всех без исключения.
Джон трижды пытался позвонить Урсуле. Первый раз он начал набирать номер, но, набрав код, положил трубку и сказал себе, что она позвонила бы, если бы он для нее что-то значил. Несколько дней спустя он заставил себя набрать номер до конца, но услышал только ее автоответчик и положил трубку, не оставив сообщения: то, чего он хотел, не устраивалось с помощью автоответчика. А когда он попытался позвонить спустя еще несколько дней, не отозвался даже аппарат, раздавались лишь бесконечные тщетные гудки.
Как раз в эти дни одна из секретарш принесла Джону письмо, отличавшееся от обычной деловой корреспонденции.
– Мы сначала подумали, что это одно из тех писем, которые иногда пишут вам дети, – сказала она, – но оно действительно деловое.
– Правда? – удивился Джон и взял в руки конверт.
Как и все письма, ему адресованные, его, конечно же, просветили и вскрыли. Оно все было в переводных картинках, подписано неровно, от руки, но, верно, адресовано мистеру Джону С. Фонтанелли; на нем красовались почтовые марки Филиппинской республики. Отправителем был некий Мануэль Мелгар.
– Кто такой Мануэль Мелгар? – пробормотал Джон и в тот же миг вспомнил. Мальчик. Туай. Панглаван. Который попросил у него взаймы триста долларов.
В конверте было письмо, в котором Мануэль описывал свои первые успехи и неудачи – он купил мотоцикл с коляской и переоборудовал его, спустя два месяца поссорился с мистером Балабаганом, затем нашел другого скупщика рыбы; дело процветало, особенно прибыльной неожиданно оказалась продажа сладостей встречающимся по пути детям. К письму прилагалось фото его усеянного рекламными наклейками мотоцикла, с лучащимся от гордости филиппинцем за рулем, дальше на листке бумаги в клеточку был представлен тщательно разработанный план погашения ссуды в триста долларов. Мануэль по собственному почину выбрал срок пятнадцать лет со ставкой шесть процентов и вышел на месячную выплату в 2 доллара 53 цента. За первое полугодие он прилагал чек на 15 долларов 18 центов.
– Да черт побери, – пробормотал Джон. – Неужели я никогда не смогу потратить свои деньги?
Похоже, Пол не понял волнение Джона. Он пробежал взглядом письмо, спокойно изучил план погашения ссуды, указал на одно из чисел и произнес, потянувшись за калькулятором:
– По-моему, он обсчитался.
– Речь вообще не об этом! – возмутился Джон.
– А о чем же еще? Ты ссудил ему деньги, он их возвращает. Самая нормальная вещь в мире.
– С процентами! – Джон вскочил. – Проклятье, я дал ему деньги, чтобы у него был шанс что-то построить… а теперь я еще на этом и зарабатываю! Чем все это закончится? Я даю людям деньги, они мне их возвращают. Должно же это когда-нибудь закончиться! Иначе когда-нибудь у меня окажутся все деньги, и что потом? Тогда у меня будет весь мир или как? Это же не имеет смысла!
Пол откинулся в кресле и задумчиво посмотрел на него.
– Не думаю, что до этого дойдет. Что тебе когда-нибудь будет принадлежать весь мир, я имею в виду.
– Ты так не думаешь, вот как. Пол, деньги текут ко мне быстрее, чем я успеваю их тратить. Как же все может не прийти когда-нибудь ко мне?
– До сих пор все огромные состояния однажды исчезали.
– До сих пор.
– Если бы все было так просто, как ты думаешь, то весь мир давно принадлежал бы семье Рокфеллеров, если уж не потомкам Фуггеров.
Джон пронзительно вскрикнул:
– А как же? Кто я такой? Я потомок Якоба Фуггера!
– Утверждает некая Урсула Вален. На мой взгляд, ты в первую очередь потомок Франческо Фонтанелли.
– О да! – Джон рухнул в кресло, закрыл рот кулаком и уставился в потолок. Некоторое время царило молчание, нарушаемое щелканьем ручки, которой поигрывал Пол. – А как насчет пророчества?
– А что насчет него? – Голос Пола доносился словно с расстояния в миллион миль.
– Я наследник? Да. Истинный ли я наследник? Нет. Я не могу вернуть людям утраченное будущее. Я понятия не имею, как это сделать. Я даже не знаю, о чем вообще идет речь. – Он шевельнул сложенными руками. – Лоренцо знал бы. Лоренцо был им. Но Маккейн убил его…
– Джон, – произнес Пол.
– Хм…
– Не знаю, стоит ли мне восхищаться божественным провидением, которое позволяет ломать свои планы с такой легкостью, как это сделал Маккейн.
