Валерий Алексеев - Паровоз из Гонконга

- Господи, такую кроху притащили! Она же еле ноги волочит.

- Не с кем оставить, - привычно жалобным голоском сказала мила.

- Сама контрактная, что ли?

Смысл вопроса, прозвучавшего очень пытливо, был Андрею неясен, но мама Люда отреагировала так, как будто всю жизнь на эту тем; и разговаривала.

- Нет, только муж, - ответила она.

Смиренный тон ее, видимо, смягчил сердце дежурной.

- Ну, так вот, мам-ма-ша, здесь офис, здесь резиденция советника, а не площадка молодняка. Я вас впустила - и мне же будет втык. Прогуливать детей будете в городе.

- Извините, мы не знали, - сказал Иван Петрович. От его приподнятого настроения не осталось и следа.

- Да ладно, не знали они. Проходите на киноплощадку, не мельтешите перед окнами. И не шуметь! Надежда Федоровна отдыхает с дороги.

"Ага, - подумал Андрей. - Наверно, советник живет на верхних этажах. Значит, там сейчас и Кареглазка".

И от мысли, что Женечка Букреева глядит на него сейчас из окна, ему стало прохладнее, по спине пробежали мурашки.

Тюрины обогнули угол дома и сели на скамеечку под навесом.

- Неприветливые все какие-то, - проговорила мама Люда.

Это офис, - укоризненно сказал ей Андрей. - Знаешь, что такое офис? Официальное учреждение, а мы путаемся под ногами.

- Ну хорошо, тут советник. А этот, хозяин наш? - Мама Люда сердито мотнула головой, имея в виду Матвеева.

- Хозяин плохого тебе ничего не сделал, - ответил Андрей. - Выделил комнату, дал указания.

Мама Люда промолчала, терпеливо вздохнув.

Андрей огляделся. Киноплощадка под открытом небом, как в Летнем саду, рассчитана была человек на пятьсот, скамейки выкрашены в приятный сиреневый цвет, а экран, широкий и слегка вогнутый, вмурован в бетонный забор. С обеих сторон площадка ограждена была добротными фотостендами: "Будни нашей Родины", "Страна пребывания хорошеет и строится", "Визит высоких гостей", "Лучшие среди нас". За стендами здесь заботливо следили, фотографии были свеженькие, качественные, не выцветшие на солнце. Он обернулся: к стене флигеля, чуть ниже глазка кинобудки, приделана была табличка "Места для работников аппарата". Эта надпись, несомненно, относилась к трем рядам скамеек, которые уместились под пластиковым навесом.

- Ну, дорогие родители! - возмущенно сказал Андрей и вскочил. - За вами глаз да глаз! Где вы сели? Посмотреть, что ли, трудно?

Семейство перебралось на солнышко. Впрочем, дело шло к вечеру, и становилось свежее, воздух перестал струиться от жары, тени под кустами стали красными.

- Мама, я пить хочу, - сказала Настя.

- Потерпи. Нас сейчас вызовут.

- Ну, мамочка, ну сил больше нету!

- О, господи, нетерпляйка!

Мать взяла дочку за руку и повела ее к дальним стендам. Там за кустами видны были какие-то подсобные помещения, оттуда доносились голоса наших женщин.

- Сырую воду не пейте! - крикнул им вдогонку Иван Петрович. Манеру говорить вслед он усвоил от мамы Люды. Вообще, если присмотреться, он с годами все больше походил на старую долговязую женщину, а мама Люда - на мелкорослого мужичка.

И в это время из динамика под навесом, как на вокзале, послышался протяжный голос дежурной:

- Тюрины Иван Петрович и Людмила Павловна, вас вызывает товарищ Букреев.

- Ох, Настасья! - пробормотал Андрей. - Вечно она, животина проклятая!

- Ну что ж, - странным, меняющимся, как бы плывущим голосом сказал отец, - как говорил мой друг Михаила Михайлович, пойдем в крестовую, сиречь в аудиенц-камеру.

Он поднялся, застегнул пуговицы пиджака, подтянул галстук.

Видно было, что отец наливается волнением, полно, выпукло, до самых краев. Руки его затряслись, глаза заслезились, лицо подернулось серой рябью.

Пойдем ты со мной, - глухим голосом сказал он Андрею.

- Нет, папа, нельзя, - ответил Андрей, глядя на него с состраданием. - Меня не вызывали. Иди уж один.

Иван Петрович потоптался на месте, пощупал карман с документам повернулся и, нетвердо шагая, пошел...

Когда отец завернул за угол, Андрей направился к решетчатому павильону "Письма, газеты и журналы". Идя по хрустящей дорожке среди ощетинившихся клумб, он все время чувствовал на своей спине точно на хребтине, костлявый взгляд дежурной из широкого зеркального окна.

