во все стороны. Кладите их осторожно, словно спящих малышей, желательно при помощи шумовки, а потом жарьте примерно минуту с одной стороны, переверните и подержите еще минуту с другой. Пончики должны приобрести красивый золотистый цвет. Достаньте их и выложите на решетку, чтобы масло стекло. Потом обваляйте в сахаре и ешьте, как вернетесь домой из школы. Отличное средство от черных дыр в душе и теле.
Бабушка над термометрами смеется. Не презрительно, скорее недоуменно и удивленно. Человека, который всю жизнь каждый божий день разводит огонь, кипящим в кастрюле маслом не напугаешь.
А вот на теперешней моей кухне масло для фритюра пугает гораздо больше, чем в детстве, когда бабушка жарила пончики в нашем доме на улице Фрихеррегатан. Подумаешь, немного разогретого масла — в мире полно других опасностей и ужасов, других поводов для страха. Мне стыдно за свою упорядоченную жизнь, где единственное бегство, которое я совершаю, не измеришь привычными мерками: я бегу внутрь себя. А от этого не умирают.
Съездить к бабушке, в ее дом в Лохиярви, 66.447492, 24.363910, на одной широте с Хирвиярви, что на шведской стороне, где она прожила двадцать лет своей жизни, в место, ставшее моим днем СЕГОДНЯШНИМ, которое и есть для меня воплощение бабушки.
Бабушка брала нас с собой на болота собирать морошку. Зеленая сетка накомарника словно вуаль окутывала ее лицо. Никто тогда не думал о детской безопасности, пусть идет малышня, куда ж без них, без kläpit [7].
Мы же, малышня, настороженно вышагивали по мягким подушкам кочек, боясь провалиться в трясину и навечно сгинуть из этого мира.
Помню, как находили оленьи рога среди морошки. Считай, почти скелет. Самое близкое для меня знакомство с костями, да и вообще со смертью на тот момент.
Вернувшись домой после многочасовой охоты на морошку, бабушка готовила лапландский хлебный сыр — «скрипучий» сыр, есть его скорее весело, чем вкусно, тогда я такого не понимала — тяги ко всему тому в жизни, что одновременно отталкивает и привлекает (но есть этот сыр мне хотелось, хоть я его и не понимала, точно так же как меня все еще тянет ко многому, чего я не понимаю: аллигаторам, «ирокезам», кимчи, желанию застрять в трясине текста вместо того, чтобы бежать прочь); бабушка подавала тот сыр с моченой морошкой и свежесваренным кофе.
В гостях у бабушки кофе не возбранялось пить в любом возрасте, как бы мал ты ни был. Не любишь кофе — добавляй сколько пожелаешь сливок и сахару, пока не станет вкусно, и пей на здоровье. А хочешь — переливай его из чашки в блюдце, дрызгайся и расплескивай. «Скрипучий» сыр бабушка готовила из коровьего молока. Жидкость она смешивала с сычужным ферментом и нагревала, проверяя температуру пальцем, а потом давала смеси застыть в алюминиевой кастрюле. После этого бабушка вынимала створоженную массу и выкладывала в форму для выпечки, а потом запекала, отчего сыр приобретал леопардово-пятнистый окрас и отталкивающе-притягательный вкус.
Все лето между четвертым и пятым классом я прожила на одних карельских пирожках с яичным маслом. Надо сказать, что лето у бабушки — это куча всяких вкусностей, и вот, круглая и радостная, как яичное масло, вернулась я домой после каникул, вступая в расцвет пубертата — ту пору, когда тебя не очень-то украшает живот, набитый (до отказа!) карельскими пирожками. Теми самыми, что родом из Карелии на востоке Финляндии. В этих овеянных преданиями краях появилась «Калевала» — народный эпос, записанный в XIX веке и ставший основой национальной идентичности финнов. Во мне самой пробуждалось какое-то смутное чувство — возможно, подозрение, что этот эпос живет и в моем теле тоже. (Оно было достаточно большим, чтобы вместить нечто подобное, или же могло стать со временем, продолжай я такими темпами.) Сочинять, писать — вот чего мне хотелось, заправляясь как горючим выпечкой из ржаной муки.
Мама предпочитала подавать к карельским пирожкам что-нибудь соленое, поэтому дома мы едим их с яичным маслом, не отступаясь от традиции, но дополняем блюдо еще и перченой салями. Перец и соль в колбасе отлично контрастируют со вкусом ржаного пирожка с рисом. Бабушка качает головой. Но предпочитает лучше промолчать, чем высказать правду.
Кarjalaspiirakka, карельские пирожки, размером с ладонь пекаря. Они должны умещаться в руке и таять во рту. Исходящие паром, горячие, только что вынутые из духовки пирожки бабушка всегда смазывала растопленным сливочным маслом.
Записывать рецепты она не умела, ни единого не оставила, только пожимала плечами: да ну, бери на глазок, зачем эта дотошность, по-всякому можно, — зато всегда могла показать, если тебе хватало терпения, если у тебя было на то время.
Ее пальцы сами чувствовали, когда ржаное тесто подошло, знали, каким оно должно быть на ощупь, чтобы пирожки удались, какой густоты должна быть рисовая каша для начинки, чтобы не вытекла и не размочила тесто — не слишком жидкой, но и не чересчур густой, не то засохнет при выпекании, и пирожки получатся жесткими и несъедобными.
Подыскивая повод, чтобы вновь начать писать после многолетнего перерыва, я пыталась нащупать его в бабушкиной стряпне. В том пространстве, где дурное не может случиться, оно все уже произошло — архетипическая сцена, место, где все творится по необходимости ради того, чтобы выжить.
Сливы в сиропе, поданные к рисовой каше, припорошенное сахарной пудрой печенье «рождественские звезды» с начинкой из чернослива, брюквенная запеканка и морковная с рисом, паштет, запеченный в духовке. Мясной соус без намека на помидоры, с островками растительного масла на поверхности, — его всегда, без всяких исключений ели с вареной картошкой, непременно очищенной перед варкой. Сухой ржаной хлеб, который размачивали в оставшемся от соуса масле, солоноватый на вкус.
Глазок сливочного масла в тарелке с кашей.
Те вкусы, что живут в глубине меня, те, что вроде бы давно уже забыты, — они запрятаны там, во мне, затаились, ждут своего часа.
You can’t hide where you’re from. Своих корней не скроешь.
Вот то, что создало меня, вот мои краеугольные камни, мои связующие компоненты.
В этой-то коллективной памяти, доставшейся мне по наследству, я и нахожу смысл вновь что-то о чем-то поведать.
Я сажусь перекусить, беру в руку булочку или тогда уж «плюшку», если не отходить от темы и упрямо продолжать
