- А что ж такое у вас было?
Она растерянно замолчала, что-то в его тоне мешало ей говорить.
- Ты-то Брэнди видела?
Она кивнула головой.
- Когда же?
- Ночью.
Он не стал больше ни о чем расспрашивать, взял ее за руку повыше локтя, и тревога вдруг улеглась, стало спокойно. Он был таким взрослым, надежным.
Лабоданов подвел ее к распахнутой двери тира. Из тира доносились возбужденные голоса, то и дело хлопало духовое ружье. Они вошли внутрь.
Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, как Жужелка еще девчонкой забегала в тир. Она с интересом осматривалась.
Старая цветастая обивка на прилавке. В глубине, у стены, в четыре яруса-веселые мишени. Чего только тут нет: и мельница, и обезьяна Чита, и пушка, и танцующий с полотенцем заяц.
Рябой дядя Вася в ситцевой полосатой рубашке показывал женщине, как заряжать ружье.
- Ломайте смело, как дома капусту.
Он переломил пополам ружье и вставил новую пульку.
- Сильное у вас оружие, - сказала женщина, - зверь.
У женщины немолодое лицо, наведенные брови и маленькие, по-детски розовые уши, за которые она то и дело закладывала грубо завитые пряди волос.
- Приготовьсь,-сказал дядя Вася.
Женщина долго примащивалась, отыскивая удобный упор на прилавке, и вскинула ружье. Ее резкие, энергичные ухватки говорили об опыте, но совсем другом, имеющем мало общего о духовым ружьем и лотерейными мишенями.
"Бах!"-пальнуло наконец ружье. Женщина волновалась.
Она переломила ружье, вкладывая в каждое движение куда больше силы, чем требовалось. "Бах!" На этот раз в ответ хлопнул пистон сраженной мишени маленькой пушки. Потом свалилась голубая бабочка, завертелись крылья мельницы. Женщина кинула на прилавок смятую рублевку.
- Заберите пока что, - сказал дядя Вася.
Ей полагались премиальные. Он пошел за прилавок поднимать мишени, и его протез гремел, как уключина в лодке.
- Настя!-позвал мужчина в парусиновом, туго облегающем пиджаке, томясь с буханкой белого хлеба под мышкой. - Пошли уже?
-Отстань!-сказала женщина, не оборачиваясь, и отвела за ухо прядку волос. - Я в отпуске гуляю.
Дядя Вася отсчитывал пульки, высыпал их с ладони на прилавок и все не отходил от женщины.
Несколько посетителей с ружьями в руках ждали, пока она Отстреляется, Она целилась в "спутник" -- новую, самую трудную мишень. Если попасть в него, маленький шарик завертится вокруг большого, вокруг "земли". Но "спутник" оставался неуязвим.
- Анастасия! - позвал мужчина.
- Не игран на нервах. Тебя просят.
Женщина прикупила пульки, легла на прилавок и целилась.
Платье на ней задралось и открыло высокие икры. Ее голые ноги будто принадлежали другой женщине, с более легким и.
молодым телом.
- Ладно, - сказала она, досадуя, что никак не удается попасть в "спутник", и напоследок прицелилась в зайца, танцующего с полотенцем.
Заяц свалился.
- Дай-ка, Вася, - сказал Лабоданов. - Мое?
Он проверил ружье и, стоя боком, вполоборота, высматривал, по какой мишени бить.
"Надо же, - подумала Жужелка, - у него даже ружье свое здесь есть". Второй год она живет рядом с тиром, а не была здесь, кажется, с самого пятого класса. Она украдкой потрогала волосы, они были еще сырые.
Женщина, эамегив, что ожидавший ее мужчина ушел, стала торопливо расплачиваться.
- Вася1-громко сказал Лабоданов. - Самому подлезть?
- Ни-ни! Запрещено.-Он посмотрел вслед женщине, усмехнулся. Перерабатывает нашего брата. Видал? Это же партизаны. Мост через Кальмиус взрывали. Ты что-нибудь знаешь про это?
- Я знаю! - звонким, срывающимся голосом сказала Жужелка.
- Изучали в школе, - сказал Лабоданов и прицелился в "спутник".
- Ну-ка, положи ружье. Инструкция для всех одинакова.
Дядя Вася ушел за прилавок, гремя протезом, и принялся устанавливать сбитые мишени. Пока он не вернется назад, ружье в руки брать не разрешается.
- Приготовьсь, - сказал он, ковыляя назад.
- Бью по "спутнику", - объявил Лабоданов.
- Раньше тебя тут желающие есть.
- Свирепо, - сказал Лабоданов и положил ружье. - Тогда жду.
Солидный гражданин без рубашки, в одной белой сетке, прицелился. Он стрелял в "спутника", но все мимо.
- Ерунда! - сказал он, недоумевая и рассердившись в конце концов. - В него попасть невозможно. Или ж испорчен - не вертится.
- Сейчас увидите, - сказал, улыбаясь, Лабоданов и посмотрел на Жужелку. И невидимая ниточка перекинулась от него к ней.
