику и про розы.
Но в этот вечер так и не удалось уговорить Гемму закончить сказку.
Аллан – с двумя «л» – послал вырезки
