не отвечала долго, но потом, ее обитателям это, видимо, надоело и какой-то мужик голосом «ботаника» плаксиво доложил ему, что Люда спит, не может открыть, и что завтра на работу, и что он вызовет милицию.
Антон стоял на лестничной площадке, злобно и коротко всхохатывал.
«День сурка» продолжался, а в качестве сурка он сам: молодой, сильный, наглый и голодный. Судьба ставила этого сурка в позу, неприличную для уважающего себя мужчины, она просто издевалась над ним! И апофеозом этого идиотского дня – облом, которого он не прощал никому.
Чертыхаясь в пустынную улицу, долго по ней шагал, потом кое-как поймал такси и спустя некоторое время стоял перед кассой автовокзала. Табличка на окошке обещала открыть кассу только через два часа.
Идти и искать гостиницу уже не было смысла. «Пока найду… да пока оформлюсь – надо уже ехать в колхоз… Поздняк метаться».
В зале ожидания командированный Антон присел на скамью, поставив рядом свою сумку с документами, водкой, конфетами и разной вкусной едой, которая оказалась уже ненужной. На соседних скамейках коротали ночь такие же, как он, дремавшие бедолаги. Склонив голову, он тоже задремал, и ему приснилось, что он едет куда-то на юг, к теплому морю в трамвайчике, а трамвайчик этот катит не просто по улице, а по Дворцовой набережной Питера… Да не просто по набережной, а прямо по верху гранитного ограждения Невы! Смешной транспорт легко поднялся на решетку Летнего сада и, весело блямкая, как по монорельсу, проскользил по самому ee верху, по остриям знаменитой ограды, лихо скатился вниз, взвыл и понесся по проводам высоковольтной линии к виднеющемуся вдали теплому морю с бархатными пальмами, к синеве ласкового неба.
Когда немного отдохнул от передряг и поднял голову, в окружающей его атмосфере что-то неуловимо изменилось. Он пока еще не понимал этого изменения, пытался поймать какую-то ускользающую мысль из сна, но через пару секунд понял: сумки, которую он поставил рядом, не оказалось. Не было ее и под ногами: пространство вокруг на несколько метров пусто. Лоб мгновенно взмок, тупая заноза в занывшем сердце разыгралась с новой силой.
В сумке лежали печать и бумаги.
Пропажа печати означала увольнение из фирмы. Путешествие, которое он совершил из Питера, бесполезно. Нет, конечно, водки тоже жалко, но в этот момент думал только о печати. Представил ироничную улыбку шефа, выгоняющего Антона Николаевича Заломова из своего кабинета и с работы.
Наискосок от него, метрах в десяти, сидел молодой мужчина и с удивлением наблюдал за растерянным человеком, что-то судорожно ищущим.
– Извини, братан! У меня сумку украли! Ты не видел никого здесь рядом… Может кто-то взял ее? Мужчина ненадолго задумался:
– Да… ты знаешь… к тебе подсаживался какой-то хмырь… я решил, что вы вместе. Хотя, он был какой-то замызганный, на бомжа похож.
Хоть тонкая, но ниточка!
– А ты б его узнал? Давай поищем, а?! Там печать… документы… Блин, проблем будет выше крыши! Давай походим по округе, а? – Антон взволнованно и нервно проглатывал окончания слов.
– Что, и деньги были в сумке?
– Да нет, деньги в паспорте, а паспорт в пиджаке! Хоть деньги на месте!
То ли Антон выглядел слишком расстроенным, то ли парень оказался сговорчивым, но вскоре парочка рыскала по вокзальной площади, заходила в близлежащие скверики и всматривалась в сидящих на вокзальных скамейках. Полтора часа поисков ничего не дали, ни малейшей зацепки. Парень развел руками и сказал:
– Ну… мне уже пора ехать. Бомжа даже милиция искать не будет, где его теперь найдешь?
Устало опустился на скамейку, тело гудело. Сквозь вокзальную муть до него доносился аромат цветущих лип и еще чего-то сладкого. Тупо упершись взглядом в торец вокзального здания, мысленно вопрошал: «Боже, за что ты меня так, что я тебе плохого сделал?» Он несколько раз повторил эту фразу. «Ну… и что дальше будем делать, а? – обращался он к себе. – Чо молчишь? Давай, думай! Надо что-то делать, а не сидеть как пришибленный хер с брегов Невы!»
С трудом встал и побрел вдоль железнодорожного полотна, метра на полтора приподнятого над тротуаром. Он думал о том, что крупные неприятности в его жизни всегда возникали только из-за одного предмета, из-за одного отростка, болтавшегося между ног и постоянно чего-то требовавшего. Этот предмет приносил ему исключительно проблемы: не триппер, так алименты, но отказывать его притязаниям так же бесполезно, как и бороться с последствиями.
Он плелся мимо чирикающих воробьев, мимо пассажиров, спешивших на утреннюю электричку, мимо разбитых бутылок, которые валялись прямо у рельсов.
«Синопская…» – равнодушно отметил он боковым зрением, проходя мимо пустой бутылки прямо на уровне его головы.
– Стоп!
Резко остановился: что-то показалось ему непонятным.
«Откуда в Ростове питерская водка? «Синопскую» не пьют на вокзалах!»
Перемахнул через ограждение, и взору его открылась радостная картина: прямо у полотна железной дороги, рядом с рельсами стояла скамейка, а под скамейкой валялась его сумка! На самой же скамейке сидя дремал бомж, второй лежал и храпел. Поодаль стоял и третий персонаж: молодая бомжиха, кормившая булкой голубей. На ней надеты собственные, Антона Заломова спортивные штаны славной фирмы «Адидас»! Его имущество, надетое на грязное и, вероятней всего, вонючее тело отстойной женщины не огорчило, наоборот – обрадовало. Стараясь казаться как можно более равнодушным, хотя адреналин просто сотрясал внутренности, лениво направился в сторону троицы.
Сидящий на скамейке бомж, уже осоловелый и зело удовлетворенный, получил ногой Антона удар и слетел на землю. Лежа на животе, бомж медленно загребал руками гравий, вероятно, силясь понять: что за непредсказуемая странность произошла в его жизни и существует ли связь между этим новым ощущением и употребленным напитком. Чумазая дама, кормившая голубей, обернулась, оторопело уставилась на незнакомого безмолвного человека в хорошем костюме и при галстуке, левой рукой поднимающего ее приятеля со скамейки, а правой, ударом в челюсть отправляющего его в кучу, к первому.
Выпрямился и ровным, глухим голосом приказал бомжихе:
– Ложись.
Бомжиха непонимающе смотрела на незнакомца, но с места не двигалась.
– Ты плохо слышишь? Я сказал – ложись.
Дама выглядела молодой и даже не очень опухшей, что обычно присуще бомжам. Она прокашлялась и заговорила, по южному растягивая слова:
– На скамейку ложиться?
И стала покорно расстегивать кофточку.
– Не на скамейку, дура! – рыкнул Антон.
– Только не бей меня! Может, тебе отсосать? – уже с долей любопытства, через паузу спросила любительница голубей.
Сексуальная готовность бомжихи, способная в других обстоятельствах породить приступ хохота, сейчас вызвала злобную ухмылку, которая, впрочем, тут же и улетучилась.
– К ним ложись! – уже спокойно он показал пальцем на двух лежащих мужчин. – И если какая-то падла хотя бы пошевелится, урою всех троих. Тебя ударить или ты понятливая?
Бомжиха кивнула и проворно легла на своих собутыльников, распластав руки и ноги, как наседка, прикрывающая птенцов.
Печать и бумаги на месте.
– Й-й-йе-ессс! –
