class="p1">Шукуров и Халмурадов стояли за яблонями, на берегу арыка. Раскидистые ветки скрывали лица, но по голосам было заметно — оба взвинчены до предела.
— Вы что же, только себя считаете умным и справедливым? А мы, выходит, и не разумны, и не гуманны? — Это голос Халмурадова. В нем слышались обида и отчасти — угроза.
— От разговора уклоняетесь, — не менее жесткий голос Шукурова. — Аксакал нам только что преподал хороший урок. Почти те же слова говорил мне и… — Шукуров назвал имя и отчество Первого.
— А я считаю, передовые хозяйства — маяки — нужны! Они призваны служить образцом для всех. Передовые хозяйства были и будут всегда. Что касается Первого, то думаю, вы не совсем объективно доложили ему про здешние дела.
— Точнее…
— Точнее? Возьмите хотя бы Минг булак. Мне кажется, вы упускаете исключительную важность, которую представляет собой данное строительство в развитии животноводства всей области… Прошу не перебивать! Не вы один, мы тоже, представьте себе, любим нашу природу и хотели бы сохранить Минг булак. Но существует еще и так называемый экономический фактор. Сбрасывать его со счетов мы не вправе. И как раз это хорошо понимает раис, которого вы критикуете. Умейте ценить талантливых руководителей, товарищ Шукуров, не принижайте…
— Никто не принижает его. Но и чрезмерно возвышать… так можно любого сбить с пути. Раис готов был прислушаться, внять критике. А после вашего выступления…
— За свое выступление я и отвечаю!
— Ну что ж…
Атакузы незаметно отступил назад. Когда секретари вернулись к столу, он уже сидел с гостями. Секретари — районный и областной — были явно не в духе: красные, хмурые, глаза опущены. Не смотрят друг на друга. Вскоре Шукуров поднялся — дела у него в Ташкенте. Попросил прощения и уехал. Районный уехал, а областной остался! Такого еще в этих краях не бывало, очень уж получилось неуважительно. Халмурадов тут же попросил разрешения у хозяина и тоже собрался покинуть застолье. Улучив момент, он, как бы прохаживаясь в ожидании машины, взял под руку Атакузы и увлек его в сад.
Чувствительно задел Халмурадова Шукуров. Областной шел, странно подрыгивая ногами, нес высоко свое гладко выбритое, красивое лицо. В глазах — холодная гордость. Таким Атакузы его еще не видел.
— Хотел вас спросить, — начал Халмурадов, приглаживая рукой густые черные кудри. — Что за кошка пробежала между вами?
Атакузы нервно передернул плечами:
— И сам не пойму, товарищ секретарь обкома. Стараемся по мере сил своих и даже больше. Выполняем все государственные задания. Бывают, конечно, ошибки. Слушаем советы старших товарищей — исправляем. Если насчет дома моего механика, я же вернул его хозяину, извинился.
Атакузы начал тихо, даже робко. А потом вспомнил неприятности последних дней и разволновался — выложил все, что накопилось на душе.
Халмурадов стоял и, поигрывая веточкой с бутоном розы — сорвал ее в цветнике, хмурил брови и молчал.
— Вот что, — принял наконец решение, голос сделался ровным, властным, как и приличествует большому руководителю. — Не горячитесь, Атакузы-ака. Этот человек гнет свою линию, хочет удивить Первого новшествами. Пусть удивляет. А вы делайте свое дело, как раньше. То, что дом вернули, это очень хорошо. И насчет Минг булака не слишком упирайтесь, посоветуйтесь с проектировщиками, может, еще не поздно что-то сделать. Ну, истратите лишних пятнадцать-двадцать тысяч, что же делать, придется. Раскиньте мозгами — нельзя ли перенести строительство чуть в сторону от урочища. Не забывайте — Шукуров все же первое лицо в районе. Приходится с ним считаться. Лично я всегда поддерживал вас, буду поддерживать и впредь. Завтра же доложу обо всем Первому. Попытаюсь уговорить, пусть приедет. Посмотрит собственными глазами, а то ведь давно не был у вас, все отсталых навещает. Будьте готовы принять.
— Спасибо! — Атакузы с трудом скрыл дрожь в голосе, крепко обеими руками пожал дружескую руку Халмурадова.
Провожать высокого гостя отправились все, кто пировал у Атакузы. Далеко растянувшейся цепочкой машины торжественно проследовали до границы соседнего района. Возвратился Атакузы с проясненной душой. Казалось, рассеялись наконец тучи, нависшие в последние недели над головой. Да, хорошего, верного друга приобрел он себе. Халмурадов — молодой, энергичный руководитель областного масштаба и, по всему видно, с большим будущим. А что Шукуров?.. Правда, и Шукуров, если по-честному, не так уж плох к нему. Но слова Халмурадова: «Передовые хозяйства — маяки, образец для всех, были и будут всегда!» — крепко засели в голове раиса.
Лесть близка душе человека, а у Атакузы была обыкновенная человеческая душа.
1
Вот уже четыре дня, как Вахид Мирабидов с Назокат-биби отдыхают в горах в санатории колхоза «Ленин юлы».
Прекрасное место для здравницы. Внизу Минг булак с его целительными родниками. Вверху снежные горы, справа — миндалевые и арчовые рощи хозяйства, слева — многоводная горная речка.
Санаторий рассчитан на двадцать человек. Но сейчас работа в колхозе еще в разгаре, и, кроме Мирабидова с супругой, никого нет. Просторные домики с айва-нами на берегу бурной речки — выбирай любой! Яблоневые рощи и виноградники с уже созревшими золотистыми плодами — протяни руку и ешь! Пенистый кумыс от стреноженных в высокой траве кобылиц — все в распоряжении домлы Вахида и Назокат-биби. Для них стараются повара, их покой охраняет сторож санатория. Почему же Вахид Мирабидов ходит сам не свой? Почему так непривычно мрачен?
Не первый раз приезжает он в эти края. Отдыхать здесь случалось и раньше, и довольно часто. Но никогда не был он так одинок. Обычно по одну руку от него неизменно был его шагирд [53] Хайдар, по другую — сам Атакузы. К приезду уважаемого профессора готовились: резали баранов, приглашали музыкантов, танцовщиц. Съезжались руководители района, и пиршества длились нередко до рассвета. Пировали обычно в укромном уголке миндалевой рощи, у прохладного веселого водопада. Главным запевалой, неизменным тамадой бывал, конечно, он — профессор Вахид Мирабидов. И чего бы ни пожелала душа, — все исполнялось, как в скааке. А на этот раз…
В санаторий их привез Хайдар и тут же укатил обратно, — какие-то у него появились дела. И, похоже, глаза прячет. Что с ним случилось? Пытался поговорить по душам — ускользает, скрытничает. А сам Атакузы? Кажется, мог бы улучить время, заглянуть — за четы-ре-то дня! Нет, пропал, ни разу не наведался. Правда, позвонил, поинтересовался, как живется гостям, попросил извинения — в его колхозе начинается большое совещание. Что же оно — сутра до утра? Нет-нет, что-то изменилось, не тот стал Атакузы. Но больше всего угнетало пренебрежение, которое выказывал зять.
