во Францию, которой народ лишился.
– Веру?
– Здесь я нашел настоящую Францию: рабочие, студенты, военные, коммерсанты. Те люди, что создают величие этой страны, а против них продажные политики и банкиры, ослепшие от денег. Мы все поменяем.
– Но как, Жан? Занявшись политикой?
– Ты же знаешь – я ненавижу политику.
– Но твоя партия участвует в выборах. Это и есть заниматься политикой. Ей понадобятся деньги, чтобы финансировать кампанию, и придется пойти в банк. Все как всегда.
Люди вокруг внимательно смотрят на своего лидера с черной повязкой на рукаве, ожидая его ответа.
– Ты интеллектуал! – презрительно роняет он. – Своими вечными рассуждениями и сомнениями вы все выхолащиваете!
Мермоз никогда до тех пор так жестко с ним не говорил, и Тони, как это обычно происходит с детьми, когда их отчитывают, печально опускает голову. За Мермозом пришли сразу несколько человек – его зовут возглавить колонну. Среди собравшихся выделяется угрюмый мужчина, грудь которого покрыта панцирем медалей. Это полковник Де-ля-Рок.
Сторонники птичьей стаей окружают со всех сторон Мермоза и уносят его на своих крыльях. Тони головы не поднимает. Знает, что если и взглянет, то уже не сможет различить его в этой толпе.
Когда темная туча членов «Огненного Креста» удаляется, Мермоз отделяется от группы, отцепляя старающиеся удержать его руки, и широкими шагами, в четыре прыжка, возвращается к Тони, одиноко стоящему на пустой площади. Подбегает к нему и почти сбивает с ног. Стискивает в медвежьем объятии. Сжимает руками и не хочет отпускать.
– Все нас ждут, месье Мермоз! – говорит ему какой-то человек, прибежавший за ним.
Друзья смотрят в глаза друг другу. Все еще сцепившись руками, они улыбаются. Их взгляд – взгляд соратников в пилотской столовой, где самое важное говорится без слов.
Он смотрит ему вслед, Мермоз оборачивается еще раз.
– Тони! Педаль и штурвал!
– Педаль и штурвал, Жан!
Тони уходит, но не может не испытывать тревоги по поводу Мермоза. Однажды по радио он слышал выступление полковника Де-ля-Рока и знает по собственному опыту, что его слова, как вирус, передают веру. И это та вера, которая мобилизует. Та, которая людей объединяет, сначала немногих, затем их число растет, пока не образуется великое братство, радостно выступающее в поход за лучший мир. И когда на пути их правды появляется препятствие, его отодвигают в сторону; если вдруг на дороге растет дерево, его срубают со счастливой евангельской улыбкой ради блага человечества, которое они собой представляют. Потому что те, кто ошибается, естественно, каждый раз не они, а другие.
Фашизм превратился в религию, которой не нужны церкви.
Единственное, чего он желал бы, так это чтобы Мермоз не забыл, что единственная родина авиаторов – воздух.
Когда он возвращается домой, Консуэло уже ждет его в припаркованном у парадной такси с собачкой на коленях.
– И куда ты ходил за свечами?
– Какие еще свечи?
– Неважно! Какого черта сможешь ты написать, а я – нарисовать в квартире без света? Пока нам снова не включат электричество, мы переселяемся в отель «Понт-Рояль». Я уже и номер забронировала.
– В «Понт-Рояль»?
– Знаю-знаю, ты бы предпочел «Эксельсиор»! Но я не выношу эти их вращающиеся двери – слишком уж узкие.
Метеором в его голове проносится мысль, что у них нет денег на отель, но там им будет хорошо. Он садится в такси и целует Консуэло в щечку. Оба смеются. Шаловливые дети, играющие в свои игры в суровом городе взрослых.
Глава 76. Ливия, 1936 год
Перелеты с целью установить рекорд – это способ заработать денег и иметь возможность продолжать рассекать воздух. Французский «Аэроклуб» и министерство предлагают премию в случае того или иного рекорда. Эпопеи эфемерные, причем без всякого сомнения бесполезные, но когда авиакомпании закрывают перед тобой двери, такие соревнования – для пилота без постоянного места работы – хоть какой-то способ удержаться на плаву.
Уже стало так темно, что даже своего механика, Жана Прево, Тони не видит. Время от времени регулирует подачу топлива, чтобы «Симун» не снижал обороты ниже уровня в две тысячи триста. Самолет такой крохотный, что ему пришлось выбирать, кого взять: радиста или механика. Приходится лететь по старинке, ориентируясь на компас и звезды. Европа, Средиземное море, промежуточная посадка в Тунисе уже позади. Но на Тони давит груз серьезнее, чем сотни литров бензина: тяжесть его финансовых проблем, что в Париже не дают ему подняться над землей. Наличие денег не делает тебя богатым, однако их отсутствие означает реальную бедность. Впрочем, все это непотребство осталось позади, стоило ему подняться в небо. Нет ни голода, ни жажды. Он летит в черном небе Ливии по направлению к Египту, и все остальное уже неважно.
Ночь приветствует их не самым лучшим образом: за мигающими красными лампочками бортовых огней на концах крыльев как будто тянутся ватные, подкрашенные красным волокна. Значит, они летят в плотном скопище кучевых облаков, и те принимают их, рассеивая лучи света. Удивительно: в этой воздушной стране выращивают охапки роз.
Однако гирлянды огней не гаснут. Угодив в облачность, они остаются без ориентиров. Компас показывает направление, но они не знают, на сколько километров могли отклониться от своей цели – аэродрома в Каире, ведь город лишь крошечная капелька в бескрайней пустыне. Летят они вслепую.
После трех часов полета в этой мути Тони пытается спуститься, чтобы хоть что-то увидеть, но облачность слишком низкая. Спускаться ниже, чем на
