Звон стекол.
С крыльца сбегает Бекеч. Он озирается. Он бежит...
...в сторону вахты. Но наперерез ему - двое с ножами! Круто повернув, Бекеч бежит...
...мимо забора хоздвора...
закоулком темным мимо уборной... И те двое - за ним!
Встречаются зэки, но не мешают Бекечу...
А с ножами сзади гонятся... гонятся...
Стремительно пересекая освещенное пространство, Бекеч бежит...
в самый угол зоны, к угловой вышке, на прожектор...
Нас ослепляет прожектор.
Выстрел с вышки над нашей головой.
Преследующие замялись, отступают.
Голос Бекеча:
- Вышка! Не стреляй! Я свой! Я - свой! Вышка, помоги!
Поднырив под луч прожектора, видим, как Бекеч сбросил шинель, перекрыл ею колючую проволоку и неловко перелезает, нелепо балансируя, через угловой столбик предзонника. Спрыгнул с той стороны, упал, поднялся.
И, карабкаясь по откосой ноге вышки, схватился за ствол карабина, спущенный ему оттуда.
Поднялся на вышку (видим его ноги, взлезающие выше экрана).
Шинель так и осталась висеть на колючей проволоке.
ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.
Комната тюремной канцелярии. Два надзирателя склонились над телефоном. Один (с угольным лицом, читавший приговор) кричит в трубку:
- Товарищ лейтенант! Решетки ломают!.. В двери долбят! Что делать?!.. Товарищ начальник режима!.. Товарищ Бекеч!..
Нет ответа!..
ШТОРКА. ШИРОКИЙ ЭКРАН.
а марш! зовет на штурм, наливается силой! В его тревожных перебеганиях
перебегают, носятся заключенные за проломленным, а где и поваленным забором.
Здесь ломами тяжелыми бьют по решеткам! Отгибают их ломами, как рычагами! Звуки ударов сливаются с ликованием марша!
С неба вспыхивает странное освещение: яркое, дрожащее, бледнозеленое.
Это с вышки бросили осветительную ракету - охрана хочет видеть, что происходит в лагере.
В этом мертвенно-зеленом свете видим, как бьют толстыми ломами в железную дверь тюрьмы. Но она не поддается!
Марш обещает победу! Выше, выше! Вперед, вперед!
Ракета померкла. Взгляд вдоль тюремной стены. Кто-то взобрался на спину другого и, сравнявшись с окошком камеры, кричит:
- Яка камера? Яка камера?
Ослепительная розовая ракета.
Голова спрашивающего - сбоку. И окошко тюремное - впол-экрана. Хорошо видна вся глубина ниши - оттуда, ухватись за решетку, подтянулся к нам - Иван Барнягин! непобедимый Барнягин!
В розовом свете ракеты сияет его лицо.
- Седьмая. А вам какую, братцы?
- ШОсту!
- Стукачей? Вот они, рядом, вот они!
Показывает пальцем. Смеется. Померкла ракета.
Но по крыше БУРа начинают ползать лучи прожекторов (ниже не пропускает их забор). Отраженный свет их белесовато освещает дворик БУРа.
Спрыгнувший кричит:
- Эй, хлопцы! Ось она, шОста! Ось камера шОста!
- Тащи сюда керосин!
- Солому - сюда, братцы!
а марш свое!
Белая ракета! Меж разбитых и отогнутых прутьев одной решетки вытискивается наружу - Хадрис. Двумя руками из окна приветствует освободителей;
- Селям!
Ему кричат:
- Сколько вас там?
- Я один! Одиночка.
Ликует свобода!
ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.
музыка оборвалась.
Камера стукачей. Переполох! Абдушидзе кричит, показывая вверх:
- Лампочку бей! Лампочку бей!
Разбили. Темно.
Тревожный, неразборчивый гул. Стуки в дверь:
- Гражданин начальник! Гражданин начальник!
Красная ракета! Красное небо за черными прутьями решетки. И вровень с окном поднимается сразу свирепое лицо:
- Господа стукачи?..
Замер стук в дверь.
...Господа стукачи! Гавронского замучили? Тараса - пытали?.. Народ приговорил вас - к смерти!!
В погасающем свете ракеты видно, как он поднимает ведро, отклоняется и выплескивает через окно. Хлюпанье. Крики:
- Ке-ро-си-ин!.. Спасите!.. Простите!.. Гражданин начальник!
Отчаянный стук.
Через окно бросают пучки горящей соломы - один! другой! третий!
Теперь-то мы видим камеру! Загорается сама решетка, откосы оконного углубления, и верхние нары с матрасами, с бушлатами...
...и по керосину вниз перекидывается огонь.
Все в оранжевом веселом огне! Но где же люди? - хрипящие, кричащие, стучащиеся...
Все столпились у выхода! Толкая и оттаскивая друг друга, они стараются втиснуться в дверную нишу, чтобы быть двадцатью, десятью сантиметрами дальше от огня! Они стараются спрятать от него голову! отвернуться! закрыться руками! пальцами растопыренными! извивающимися!
Вопли! стук! царапанье! плач!
В оранжевом озарении мы не видим их лиц, не различаем тел,видим одно стиснутое обреченное стадо, которое уже корежит жаром.
