(«глава ремесленников») Сагател Искандаров сообщал, что они хоронят мертвецов в новой одежде, а старую отдают нищим или родственникам покойного. Епархиальная консистория, затрудняясь или не желая вынести приговор, отправила дело на заключительное рассмотрение «к стопам Его высокопреосвященства архиепископа и достойнейшего патриарха всех армян, мудрейшего католикоса Нерсеса».
Четвертое дело, известное под названием «Дело Майран, дочери Мкртумовой», было одним из нашумевших в свое, время. Достоверно известно, что еще в хрониках 1838 года упоминается эта история, начало которой восходит к зиме 1829 года, к брачной ночи Майран.
Содержание дела таково.
Зимой 1829 года вдова Ехсан из Канакера насильно выдала замуж свою десятилетнюю дочь («на 10-м году») за жителя Еревана некоего Никогаеса Сукиасова. В ночь венчания в церкви, как стало известно из первоначального следствия, Майран не дала своего согласия на брак. Из ее показаний следовало, что священник принудил ее к согласию и даже ударил палкой («палкою оную избил»). Один из свидетелей рассказал, что Майран в церкви вела себя тихо, а если и хотела выразить свое несогласие, то он ничего такого не приметил, поскольку невеста была под фатой и стояла лицом к священнику. Сам жених Никогаес Сукиасов показал, что перед святым алтарем Майран несогласия не выражала, священник же, заметив, что девочка не желает наклонить голову, сам заставил ее сделать это.
В первую же ночь после венчания девочка убежала и несколько дней пряталась в снегу («вследствие незрелости возраста не сумев воспротивиться мужеской силе супруга своего Сукиасова, — когда вступили они на брачное ложе, — Майран убегает и скрывается под снегом»). Трое из свидетелей — канакерский помещик Вираб, Арутюн Абов и еще один, которые были приглашены на «свадебный пир», засвидетельствовали каждый в отдельности, что Майран ничего не знала о супружеской жизни и в ту же ночь «у девочки надолго отнялся язык и способность двигаться, а по выздоровлении под супружеский кров она более не вернулась». И таким образом проживают супруги «без любви и в отдалении друг от друга». Не отрицал факта продолжительной болезни Майран и сам Никогаес Сукиасов, который спустя три года нашел в селении Зейва некую вдову, также по имени Майран, и, «вступив в супружескую связь с оной», заимел от этого, не освященного церковью, незаконного сожительства двоих детей.
К этому времени умерла мать Майран Ехсан, и девочка осталась круглой сиротой.
Духовный суд признал бесспорным то, что несовершеннолетняя Майран была выдана замуж насильно, против ее воли. Что касается рукоприкладства венчавшего священника, суд, не считая показания девочки далекими от истины, предположил тем не менее, что несогласие Майран было выражено весьма робко, и священник, ничего не заметив, вынужден был сам наклонить голову жениха и невесты друг к другу. Суд подтвердил факт длительной болезни Майран, а также и то, что Никогаес Сукиасов, не сумев склонить к сожительству свою законную супругу, «поселился» у влюбленной в него вдовы Майран из села Зейва, но без венца и церковного на то соизволения.
Заключение консистории было составлено с принятой по тем временам обстоятельностью. Каждый параграф подтверждался точным изложением соответствующего церковного или светского закона. Например, по 27-й статье, утвержденной св. Сааком Патриархом, не разрешалось вступать в брак прежде, чем молодые увидят и понравятся друг другу. 219-я статья св. Барсега запрещала вступление в брак до того, как юноша достигнет зрелого возраста.
Все эти статьи призваны были утвердить то, что Майран была еще слишком мала для замужества. В решении, вынесенном духовным судом, упоминаются добродетельные цари Лев и Костантин, пророк Иезекииль, судебник Мхитара Гоша и заключения Никейского собора. Казалось, секретарь суда пожелал блеснуть своими необыкновенными познаниями в области церковного и светского законодательства.
Духовный суд, признав Майран невиновной, предоставил ей и Сукиасову возможность при желании соединиться, но прежде заново обвенчаться. Если же они не пожелают того, предоставить им свободу нового выбора. Никогаеса Сукиасова приговорить к двухлетнему церковному покаянию за незаконное сожительство со второй Майран, ее также приговорить к церковному покаянию за то, что, зная о существовании Майран, она все же вступила в супружескую связь с Сукиасовым. Священника же, совершившего обряд венчания, — отца Маргара — низложить, ибо ему было известно о незрелом возрасте Майран. Решение сие, однако, вследствие смерти отца Маргара предоставить «воле божьей». Признать доказанной также виновность матери Майран Ехсан, которая предстанет перед суровым божьим судом. И так как согласно статье 43 (том 10) государственного Свода законов окончательное решение по вопросам брака выносится лишь Синодом, посему и Ереванский духовный суд, не приведя данное решение в исполнение, направил его на утверждение в Эчмиадзинский Синод.
Итак, Майран должна была пока оставаться «законной женой» Сукиасова, хотя и в ужасе бежала от него как-то ночью, бежала, как спасается олень от страшной опасности. Ей предстояло выслушивать позорные упреки, которыми осыпали в то мрачное время разведенных и беззащитных женщин. Она должна была молча выслушивать сплетни и хулу. Женщины избегали бы ее, потому что общение с ней порочило бы их имя. Мужчины, страшась сплетен, отвернулись бы от нее. А до того, как Синод разбирает это дело, она оставалась скованной узами своего первого брака.
Таково было то горестное время, на которое некий армянин из Шамахи сетовал в анонимном письме к трижды блаженному католикосу Нерсесу: «Тебе известно то злое, что напрасно вредит людям… Я — человек, немало повидавший и поживший на свете. Теперь моей отрадой должна стать святая церковь, чтобы мог я вымолить спасение для души своей. Но когда я вижу, что и это святое место осквернено недостойными людьми, отчаяние овладевает мною. О го ре мне, куда же мне идти?..»
Осквернены были и церковь, и ее служители. С ног до головы прогнила светская власть. Светские и церковные законы словно существовали для того, чтобы охранять незыблемость этой скверны. Несметные толпы безъязыких рабов изнывали под гнетем и тысячи из них опускались на самое дно нищеты. Над страной и людьми постепенно сгущался азиатский сумрак, сквозь который, как писал один из талантливых современников, едва поблескивали огни добродетели.
2
Канакерцы возвращались в село берегом Абу-Айята. За ними следом шла маленькая женщина, закутанная в белое покрывало. Узкая безлюдная тропа вела сквозь опустевшие сады. Среди этого опустения женщина в покрывале походила на остроконечный надгробный камень, который сорвался с магометанского кладбища и устремился в село. С более близкого расстояния женщина скорее напоминала труп, который только недавно завернули в белый саван и опустили в яму забвения.
Возвращались все канакерцы, за исключением Арутюна Абова, который в то же самое время со стороны Дзорапоха
