дернул воображаемый паровозный гудок.
Не было только водки, еды и штанов, надетых на даму дна. «Ну, так и хрен с ними… Мало ли на нашем веку не выпитой водки? А штаны… не сдирать же с нее! А то подумают, что приличный мужчина хочет оттопырить бомжиху прямо на горячих ростовских рельсах!» Эта мысль все же заставила его улыбнуться.
Сидя наконец-то в салоне автобуса, направлявшегося к вожделенным помидорам, Антон благостно думал о том, как все-таки прекрасно устроен мир и как здорово, что существует такая великолепная штука – удача! Как точно он купил именно питерскую водку, а не какую-нибудь безликую «Пшеничную» или «Столичную»! Слава «Синопской»! Слава этикетке!
Он думал, что этот ужасный день, наконец-то, остался позади и далее все пойдет спокойно и без проблем. Автобус проезжал по высокому мосту, внизу в солнечных бликах струилась какая-то речка.
От лучезарных мечтаний его отвлек громкий хлопок, автобус стало заносить вправо, Антон вдруг увидел, как приближается к его лицу металлическая решетка моста. Потом ограждение стало отдаляться, послышался скрежет, визг тормозов, автобус завихлял на мосту и замер. Весь салон вдруг разом сделал выдох «ха-а-а-ах», потом этот звук рассыпался на сотни осколков: кто визжал, кто басом бубнил…Красный как рак, водитель вышел к пассажирам и объявил, что заднее колесо лопнуло и потребуется время для установки запасного. Люди высыпали на мост и побрели на другой берег. Автобус медленно выполз туда же, встал на обочину, водитель принялся менять колесо.
Антон стоял невдалеке и курил. К нему подошел молодой человек в бейсболке и, не говоря ни слова, дрожащим жестом попросил прикурить.
– Водила молодец, – парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым. – если бы не он, мы бы уже рыб кормили.
Антон, подставив хмурое лицо, солнцу, выдавил из себя:
– Это я виноват.
Парень в бейсболке недоуменно посмотрел на Антона и замер. Потом встряхнул головой и спросил:
– Так… ты же в салоне сидел! Я ж тебя видел! Причем тут ты?
– Да не в этом дело… У меня черная полоса, непруха. Я приношу неудачу.
Глядя куда-то в сторону, тусклым голосом рассказывал какому-то незнакомому человеку о том, как началась эта мучительная черная полоса, как судьба его предупреждала в Питере. Как он метался по ночной ростовской улице в поисках сексуальных приключений и по утренней вокзальной площади в поисках сумки.
Его рассказ вдруг прервался, Антон почувствовал, как ему на пиджак что-то шлепнулось. На плече красовался белый птичий помет. Спокойно, без малейшего признака нервозности, показал парню в бейсболке пальцем на свое левое плечо:
– Смотри. А теперь посмотри туда, – вскинул указательный палец.
Наверху ни единого облачка, очень высоко летали какие-то птицы, они казались черными точками в сияющей голубизне небесного свода.
– С такой высоты ни одна птичка не попадет, даже если очень захочет.
Парень изумленно посмотрел в небо, потом снова на белый птичий «подарок» и на всякий случай отодвинулся от собеседника. Когда колесо было прикручено, пассажиры уселись в автобус и он тронулся, у края дороги остался стоять только один равнодушный мужчина с белым пятном на пиджаке.
Антон медленно перешел на другую сторону дороги и поднял руку, чтобы ехать обратно. Взгляд его приобрел некоторую отрешенность, движения стали размеренными. Была какая-то комичная странность в том, что птичье дерьмо, свалившееся с небес так идиотически внезапно, сделало его спокойным и невозмутимым. Шеф со своими помидорами уже мало заботил, а работу можно всегда найти молодому и умному мужчине, если он этого захочет.
