а Хайдар на своем «Москвиче» повернул обратно. Поставил машину в гараж у входа во двор и, слегка пошатываясь, — угощение было на славу! — направился в конец сада прямо к арыку. Солнце уже поднялось и как бы лежало на верхушках тополей блюдом, полным расплавленного добела металла. Оно уже успело раскалить землю — босиком не ступишь, обожжет. Арык был полон чистой родниковой воды — из Минг булака, она быстро катилась, ударяя струями о камни, отливая то голубизной неба, то зеленью подводных трав. Вода манила прохладой и свежестью. Хайдар на ходу скинул одежду, босой, в цветных плавках, подбежал к арыку, подпрыгнул и, зажмурившись, бултыхнулся в ледяную родниковую воду. Отчаянно забарахтался, зафыркал, как норовистый конь, но уже через минуту успокоился — ухватился за ветку тала, лег на спину, закрыл глаза. Теперь казалось — не вода, а чья-то нежная рука гладила истомленное жарой тело, и каждый нерв успокаивался, каждая клетка… Он вышел из арыка, прилег на полянке под старым тутовым деревом. Ни во дворе, ни в саду не было ни души. Голова тонула в высоком — по колено, густом клевере, у самых ушей в мохнатых фиолетовых цветах лениво жужжали пчелы. Над Хайдаром носились белые, бледно-голубые бабочки, а наверху, в ветвях шелковицы, тысячеголосо чирикали воробьи, вели разговор горлинки…
Всем существом отдался Хайдар густой, обволакивающей душу тишине. Вдыхая тонкий, тепловатый аромат клевера, устало прикрыл глаза. О, эти деньки, когда гостил у них Джамал Бурибаев! Пролетели, как во сне, застолье здесь, в саду, тянулось с вечера до рассвета. Уши гостей услаждали музыка и пение. Играли и пели не какие-нибудь кишлачные умельцы, отец пригласил известных певцов и музыкантов. Потом поездка в горы — в колхозный санаторий, расположенный в арчовых рощах за лесничеством. Там — купанье, рыбная ловля в горных речках и снова — дастархан. Целые туши баранов, запеченные на пахучих ветках арчи в земляных печках — тандырах. Шурпа — наваристая, особая, горьковатая, приправленная целительными травами тех мест, свежий кумыс, чуть-чуть — для аппетита и настроения — разбавленный чистым спиртом…. И настроение, надо сказать, было преотличным — все мелкие неурядицы, все неприятности, томившие Хайдара в последние месяцы, улетучились, вылетели из памяти, и душа расправилась, свободная от тисков, от раздумий. Иногда, правда, по утрам, перед новым застольем, возвращались нерадостные думы. Это все из-за будущего тестя. Стоило увидеть, как тот в дорогом халате, важно и задумчиво расхаживает по аллеям санатория или неторопливо спускается к речке с махровым полотенцем на плече — тут же вспоминается Латофат, то, что говорила она о Бурибаеве. Муторно, нехорошо становится на душе. Но эту встречу устроил ведь не он, а отец, ата знает, что делает. Да и сам Джамал Бурибаев совсем даже не плохой человек. Был с ним мягче, добрее даже, чем с Кадырджаном. Поигрывая выпуклыми зеленоватыми глазами, называл: «зятек». А то и «дорогой мой зятек»! Кадырджан не сводил с отца восторженно-влюбленных глаз. Вышел однажды у них с Хайдаром откровенный разговор. Хайдар передал ему слова Латофат насчет их отца. Кадырджан только рукой махнул:
— Да что она понимает в жизни. Ты же сам видишь, отец — добрый, душевный человек. Ну, были, были грехи. У кого не бывает в молодости? — он рассмеялся. — Зато теперь — какой человек! А сколько сделал для меня! И для тебя постарается.
— Не в том загвоздка. Она…
— Да чего ты все: она да она. Известно, витает в небесах! Думает, в жизни как в книжках. Я говорю тебе, ты с ней не очень-то… На твоем месте я бы давно ее… — Кадырджан не договорил. Больше слов сказало скуластое загорелое лицо. Длинный нос-серп опустился к верхней губе, кошачьи зеленоватые глаза сузились.
Как вспомнил Хайдар эту звероватую улыбку — сразу стало не по себе.
Где-то неподалеку дружно засмеялись девушки. Хайдар поднял голову. Смех повторился. Во дворе домлы? Странно. Что за девушки собрались у старика?
Хайдар торопливо натянул брюки, перешел через мостик. Укрываясь за деревьями, приблизился к высокому глинобитному дувалу, заглянул через него, сквозь вишневые ветки.
Посреди двора, под ветвистой молодой яблоней, на высоком сури, застеленном шелковыми стегаными одеялами, восседали старик и доцент Абидов. А в настежь раскрытых окнах дома мелькали девичьи лица. Там были и Латофат с Тахирой. По-видимому, разбирали и приводили в порядок книги Но вот чудеса! Из дома вышли мать и… Фазилат-апа. Старик, похоже, не удивился этому — как ни в чем не бывало беседовал с Абидовым. Женщины, о чем-то толкуя, прошли к воротам.
Хайдар встряхнул мокрыми волосами, одернул рубашку — сейчас он нагрянет туда неожиданно. Хорошо бы сказать при этом что-нибудь интересное, остроумное. И тут до его слуха долетел тонкий нервный тенорок Са-киджана Абидова:
— Д-да, к-конечно, чудо природы, домла! Н-настоя-щее чудо! Вот и я говорю, надо быть… ну, полным г-го-ловотяпом. Подумать только — с-строить там животноводческий комплекс!
Старик сидел понурый, низко опустил голову и молчал. Доцент же вдруг вскочил. Размахивая длинными руками, прошелся вокруг сури.
— В-вот вы говорили о горной арче. Сказали, что пишете к-книгу. Очень п-правильно! Я тоже пишу. Замечательное, уникальное дерево! Нельзя дать исчезнуть ему. Уничтожили варвары, полчища Чингисхана, а теперь замахнулись свои, так называемые передовые люди. Это строительство в Минг булаке! Н-нельзя допустить, нельзя!
Домла еле слышно сказал:
— Вы правы… Я поговорю с Атакузы, обязательно поговорю.
«Поговорю!» — Хайдар резко повернулся, зашагал обратно. Сел в тени у арыка, задумался.
Только вчера отец показывал гостям место на склоне Минг булака, где должен быть построен животноводческий комплекс. Уже начали рыть котлован под будущее громадное, с километр в длину, здание. С каким вдохновением рассказывал отец о стройке. Приводил на память цифры. Оказывается, именно здесь, в Минг булаке, такое строительство даст беспримерную экономическую выгоду. И вода, и корм, и пастбища — все рядом, вое под рукой. А этот Абидов полнейший профац в хозяйственных делах, а туда же — разводит демагогию. И любимый отцов дядя, нет чтобы одернуть, по всему видно — вторит этому одержимому… Мало ему, что внуку ногу подставил, теперь на племянника замахивается, поддакивает сплетням. Спелись, что называется. Чокнутый доцент, юродивый, он уже и так в печенках сидит у Хайдара. Таскается хвостом за Латофат. Вот и сюда заявился. Кишлачные джигиты, друзья детства, уже спрашивали о Сакиджане Абидове — что за тип, почему Хайдар позволяет Латофат ходить с посторонним мужчиной?.. Конечно, они просто кишлачные ребята, у них старые мерки. Хайдар мог
