А. С. Станиславским и ней – сразу вся команда, человек тридцать. А. С. Станиславский прекратил играть с телефоном и посмотрел на нее.
Тишина набухла затаенным мужским дыханием.
Козлов ошеломленно молчал. Команда молчала. Сидевший за столом мужчина молчал. В звенящей тишине чуть слышно выругалась Босаева.
– Я не знала, что можно, – парировала Алена.
Ксения зло умолкла, кусая сгиб указательного пальца.
Женщина может быть сколько угодно приличной, но стоит появиться какой-нибудь потаскухе, как взгляды мужчин загораются, щеки розовеют, и они начинают бубнить, что стриптизерши – это не проститутки. Мол, пора бы разницу знать.
Ксения знала разницу. Стриптизерши дороже драли за секс. И этой тайной с ней поделилась сама Алена.
Она покосилась на большие, стоячие Аленины сиськи, на острые, как гвозди соски, торчавшие под футболкой, и подумала, как здорово эта сука смотрелась бы у столба. В огне! С вытаращенными зенками.
Алена на самом деле глаза таращила, ошалев от внешности Станиславского. И точно так же: конкретно, тупо и прямо, Александр Сергеевич смотрел на нее.
Красивый, чуть полноватый, но явно крепкий и мускулистый, блондин.
Она успела еще подумать, что любит брюнетов, но дыхание уже со стоном покинуло ее грудь. Она влюбилась. Бесповоротно и быстро. Так падает дерево. Так разлетается на осколки тонкий стакан. Время замерло: она все стояла, он все смотрел… А потом кто-то вдруг прокашлялся, нарушив их тет-а-тет.
Босаева, наверное.
– Э-э-э, ясас, – сказала Алена по-гречески.
– Здравствуйте! – горячо отозвался А.С.
Новая любовь
Две недели спустя, вернувшись из отпуска, Виталий с трудом опознал Алену.
Она ходила по компании походкой тигрицы и улыбалась одними глазами. Так улыбаются женщины, когда они влюблены и думают, что они любимы. Возитель Пидоренко, – кличка с легкой руки кого-то из баб, прилипла к нему навеки, – доверчиво сидел на ее плече.
Алена едва замечала его присутствие.
Водитель то и дело крутился поодаль, не приближаясь, но и не отдаляясь. Следил, чтобы эту новую, сверкающую Алену, никто другой не увел. Она терпела его, как терпят давно надоевшую, но слишком дорого купленную вещь.
Алена была расслаблена, накрашена и одета в какую-то хрень, как видно, по европейской моде. Все девушки на компании в голос пели, как эта хрень сексуальна. На вкус Виталия ее платье смотрелось, как полотенце, но… ей бы пошла и тряпка, такое у нее оказалось тело. Похоже, она где-то загорала. Забранные в высокий хвост волосы, были завиты на концах. Вместо сигарет она жевала жвачку.
Он удивился: женщина никогда не бросает курить вот так. В понедельник. На ровном месте. И сразу вспомнилось, как месяц назад, она, потухшая, тосковала в курилке. Странно было помнить, что эта женщина могла тосковать. Теперь тосковал Сидоренко. Она же раздувала ноздри и трясла головой, как раздраженная лошадь.
– …да насрать мне, какое у тебя расписание. Я сюжет пишу, а ты мне мешаешь!
– Ален? – позвал Афонин, которого раздражала их возня за спиной. – Как Станиславского по имени отчеству? Я на аккредитацию заявку пишу.
Она обернулась. Ее волосы, собранные в хвост, хлестнули по монитору. Глаза сверкнули возбужденно и радостно. И вместе с ней обернулись сразу все в кабинете.
– Александр Сергеевич! – раздраженно грянул нестройный хор.
– Да, – мечтательно подтвердила Алена.
И на миг, Афонину померещилось, что он глядит в глаза Ирочки.
– Почему все это происходит со мной? – протяжно грянул Хомяк в телефонную трубку.
Он раздраженно расхаживал по пустой курилке, не зная, что над его лысой головой, на пожарной лестнице, сидит сама Фирс.
– Почему говно все время прибивает к моему берегу?
– Карма у тебя такая, Виталь, – сказала Алена.
Сказала мысленно, молча и яростно уставилась в телефон. Ей ужасно не хватало охранника Михалиса, готового прикрыть ее дерзости. Защитить от ответной реакции гостя. Хомяк, понятно, на гостя вообще не тянул. Но врезать мог. Алена это учитывала.
Она вздохнула, еще немного покипятилась и успокоилась, поклявшись, что отомстит. Вот только, пока не знает когда. Без конкретных дат, верить в это ей было легче.
Дождавшись, пока он договорит и уйдет, она спустилась с пожарной лестницы над курилкой и пошла в редакцию. Проверить, не устраивает ли Александр Сергеевич новую пресс-конференцию.
– Да, – сказала Бонечка, – прихлебывая ядовито-сладкий фруктовый чай, который они прозвали «химическим». – И ты туда же. Станиславскому же лет сорок! Как минимум!.. Пипец! Что ни подруга, то либо «чернильница», либо геронтофилка. Хотя, если брать Злобину, то она совмещает.
Алена мрачно вонзилась зубами в сушку. Крошки брызнули ей на платье и стряхивая их, она опять задумалась о тщетности бытия. Все ее красивые шмотки, были греческими, летними. Осень была так некстати. Еще и деньги закончились.
– Злобиной уже озвучивала? Про геронтофилию?
– Х-ха! – ответила Бонечка очень экспертным тоном. – Раз сто. Но там вообще запущенный случай. Сперва Злобина жила с нами и спала с Кротким. Но Кроткий изменял ей с Сонькой, которая в то время с Каном жила. Когда она это выяснила, то сделала ему назло, грудь и переехала к Соньке, прикинь? Они, как я слышала, «баловались» без мужиков. И Кан уже открыто выводил их двоих. Блондинка справа, брюнетка слева. Потом, вдруг пердимонокль: Ленка вышла замуж за Кана, а Соня сперва жила с Кротким, но потом они тоже поженились и теперь они с детьми все живут в одном большом доме. И с ними больной Олег. Представила?
– Я запуталась, – холодно сказала Алена.
Она, как все «работающие девушки», прекрасно знала, кто такой Кан. Даже работала на него когда-то. Мысль, что он женат, – на Блондинке, – медленно сводила с ума. Она слушала только потому, что видела: говорить об этом, Бонечке было по-настоящему больно. Еще больнее, чем ей.
По ее словам, выходило, что Ангелина Злобина, она же Елена Ровинская, она же Ангела Кан, была толстухой и алконавткой. И они с Бонечкой жили и весело бухали вдвоем, пока Ангелина не занялась собой. И еще, она, конечно же была ШЛЮХОЙ! Как и Соня Попова, жена неверного Кроткого. А погляди-ка ты, вышла замуж. Только Элина, чистая, как горный родник – не замужем. И вряд ли когда-то выйдет.
– Везет одним только шлюхам.
– Да в чем она шлюха? Один мужик до брака? БожЫ моййй!
– А Сонька?
Алена лишь отмахнулась.
В стрипе этим ни одну собаку не удивишь. Девчонки постоянно варились в собственном соку, окруженные красивыми женскими телами и соблазн попробовать возникал сам собой… Алена и сама очень часто целовалась с девчонками. В основном, чтобы гостей еще сильней завести. Видно, нечто подобное, происходило среди моделей.
– Да какая она модель? – взорвалась Богданова. – Она была такой же шлюхой, как ты!.. Ой!
Алена фыркнула и тряхнула собранными в хвост волосами.
