всех выпавших на Женькину долю бедах и несчастьях… И поняла вдруг, что её двоюродная тётка по-настоящему больна. С тех самых пор, когда выдумывала небывальщину о своей матери, обвиняя её в колдовстве и всерьёз считая ведьмой (впрочем, в Деулине ведьмой Антониду называли все). А ведь она и в самом деле сошла с ума! – ахнула Рита.
– Давно это с ней? Вы не замечали ничего необычного в её поведении? Может, рассказывала что?
– Замечала. Рассказывала. Давно… – с усилием выговорила Рита.
– Вот и дочь её говорит, что давно. Так вы поторопитесь, если хотите её здесь навестить. Будем вашу тётушку оформлять в психоневрологический интернат на постоянное проживание. Дочь её к себе не хочет брать, боится за ребёнка.
– Скажите, ей ведь там помогут? Вылечат? – с надеждой спросила Рита.
– Она там будет жить, – с нажимом на слове «жить» ответила врач. – Помочь ей, к сожалению, нельзя. У неё прогрессирующая шизофрения, осложнённая паранойей.
– Но она же… Она ведь пока…
– Пока дееспособна, – закончила за Риту врач. – Что будет дальше, не знаю. Болезнь прогрессирует, какое-то событие послужило толчком, и… Дадим ей группу инвалидности, будет получать пенсию.
Рита молча глотала слёзы, вытирая глаза тыльной стороной руки.
– Не расстраивайтесь так. Это же интернат, не тюрьма, сможете её навещать, можно домой забрать – на срок до шести месяцев, оформить временное выбытие. Если, конечно, за ней будет кому смотреть.
– Да, да, – кивала Рита, понимая, что Олька вряд ли захочет забрать мать домой «на срок до шести месяцев». («Что же касается каникул, то, с Вашего позволения, она будет проводить их в Ловуде» – некстати вспомнилась Рите жестокая миссис Рид из книги «Джен Эйр». Или – как раз кстати?)
А она, Рита, захочет? Когда-то она поклялась самой себе, что больше не станет разговаривать с тёткой и никогда её не увидит. В тот памятный Рите день Женька очень сильно её обидела, и с тех пор Рита не хотела её видеть. А тогда, в тот вечер, прыгала от радости. Женька явилась к ним поздно вечером. Да что там вечером, почти уже ночью…
Это случилось в пятницу, вечером. Да что там вечером, почти уже ночью. Рита с Верой Сергеевной ещё не ложились – смотрели по телевизору праздничный концерт. От громкого звонка в дверь обе вздрогнули. Звонили требовательно и настойчиво.
– Кто там трезвонит на ночь глядя? Пойди, посмотри, – велела Рите мать.
Рита посмотрела в глазок и торопливо защелкала замками – на площадке стояла Женька с двумя объемистыми сумками-баулами (других Женька не признавала). Не отвечая на Ритино «здравствуй», сбросила с ног туфли и босиком прошлёпала в гостиную, жалобно окликая: «Вера! Вее-ер, ты где там?» Рита поспешила на кухню – поставила чайник, спешно нарезала лимон, колбасу и сыр, понимая, что с Женькой творится неладное. Что-то случилось…
Вера Сергеевна усадила двоюродную сестру на тахту и, присев с ней рядом, гладила окаменелые плечи, сжимала в ладонях ледяные Женькины пальцы.
– Замёрзла, да, Жень? Сейчас чай будем пить. Ужинать-то будешь? Или ты у Ольки поела? – буднично спрашивала Вера Сергеевна, старательно не замечая Женькиных застывших глаз.
Глаза означали одно: Женька опять поругалась с дочерью и зятем. Потому и приехала.
Олька с мужем работали в подмосковном Бужаниново, врачами в поселковой поликлинике. Жили там же, им полагалось служебное жильё. Женька к ним регулярно ездила, хотя её не приглашали. Привозила подарки и обновки маленькому Павлику, стеклянные банки с Олькиным любимым сливовым компотом, соленья и варенья (Женька была мастерица по части домашних заготовок). Погостевав у дочери с зятем, приезжала к двоюродной сестре и трещала без умолку, рассказывая о «своих».
Сегодня она была непривычно молчаливой и на все вопросы – трясла головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая сказанное. В глазах у Женьки стояли непролитые слёзы. Вера Сергеевна достала из бара бутылку «Столичной», налила себе и Женьке. Женька враз осушила стопку, налила вторую и сразу же выпила. Вздохнула длинно. И подперев руками тяжёлую голову, повела рассказ.
Олька с мужем надумали ехать в деревню. Не в Деулино, туда они вообще не ездили. – К Олькиному мужу, в Выкопань, где обретались две его бабушки и тётка, у всех свои избы, и все трое наперебой приглашали Игоря с семьёй в гости. Все трое! К кому и ехать – не знаешь! – «Значитца, в пятницу уехать собирались. Сёдни, значит, – обстоятельно рассказывала Женька. – Олька моя мне грит, ты к нам не приезжай…
– И не привози ничего, там всё есть. У Анны Никифоровны, бабушки Игоря, корова своя, Павлик молочка парного попьёт. И овцы, и куры, яйца свои. Поросёнок тоже… Ты не приезжай, мама, – повторяла Олька.
– Что значит, не приезжай? К бабушке они поедут… Бабушку нашли! А я, значит, не бабушка? – распаляла себя Женька. – Внука от меня увезти хочешь? Правильно, зачем тебе мать-то, вырастила тебя, и ладно, и хватит с неё. Ты Павлику другую родню нашла, Игоря своего послушалась! Он тебе наговорит. Там, значит, бабушка, а я, значит, ему чужая, и тебе чужая. Что молчишь, говори, мать всё стерпит – всхлипнула Женька.
И Олька уступила. Договорились, что мать приедет к ним в пятницу, вроде не знает она ничего об отъезде. И Игорю не останется ничего другого, как взять Женьку в Выкопань.
Я надолго-то не задержусь, два дня с Павликом побуду, а в воскресенье уеду, – пообещала Женька.
На том и порешили.
– Ну, думаю, уж на что моя Олька хитрюшка, а я её обхитрила! На кривой козе объехала! – хвасталась Женька. – Договорились вроде обо всём. В электричке ехала – смеялась до слёз! Еду и сама с собой смеюсь, вот умора-то! Спектакль сыграем с Олькой, а Игорь зрителем будет. Устроим ему сюрприз!
А устроили – мне. Приехала, а никого нет. Полчаса под дверью промаялась, с сумками энтими. А тут соседка ихняя вышла. Говорит, уехали они, утром ещё, и Павлика увезли. Сказали, приедут через месяц, и ключи оставили.
Игорь исхитрился купить по дешёвке старенькую «Ладу». Машина, неказистая с виду, служила новым хозяевам исправно. Загрузив в багажник чемоданы и усадив жену с сынишкой на заднее сиденье, Игорь укатил с ветерком в бабушкину деревню, посигналив на прощанье соседям.
– У них там в лесу ягод тьма, грибов – хоть косой коси, привезти мне обещались, – хвасталась соседка Женьке. Будто это её внука увёзли