И мелькает лицо С-213 в предсмертной муке.
ШТОРКА.
Соседняя камера. Выломанным столбом от нар арестанты под руководством Барнягина бьют в дверь и хором ожесточенно приговаривают:
- Раз-два-взяли! Раз-два-дали!.. Е-ще разик! Е-ще раз!
Надо видеть лицо Барнягина!..
ШТОРКА. ВЕРТИКАЛЬНЫЙ ЭКРАН.
Длинные высокие (от узости) коридоры тюрьмы, два напролет через раскрытые двери. Мало света - тусклые лампочки под потолком в проволочных предохранителях. Два надзирателя беззвучно мечутся, прислушиваясь к стукам и крикам.
Приглушенные отголоски марша наступающих. Глухие внешние удары в тюрьму.
КРУПНО.
Угольный надзиратель, шепчет помощнику:
- Что мы с тобой вдвоем? Пропали! Я отопру шестую!
Дверь с номерком "6".
грохот замка.
отпахивается. Оттуда - снопы оранжевого света, дым, и люди падают друг через друга на пол. Вой, ругательства, радость.
ШТОРКА.
Входной тамбур тюрьмы.
Яростные удары в дверь, к нам,
Здесь столпились все освобожденные стукачи. Они вооружены палками, досками, швабрами, кочергами, лопатами. Обозленные, обожженные, кровоточащие и жалкие лица. Некоторые сзади влезли на ящики,- выше других. У стены - два надзирателя с пистолетами в руках. Биться насмерть - выхода нет. Все молчат. Все с ужасом смотрят на
железную дверь. Она подается. Засовы погнулись. Петли перекосились. В одном месте - уже щель, куда заходят ломы.
Яростные удары в дверь.
ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.
Та же дверь - снаружи. В отсветах прожекторов (из-под крыши) видно:
это Гай долбит!! Ну и силища! Так дрались только у Гомера!
Не-ет, дверь не устоит! И лом - не лом, а на двух человек балка стальная!
И нахлынул опять тот же марш!
Еще немного! Еще немного!.. Устал Гай, отходит со своим ломом.
ШИРОКИЙ ЭКРАН.
И тогда дюжина зэков берется за долгое толстое бревно, разбегается с ним и с разгону бьет: б-бу!
Отходят с бревном. Видим среди них острую голову Гедговда. Он без шапки, на лице - восторг. Потому ли, что он длиннее всех,кажется, что от него - помеха, а не помощь.
a музыка зовет - не отступать. Тираны мира! - трепещите!
Разогнались
б-бу! пролом! Отходят.
И Володя Федотов тут. И Хадрис. И худощавый Антонас, Еще разок!
Но раздается густой пулеметный стук из нескольких мест.
Оборвалась музыка.
Бросают бревно! Падают! Все замирают.
А луч прожектора над головами начинает переползать туда и сюда.
Близкий крик:
- С вышек бьют, гады!.. По зоне лепят!
Пулеметы стихают.
Лежащие вскакивают. Но не успевают схватиться за бревно, как
через распахнутую калитку забора кто-то кричит:
- Автоматчики!.. Автоматчики! в зоне!
Раскрыты двойные лагерные ворота.
И по пустынной линейке входят в лагерь две цепочки солдат. Ощетиненные автоматами, они стараются держаться выпуклыми полукругами. Прожекторы с вышек освещают им путь.
МЫ ОТСТУПАЕМ.
Они идут - мертво перед ними.
Вдруг, по знаку офицера,- огни из стволов!
Очередь!
В нас! В лагерь! Каждый, стреляя, ведет автоматом немного влево, немного вправо.
И кончили.
МЫ - ЕЩЁ ДАЛЬШЕ.
Они продвигаются. В кадр попадают - слева БУР с изуродованным забором, справа - штабной барак с битыми окнами.
Они продвигаются. Они продвигаются. Сопротивления нет.
Заключенных нет.
Автоматчики развернулись в обе стороны.
Бекеч (в военном бушлате вместо шинели) кричит в дверь БУРа:
- Откройте! Я - Бекеч!
Изнутри голоса:
- Уже нельзя отпереть! Еще ударьте! Вылетит!
Знак Бекеча. Автоматчики берутся за бревно и нехотя бьют им.
Общий вид лагеря, как виден он конвойному офицеру с линейки (его затылок на первом плане). В лагере один за другим погасают фонари на столбах. Слышно, как бьют камнями то в жестяные щитки, то в сами лампочки.
И окна бараков гаснут одно за другим. Лагерь погружается в сплошную темноту. Окружный свет зоны слаб, чтоб его осветить.
Два пятна от прожекторов здесь, перед конвоем, еще резче выказывают эту угрожающую темноту. К офицеру подходит Бекеч:
- Надо продвинуться и захватить мятежников, с десяток.
- Имею приказ только обеспечить вам вывод. Дальше комбат запросил инструкций, из Караганды.
Вот кого они выводят: униженной крадущейся шеренгой, все еще с палками, лопатами и кочергами, отступают за спинами конвоиров двадцать человек, строивших жизнь на предательстве. Жалкий момент жизни!