Гражданин критически оглядел Лабоданова и направился к двери.
- Спортсмен! - раздраженно сказал он, хотя явно хотел сказать что-то похлеще. Белая спина его колыхалась в сетке.
Подталкивая друг друга, хихикая, два паренька прилегли с ружьями на прилавок и замерли.
- Вы по "спутнику"? - спросил их Лабоданов.
Они покачали головами. Лабоданов прицелился.
Раздался выстрел. Жужелка вздрогнула. Лабоданов снова целился. Оба паренька не стали стрелять, следя за ним. Лабоданов выстрелил.
- Готово! - сказал один паренек, и они оба засмеялись от удовольствия.
Жужелка подошла ближе, посмотреть, как кружится "спутник".
- Вы тоже интересуетесь? - спросил дядя Вася.
Жужелка замотала головой и засмеялась. Она была очень горда за Лабоданова.
Лабоданов продолжал стрелять теперь уже по другим мишеням, а она стояла рядом, не отрываясь следила за ним.
- Спортсмен! - сказал дядя Вася.-Ты у меня сегодня все пульки за премию перетаскаешь.
Но Лабоданов бросил стрелять.
- Отдай за меня ребятам. Я кончил.-Он повел Жужелку на улицу.
Они немного прошли молча и остановились. Настроение у Лабоданова спало. Он курил, поглядывая на проходящих мимо людей.
- Так ты передай Брэнди, что я его жду. Не забудь.
- Да, да. Я не забуду.
Вдруг он пристально посмотрел на нее.
-Девушка Клеопатра! - сказал он точно так же, как в первый раз, когда они познакомились, и бросил недокуренную сигарету.
- Клена, - мягко поправила Жужелка.
-Девушка Клена! Нет, лучше Клеопатра. - Он приблизился к ней и взял ее за руки повыше локтя, и Жужелке стало вдруг страшно отчего-то. - Слушай же. Сегодня в восемь часов, нет в девять. Так в девять, поняла? Приходи в парк, к памятнику, ну знаешь - крыло самолета у обрыва. Вот туда. Буду ждать. А теперь я ушел.-Он сжал ее руки.-Так в девять, значит.
Она молча кивнула, соглашаясь. Его раскачивающаяся спина вскоре скрылась из виду. Жужелка потрогала волосы и пошла, прижимая локтем учебник.
Рано утром он тихо встал, чтоб бежать от дознаний и не глядеть в честные глаза людей, никогда не нарушавших никаких законов. Но в двери о.н столкнулся с матерью. Увидел ее измученное лицо, понял, что она не спала. Она не проронила ни звука. Это было совсем не похоже на нее. Лешка готов был куда-нибудь провалиться, чтоб не причинять ей таких страданий.
За воротами он вспомнил о ста рублях, лежавших в кармане брюк, и теперь все время ощущал их, точно это камни, а карман, казалось ему, тяжело набит и топорщился, и в то же время эти сто рублей волновали его - у него никогда не было таких денег.
Он не мог окончательно прийти в себя и трезво обо всем подумать. Он чувствовал себя главным действующим лицом в каком-то странном спектакле, который неизвестно еще чем окончится. И от этой неизвестности слегка дух захватывало.
Обгоняя его, ехали в порт битком набитые людьми, истошно звенящие трамваи. Дул сильный норд-ост, раскачивал ветки деревьев. Прямо перед Лешкой и дальше по всей глубине малолюдной улицы медленным белым дождем осыпалась акация.
Лешка вдруг подумал, что какой-нибудь день всего остался ему, чтоб так ходить, смотреть. От этой нелепой мысли в висках принялось стучать. Он присел на лавочку у чужих ворот. Ему необходимо было все обдумать.
Но на месте не сиделось. Он вскочил и быстро пошел отсюда, с этой тихой улички, на проспект, в толпу.
Он шел по проспекту, больше всего на свете желая, чтобы сейчас что-нибудь произошло: выбежал бы на мостовую ребенок, и Лешка ринулся, выхватил бы его из-под самой машины. Или загорелся дом, и Лешка бросился бы в огонь и появился перед толпой с пострадавшим на руках, сам тоже сильно обгоревший.
И все поняли бы, чего Леша Колпаков стоит, что он на самом деле собой представляет.
Вдруг кто-то сильно дернул Лешку за рукав. Он обернулся.
- Помоги, парень! Опаздываю! - выдохнула ему в лицо незнакомая девушка в тюбетейке и темных очках.
Он не сообразил еще, чего от него хотят, как в руках у него оказались тяжелый мешок и парусиновый саквояж.
- Не тяжело? Донесешь?
Он тупо кивнул. А девушка возбужденно торопила его:
- Девятнадцать минут осталось до отхода эшелона! Учти!
Она пошла вперед, торопясь, спотыкаясь от волнения, от боязни опоздать на поезд, изредка оборачиваясь всем телом.
Он тащился за ней, как дурак, как лопух, как груженый ишак, которым каждый может помыкать на свой лад. Какого черта! