мне хотят сказать. Что я умру? Но я же так не договаривалась, меня никто не предупредил, вот только сейчас спохватились. Я бы, может, и жить не начинала, а теперь уже поздно — привыкла, втянулась. Черт знает что такое, эта ваша жизнь. Кстати, в колоде Этьена есть карта Жизнь. И это очень тяжелая карта, она обозначает, что сейчас всё на тебя кааак напрыгает!
Я тоже рисую потихоньку свою колоду. Мне казалось, что напридумываю по дороге кучу своих карт, а в результате на данный момент у меня готовы ровно семь, и мне их вполне хватает для гадания. Вообще, мне кажется, можно обойтись двумя картами. Одна пустая, а вторая — Мир. Мир означает, что волноваться нечего, все хорошо. А пустая — что, может, и есть причины для волнения, да только ты все равно ничего не знаешь и никогда не узнаешь, хоть тресни. Очень подробно можно описать реальность.
На самом деле, конечно, для гадания достаточно одной карты, но я еще не доросла до такого мастерства...
* * *
Лёшка, я и сам толком ничего не знаю. Она поехала вечером к Волошину, он привез ей передачу от подруги из Франции. Неля с женой Волошина дружит с детства, ты знал?
Я не знал. Чего ж он тогда на нас кинулся?
Да неважно.
Она зашла в квартиру, дверь была открыта, вот она и зашла.
Не знаю, но если они давно дружат, то могла зайти, наверное. А он лежит на диване и уже не дышит. Потом сказали, что отравление. Инъекцию цианида ему сделали. Конечно, подозревают, только она так себя вела, что глупо ее подозревать. Могла ведь уйти, никто не знал, что она к нему собирается. Отпечатков ее в квартире не нашли, она, как только поняла, что он умер, сразу милицию вызвала и на лестницу вышла. У нее же нервы, как у осьминога. Помнишь, нам в универе рассказывали, что самые толстые нервы — у осьминога. Миллиметр в диаметре.
Ну вот, ее на допрос уже вызывали, она попросила детектор лжи, но они пока не торопятся.
Да у Нинки же брат работает в судмедэкспертизе, так мы ему звоним каждый день.
А ты как думаешь, могла она?.. Ну, это... Я вот думаю, что вполне могла. Я один раз опыт завалил, так она так посмотрела, что никакого цианида не надо. Я не паясничаю, я пытаюсь разрядить атмосферу.
Но только знаешь, что я тебе скажу? Если это она — никто и никогда этого не докажет!
Ну что, начали? Ты их лови пинцетом за хвост, а я сразу буду перехватывать за шкирку. Поехали.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Плывет лодочка, качается на волнах, сосной пахнут доски, и ты сидишь напротив, такой родной, такой красивый, такой единственный. Как тебя зовут, душа моя? откуда ты? куда держишь путь?
Не очень-то получилось, надо признать, да и какая лодка из сосны, так, смех один. А если честно, то совсем не получилось. И вёсла, ну это же надо так лажануться, забыть про вёсла. Всё из-за запаха этого чертового, вязко склеивает бронхи, стучит в висках, а самое обидное, что уключины полдня ковал, чтоб не просто так, а в форме лиры. Я, типа, творец, а не ремесленник. Это точно, с этим не поспоришь. Плыви теперь по течению, творец хренов. А солнце все сильнее припекает, и укачивает, как я вообще мог про это забыть? Меня же укачивает на воде, у меня морская болезнь, тошно мне и муторно, зачем же я дал себя уговорить? Я люблю тебя, конечно, но при чем тут река? А теперь ты смотришь на меня с вечной твоей укоризной, не смотри, отвернись, я сам знаю, что плохо получилось.
Откуда ты взялся, чего ты хочешь, зачем смотришь так пристально, а потом зачем взгляд отводишь? Я тяну руку прикоснуться к влажной коже, хотелось бы щекой, но отчего-то страшно, и прикасаюсь, и сдавленное рычание не то чтобы слышу — рукой чувствую. И даже как будто шерсть на загривке дыбом и колючие звездочки в глубине зрачка — зря потянулась, зря дотронулась. Вообще надо бы отодвинуться, но шевелиться страшно, и голова кружится все сильнее. Я зачерпываю воду, чтобы смочить виски, но ты внезапно бьешь меня по руке — резко и сильно, — и я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, а в глубине души нарастает страх: я так и знала, господи, я так и знала, ты хочешь меня убить. Не рано или поздно, а вот прямо сейчас, а я ведь тебя люблю. Прости меня, я не знаю за что, но прости, я больше не буду, я исчезну, растаю в горячем воздухе и не буду больше, отпусти меня, не мучай, позволь мне уйти.
Черт, ну я всегда знал, что она ненормальная: собирается пить из реки! Ты видела, что в ней плавает? Сил моих больше нет, когда ты уже повзрослеешь? Так же нельзя, тем более что у меня осталось в бутылке немного воды, на двоих не хватит, но я и не хочу. Ты так на меня смотришь, что я уже совсем ничего не хочу, только на берег. Так что я пить не буду, пусть это будет как будто такая жертва богам, на таком как будто алтаре. А они за это чтобы к берегу лодку прибили, а меня сделали умным, и я чтобы больше никогда в жизни, ни сном ни духом... Но если это слишком сложно, то не надо, главное — это лодку к берегу. А я и сам, честно говоря, ни сном ни духом, больше никогда в жизни. Ну что ты смотришь, пей уже, действительно ведь жарко.
Почему, господи, почему это происходит со мной? Я не буду это пить, ты что, думаешь, я совсем идиотка и ничего не понимаю? Или — ну конечно, ты думаешь, я понимаю, но все равно выпью, когда это я могла тебе отказать? Вот интересно, что там за яд? То есть ты хочешь, чтобы я быстро
