домла, угадал я, что скажет вам зять?
— А может, я прочел ваши мысли, Атакузы-ака?
— Еще как прочли! Попали в самую точку, Абрар Шукурович!
Шукуров сел на камень рядом с тестем, кинул шляпу на траву. Еще раз обвел взглядом горы, леса, ручьи вокруг и рассмеялся, как смеются дети, — просто от радости жизни.
— Правду говоря, и я сейчас не расположен к серьезным разговорам. Но хотите, раис, отгадаю еще одну вашу мысль?.
Глаза Атакузы озорно вспыхнули, он остановил протестующий жест Вахида Мирабидова, с интересом подался вперед:
— Ну-ну?
— И чего этот человек прицепился ко мне, как овечья колючка? Так. ведь думаете?
— Угадали, так оно и есть! — вновь эхо в горах от хохота Атакузы. — А теперь я — хотите отгадаю, что у вас на душе?
— Пожалуйста! — в глазах Шукурова тоже заиграли огоньки.
— Как мог этот неглупый человек так потерять голову от успехов! Верно?
— А вы, наоборот, считаете, что, несмотря на успехи, остались самым скромным человеком в мире.
— Да бросьте наконец ваши скучные споры! — крикнул Вахид Мирабидов. Но Атакузы уже не остановить. Прихлопнул ладонью сдвинутую на лоб тюбетейку.
— Хотел бы я знать, товарищ Шукуров, в чем состоит моя нескромность?
Шукуров взял с подноса яблоко, разломил пополам и неожиданно попросил:
— А ну-ка, налейте и мне! — Под одобряющий смешок раиса выпил рюмку, неторопливо вытер губы, устало улыбнулся: — До чего же день сегодня тяжелый! Может, отложим?
День и впрямь выдался нелегкий. G утра договорились с Махбубой, что после обеда вместе поедут к Старикам (и правда, получилось нехорошо, за целую неделю ни разу не смог выбраться). Но нагрянул начальник главка из Министерства водного хозяйства, а с ним председатель облисполкома. Втроем и поехали в степные совхозы, оттуда — на горные пастбища, а затем еще к Аксакалу. Вернулся только часам к шести.
Махбуба все еще ждала — нарядная, в новом (опять в новом!) золотисто-солнечном атласном платье. Оно выгодно оттеняло белизну лица, Шеи, оголенных до локтя рук. Черные сплетенные из ремешков лакированные туфельки довершали наряд. Утомленная долгим ожиданием, встретила мужа обиженно-холодно, отвернулась, не ответила на ласковое слово.
Шукуров растерялся, но только, на миг. Посмотрел на нарядную жену, и вдруг его осенило.
— Махбуба, милая, ты же была такая разумница, неужели не догадалась, за кого выходишь замуж? — он засмеялся.
Махбуба сердито отбросила со лба челку.
— А теперь, считаете, поглупела?
— Наоборот, еще больше поумнела. А похорошела как! — добавил Шукуров. — Но почему-то не понимаешь простых вещей. Не замечаешь, как устал, адски устал твой любимый, извини, некогда любимый супруг!
— Это я некогда! Я! — Махбуба захлебнулась, большие, серые, обведенные нежно-голубой краской глаза налились слезами.
Шукуров сел рядом с женой, тихонько обнял, поправил челку на лбу. Эта ее челка! Он любил, как он любил вот так же поправлять ее в юности. Что-то теплое перехватило вдруг горло.
— Ну, прости, Махбуб! Конечно, я виноват кругом. Ты даже не знаешь, как я благодарен тебе. Что было бы со мной, если бы тогда, в наши молодые годы, ты отвернулась от меня?..
— Глупышка была, потому и пошла за вас.
— Не говори, самой умной была на свете!
Проговорили битый час. Шукуров считал, что у него появилось за последнее время право быть недовольным женой: захотелось ей почестей должностных, жизни послаще. А оказалось, и у жены «наболевших вопросов» не меньше — изменился к семье, забыл детей, погрубел, не хочет понять ее, и вот итог всем обидам — «разлюбил». Как только ни оборонялся: и объяснял, и шутил, — но она все говорила и говорила, пока не выложила все, не выплакала слезы.
— Ну? Можно теперь мне? — он крепче обнял ее.
— Пожалуйста, начинайте свои…
— Нотации, хочешь сказать?
— Не знаю, нотации или другое, но все, что вы скажете, я заранее знаю.
— Телепатия? — засмеялся Шукуров.
— Может быть… Ну ясно… мещанка, обывательница, жажду роскоши, почитаю чины…
Шукуров вскочил с места:
— Вот это правдолюбка! Молодец! А ведь не угадала, что я хотел тебе сказать. — Снова сел рядом, взял ее руки в свои: — Вот что, Махбуба. Я хочу спросить тебя, но сначала обещай ответить честно. И не вилять…
Махбуба достала надушенный платочек, осторожно — как бы не задеть краску — промокнула дрожащие слезинки на ресницах и настороженно уставилась на мужа.
— Скажи, Махбуб, помнишь, как ты пошла за меня? Родители были против. Шла за бывшего детдомовца, студента с неопределенным будущим. Скажи, была ты тогда счастлива? Только честно…
Махбуба опустила голову и вдруг тихо всхлипнула.
— К чему вы? Будто не знаете…
— Пожалуй, побоялся бы спросить, если б не знал! Мы с тобой оба были счастливы. Так вот: наши тщеславные желания быть первыми людьми в районе (он осторожно сказал «наши»), стремление жить на широкую ногу, приобретать то, чего не могут приобрести другие, — все это гроша ломаного не стоит перед нашей с тобой любовью. Любовь нас соединила, и я бы хотел донести ее до конца наших с тобой дней…
Махбуба быстро взглянула на мужа. Глаза засверкали.
— Вы хотели бы… Неправда! Не верю! т-Она кулачком забарабанила в его грудь. — Где же вы были все эти дни? — и кинулась на шею ему.
Потом они ехали в машине. Молчали, но обоим было хорошо. «Как много теряют люди от недосказанности, от нежелания выслушать друг друга», — подумал Шукуров.
Он устал сегодня, но давно не был в таком добром расположении духа. И так не хотелось терять это настроение. Зачем только Атакузы затеял спор?
— Давайте отложим этот разговор, — повторил Щукуров.
— Ладно, — согласился Атакузы. — Но есть у меня к вам одно слово.
— Если только одно, — улыбнулся Шукуров.
— Вот вы, видимо, считаете себя самым правильным, самым честным человеком, Абрар Шукурович…
— По-моему, каждый видит себя таким.
— Ну, я вижу, здесь началось заседание бюро! Пойду лучше на дочь посмотрю, — Вахид Мирабидов махнул рукой и стал подниматься по тропинке к санаторию.
— …докладываете первому секретарю обкома, — Атакузы продолжал, не обратив внимания на Мирабидова, — докладываете обо мне, о моих делах. Искажаете истину, вводите в заблуждение.
«Успел и с ним потолковать. Ну и человек! — подумал Шукуров о Халмурадове. — Что им движет? Хочет создать свой собственный маяк? Только ли это?»
— Что я могу ответить? Если скажу, что никого не вводил в заблуждение, вы же не поверите.
— А вы докажите! — усмехнулся Атакузы.
— Чем? Может, поддакивать вам во всем?
— Поддакивать мне незачем! Все, что я делал и делаю, — все это только ради колхоза, ради людей…
— Послушайте меня, Атакузы-ака, — перебил Шукуров. Заговорил медленно, сосредоточенно, останавливаясь, чтобы подобрать нужное