В павильоне было сумрачно и прохладно. Сквозь решетчатые стены дул сквознячок, задняя же стенка была, как в улье, от пола до потолка разделена на ячейки. Правда, Андрей ни разу не заглядывал в улей но предполагал, что внутри улей должен выглядеть именно так. Над каждой ячейкой была наклеена бумажка с фамилией. Андрей отыскал ячей Сивцова, пошарил рукой - в ней было, естественно, пусто.

"Надо будет фамилию заклеить, - деловито подумал он. - Какой еще Сивцов? Нет больше никакого Сивцова".

Как и Настасье с мамой Людой, ему тоже казалось, что их встреча не так. Но, в отличие от женщин, он знал, чем это вызвано, и старался все увязать в систему. Звягин? Да, Звягин строг, но справедлив. Одерну, чтобы не заносились с первого дня, но ведь пристроил же, причем не к кому попало, а к своему начальнику штаба. А то явились блатники, сразу жилплощадь им подавай. Матвеев тоже строг и тоже справедлив. Местная сторона доверила ему жилье - и он старается содержать его в порядке. Может быть, Звягин и рассчитывает на его пристальное наблюдение, чтобы глаз не спускал с новоприбывших и неопытных людей. Да, суров, неприветлив, но ведь за рубежом расслабляться нельзя.

- Ну, что такое, на самом деле! - с досадой произнес женским голосом динамик, висящий в углу. - Ходят и ходят, как дикие!

В павильон, волоча за руку Настю, вбежала мама Люда.

- Господи, прямо запретная зона! - зашептала она. - Мы уж и так чуть ли не ползком... Папа там?

Она показала глазами наверх, куда-то на крышу особняка, где серебрился цилиндрический бак.

- Там, - ответил Андрей. - Ну, попили?

- Ай, - махнула рукой мама Люда, - попили водички простой, много ли нам нужно?

Она присела возле журнального столика, взяла на колени Настасью.

- Андрюшенька, какие ж там склады! - со светлой печалью в голосе проговорила она. - Какие ж там склады, чего только нет! Икра, ветчина баночная, печень трески, колбасный фарш, напитки различные...

- Ну вот, - с упреком сказал Андрей, - а ты с собой волокла.

- Да это ж все не для нас! - смеясь и всхлипывая, возразила мама Люда. - Представительские склады, для аппарата. И тащат оттуда ящиками, и тащат... При мне переводчики два раза приходили.

- И нечего было там топтаться, - сказал Андрей. - Представительские значит, для представителей, а мы специалисты.

Но мама Люда его не слушала.

- Тащат коробки в обхватку и морды в сторону воротят, - говорила она. - И замечать не хотят.

Она приумолкла и вдруг оживилась.

- А работает там кто? Жены специалистов. Ящики ворочают, бумажки заполняют... Одна врач по образованию, другая даже кандидат. А что? Я бы тоже могла.

- Мало тебе? - спросил Андрей. - Все мало?! Не наворочалась? Никак остановиться не можешь? Во, ненасытная, правильно говорит тетя Клава.

На этот раз мама Люда рассердилась.

- Ты про тетю Клаву молчи! - громко сказала она. - Понял? Я тебе про нее такое могу рассказать...

- Не надо.

- Вот и я говорю: не надо. А на склад я еще устроюсь, погодите. Все они у меня вот здесь будут...

И мама Люда крепко сжала, поднявши кверху, свои маленький кулачок.

Отца ждали долго: небо густо покраснело, в павильоне стало темно и совсем прохладно. Наконец отец вышел на крыльцо, взглянул по сторонам, посмотрел за угол, на киноплощадку и решительно направился к павильону.

- Вот вы где прячетесь! - сказал он входя.

Лицо у него было хоть и измученное, но приветливое, как у человека, которому удалили больной зуб. И, глядя на отца, Андрей тоже почувствовал облегчение и благодарность - неизвестно к кому и за что. Скорее всего к советнику - за то, что он не обидел отца.

- Где ж ты был так долго? - жалобно спросила мама Люда.

- Что значит "где"? - удивился отец. - У советника, потом в бухгалтерии...

Отец молча вытащил из-за пазухи пухлую пачку денег и, улыбаясь, протянул маме Люде.

- Во! Чертова уйма! Полторы тысячи!

- Чего? Рублей? - Мама Люда ахнула и даже отступила на шаг.

- Ох, мама, - сказал Андрей. - Мозги зачерствели?

- Понимаю, все понимаю, - поспешно проговорила мама Люда. - А куда теперь?

- К доктору Славе, - ответил Иван Петрович. - Доктор Слава через полчаса закрывается. Ну, и выйти надо поскорее из этой конторы. А то начнете деньгами интересоваться: "Дай посмотреть" да "Дай посмотреть". И будет некрасиво.

- Дай посмотреть! - машинально сказал Андрей, и родители рассмеялись.

Они вышли из павильона и под прицелом дежурной гуськом направились к калитке. Кнопку нажимать не пришлось: щеколда перед ними сама брякнула, и они, не оглядываясь, вышли в темный переулок.

Отец шагал быстро, большими шагами, он нес Настасью на руках, мама Люда еле за ним поспевала.