Джон удивленно поднял голову. Пол сидел за своим письменным столом, вертел в руках шариковую ручку и казался несколько раздраженным.
– Что?
– Я считаю все это величайшей чушью, – сказал Пол. – Без разницы, чей ты потомок и какие там у кого были видения. Важно настоящее. Сейчас у тебя на шее состояние и концерн, и ты должен управляться с ними. До чего другого мог бы додуматься твой кузен? Ему было шестнадцать, боже мой! Разве в этом возрасте можно что-то знать о жизни?
– Что в этом возрасте можно знать о жизни? – Джон встал. – Я тебе покажу, что знал о жизни в своем возрасте Лоренцо. – Он бросился в свой офис, перерыл все ящики в поисках обеих частей статьи в школьной газете и их переводов, сделанных им самим, и вернулся с ними к Полу. – Вот. Почитай.
Пол прочел. Читая, он сначала ухмылялся, потом по мере прочтения стал хмурить лоб и наконец произнес:
– Хм…
– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Джон. – Гениально, правда?
– Не знаю. Немного напоминает один из этих памфлетов, которые хотят доказать, будто Эйнштейн был неправ, или то, что не может быть верна теория эволюции. Которые вкладывают нам в руки на Таймс-сквер какие-то ненормальные со вшивой бородой и безумным взглядом. – Он отложил листки в сторону, словно в них поселились блохи.
– Почему? – набросился на него Джон. – Скажи мне, что не так. Я читал, проверял. Создание денег работает именно так. Через Центральный банк и через коммерческие банки. Лоренцо не писал об этом, но ведь я знаю игру по своему собственному банку: кто-то вкладывает деньги, чтобы я мог их дать взаймы, и так далее. Так возникает все больше активов, которые считаются деньгами. Ведь все верно?
– Да, – неохотно кивнул Пол.
– Но то, что он говорит, не написано в книгах, которые я читал. А ведь это так очевидно. Потому что вместе с активами должны возникать долги. Всегда, неизбежно. И причем из-за процентов больше долгов, чем активов. Вся эта система необратима. Ее нужно запускать снова и снова, и чем больше стараешься, тем глубже увязаешь. Эффект снежного кома.
Пол Зигель озадаченно заморгал.
– Не знаю. Это довольно неортодоксальный взгляд на вещи… Он противоречит всему, что я учил.
– Да, я догадался. – Джон снова опустился в кресло. – И при всем желании я не пойму, что мне со всем этим делать.
Некоторое время царило молчание. Негромкий шелест, доносившийся с той стороны стола, свидетельствовал о том, что Пол еще раз читает текст.
– У тебя есть две альтернативы, – наконец произнес он. – Либо денежная экономика со всеми ее преимуществами и недостатками, либо вернуться к форме бартерной торговли. Которая обладает в основном только недостатками. Ладно, сегодня легко представить себе, что со всеми этими компьютерами и Интернетом можно сделать все то, что не работало раньше… Но я, честно говоря, не представляю себе, как конкретно это можно осуществить.
– Думаешь, что мы, даже если изобретем гениальную альтернативу денежной системе, не обладаем властью, необходимой для ее реализации?
– Нет, – без колебания произнес Пол.
– Крупнейший концерн мира? Крупнейшее состояние всех времен в одних руках?
– Никогда в жизни. Тут мир вдруг объединился бы. Но против тебя.
– Да, – кивнул Джон, запрокинул голову назад. – Именно так я и подумал.
В голове пульсировало. Он чувствовал какое-то недомогание, примерно такое, как будто он что-то проглядел, какую-то взаимосвязь, какую-то важную деталь, но не мог понять какую. Но, может быть, он просто заболел. Он коснулся лба. Горячий. Неудивительно – после всех этих недель стресса.
Он встал. За окнами уже темнело.
– Пойду домой, – сказал он. Пол удивленно посмотрел на него. – Мне нехорошо. Лучше выпью-ка я травяного чая и пораньше лягу спать.
– О! – сказал Пол. – Так и сделай. – Он поднял переводы статей Лоренцо. – Можно, я пока оставлю это у себя? Может быть, мне что-нибудь придет в голову.
– Ясное дело, без проблем. Спасем мир в другой раз.
Когда Джона привезли к замку, его встретил противный снег с дождем.
– Подъехать через гараж, сэр? – спросил шофер. Таким образом можно было добраться до дома, не замочив ног, хоть и по множеству лестниц, подъем по которым показался Джону в тот момент более утомительным, чем пять шагов под дождем.
– Нет, – сказал он. – Я дойду.
В доме дворецкий снял с него мокрое пальто, протянул ему нагретое полотенце для волос и,