Уже сидя в аэропорту, Антон Заломов через наушники своего мобильного телефона слушал встревоженный голос радиодиктора:
«На украинском железнодорожном переезде грузовой состав на полном ходу столкнулся с пассажирским автобусом, который следовал из Ростова. Все пассажиры и водитель автобуса погибли. На месте трагедии работает милиция и службы скорой помощи. Движение автомобильного транспорта не нарушено».
На лице безмолвного слушателя не дрогнул ни один мускул. Тупая заноза из сердца куда-то исчезла.
ДЕНЬ ВАРЕНЬЯ
Начальница сегодня как-то по-особому недобро усмехалась.
Верка-кладовщица, которую она про себя называла «дубинушка», смотрела на нее преданными белесыми глазами, сквозь которые видна ее дебелость.
«Вот оставь ей одни только глаза, а воображение тут же дорисует тело» подумала Ирина.
Верка и вправду была забавна: светло-рыжие натуральные волосы падали на лоб, отчего он становился еще уже. Шея, не задерживаясь особо, переходила в рвущуюся наружу грудь, ниже только телесное буйство.
– Ну, чего ты? – холодно спросила ее Ирина Николаевна.
– Так… сегодня же день рождения у Гали… Ирина Николаевна, вы будете деньги сдавать? – с некоторой неловкостью, начальница все же,– проговорила Верка.
– Вер, – Ирина Николаевна оторвалась от пасьянса «косынка»,
– Я что, не член коллектива? Конечно, буду! Вы по сколько собираете?
– По двести рублей, – так же неловко отозвалась подчиненная.
– На четыреста, – Ирина взяла из лежащей на столе стопки четыре сотенные купюры.
– Ну, это же много! Ирина Николаевна, нам что, тоже по четыреста собирать? – с разочарованием в голосе Верка была похожа на девочку-школьницу, которой учительница только что издевательски сообщила, что дважды два – пять.
– Вера! – Ирина нарочито строго повысила голос, хотя ей хотелось расхохотаться при виде девочки-женщины,
– Ты что сегодня не выспалась? Я не могу дать больше чем ты? Ты мне запрещаешь?
Ирина Николаевна слегка злорадствовала, нарочно поддавая жару, чтобы Верке было неудобней стоять перед ней.
– Может, ты хочешь поруководить моим кошельком?
– Нет-нет, что вы, Ирина Николаевна!
Ира все же не выдержала и хохотнула, отчего Верка тут же облегченно выдохнула:
– Ой, ну, тогда я побежала!
– Ступай, родное сердце, – уже на смехе произнесла начальница.
Имениннице, продавцу отдела промтоваров исполнилось пятьдесят лет. Она давно овдовела, сын шесть лет назад женился и жил отдельно, а поскольку Галя еще «бабец хоть куда», требовалось найти ей мужчину, что сын и сделал, познакомив с ней своего коллегу по работе Михаила. Мишке пятьдесят три, было время – сильно пил, но теперь решил начать новую жизнь и «возродиться из пепла» – как он сам о себе говорил. Из пепла у него была пепельная – «перец с солью» грива, довольно густая, хотя от перхоти, щедро усыпавшей его плечи, волосы казались постоянно грязными.
Мишка приходил к Галине в магазин и дарил ей полуувядшие розы. Галя прыскала на них водой изо рта, в надежде сделать цветы привлекательней. Розы оставались равнодушны.
Мишка все настойчивей приглашал Галю к себе домой, чтобы, наконец-то, дружба обрела черты настоящего счастья «по-взрослому». Галя отказывалась, но и к себе не звала.
Для нее постель была серьезным шагом, она советовалась со своей начальницей, годившейся в дочери: Ирине Николаевне скоро исполнится тридцать один год. Ирина искренне не понимала этой проблемы, ей казалось, что Галя глупо кокетничает:
– Галь! Ну что ты, в самом деле, обращаешься ко мне с такими вопросами? Ты ж не девочка перед дефлорацией!
– Перед чем? – спросила несколько удивленная Галя.
– Неважно,– Ирина Николаевна обладала
