заняты, а за ними, в самом конце зала, многие стоят. Со сцены вещает человек в костюме, с высоким лбом и коротко стриженными волосами, уложенными при помощи бриолина в аккуратную прическу.
– Президент, месье Де-ля-Рок.
Кто-то поворачивается к ним, поправляя: «Полковник Де-ля-Рок». Другие на них шикают, требуя тишины.
– Дегуманизация капитализма при полном попустительстве со стороны погрязшего в коррупции парламента подрывает основы справедливого социального устройства общества в этой стране. Зачем нам парламент, который стоит нам сотни тысяч франков, если он не способен защитить интересы наших работников сельского хозяйства? Он ведет нас к краю пропасти. А на дне этой пропасти нас ожидают те самые бессовестные коммунисты, что оскотинивают людей, что не верят ни в семью, ни в свободу. Мы должны потребовать от политиков большей благопристойности и жесткости по отношению к тем, кто посягает на права трудящихся, на предприятия и честных людей, создающих величие этой страны. Мы не можем допустить ни еще большей продажности, ни еще большего небрежения со стороны политиков-коммунистов, не уважающих ценности, которые и создали величие Франции: свободы, справедливости и законности. У Москвы щупальца длинные. Если мы не сольем наши голоса в один общий голос и не остановим хаос, овладевающий всем вокруг, мы ослабнем. А слабость – это смерть нации.
На несколько секунд его речь прерывается бурными аплодисментами.
– В Германии национал-социалистической партии удалось разбудить и привести в движение спящую страну. Неужели же мы не способны сделать то же самое здесь, во Франции? Неужели они лучше нас? Нам здесь с лихвой хватит таланта и гордости, чтобы сделать это, сделать вдесятеро больше!
Вновь аплодисменты. Мермоз не аплодирует. Он загипнотизирован.
Глава 71. Тулуза, 1934 год
Вот уже два года, как Тони не летает. В один невзрачный серый вечер, когда он машинально перелистывает поэтический сборник, содержание которого никак его не трогает, ему приходит телеграмма, неожиданно уносящая его в прошлое: «На следующей неделе вам следует явиться на завод Латекоэра в Тулузе. Вы приступаете к работе летчиком-испытателем опытных образцов. С уважением, М. Дора».
Книжка отброшена в сторону.
– Телеграмма месье Дора, безо всяких там громких слов, это и есть поэзия!
Консуэло, увлеченно разыгрывавшая партию бриджа с друзьями, подбегает узнать, что случилось.
– Дора вызывает меня в Тулузу – я стану летчиком-испытателем! Поедешь со мной?
Консуэло широко, словно филин, открывает глаза.
– В Тулузу? Ни в коем случае, дорогой. Ты же знаешь – я ненавижу маленькие города. Ненавижу все маленькое.
Тони обреченно склоняет голову. Из гостиной звучат обращенные к ней настойчивые призывы вернуться.
– Выезжаю в Монтодран.
– Прямо сейчас?
– На самом деле я уже уехал.
У месье Дора несколько новых седых прядей и лишний килограмм веса. Но взгляд его горит по-прежнему.
В ангаре Тони встречается с механиком производства Латекоэра, одним из тех, кто работает там всю жизнь. В руках у него разводной ключ, а из заднего кармана рабочего комбинезона свисает замасленная тряпка – точно так же, как при их прошлой встрече пять лет назад. Пока он и его коллеги-пилоты сто раз мотались в Африку и обратно, летали в Патагонию и в Анды, этот человек преодолевал расстояния не больше, чем тридцать шагов по длине ангара, в котором он работает.
– Мишле… Чем же ты все эти годы занимался?
– Чем и обычно, месье Сент-Экс. Работал.
– Но удалось ли тебе хоть раз полетать на самолете?
– О да, месье Сент-Экс! Как-то раз возникла непредвиденная ситуация, и для срочного ремонта меня отправили на самолете в Барселону.
– Так, значит, вы пролетали над Пиренеями!
– Думаю, да.
– И что вы ощутили, летя над горами?
– Ну… не помню, месье Сент-Экс. Я ведь в пути спал.
Есть вещи, недоступные пониманию Тони. Он остается в задумчивости, пока механик удаляется мягкой поступью верблюда.
Самый важный день своей жизни Мишле просто-напросто проспал!
Хотя, с другой стороны, думает он, это еще нужно понять, что есть самое важное. Для Мишле важностью обладает какая-нибудь там гайка, которая не желает откручиваться. Борьба с этой гайкой, которая потребует от него всего его мастерства, сил, терпения и ловкости, лично для него – истинное сражение. Мишле проживает приключения самого рискового пилота, лежа на испачканном смазкой полу мастерской.
Тони поднимает с земли новенький «Лате 290» с двигателем в шестьсот пятьдесят лошадиных сил, и Мишле смотрит, как тот отрывается от полосы. Сам он летал всего один раз, да и тот проспал, но на его глазах взлетали все они, он видел, как некоторые из них возвращаются, а другие разбиваются, падая на летное поле. Он наблюдает за тем, как месье Сент-Экзюпери отрывает от полосы несбалансированный самолет, и с сомнением качает головой. Это ж просто чудо, что тот еще жив.
В полете ему нужно фиксировать разные характеристики самолета, для чего между ног лежит блокнот для записей. Когда Тони приземляется, инженер со своим ассистентом, внимательно следившие за самолетом с земли, спрашивают летчика о его впечатлениях.
– Начиная с определенной скорости – плохо.
– С какой?
– Довольно высокой, близкой к максимуму.
– С пяти тысяч оборотов?
– Наверное. А еще кренится.
– Мы видели.
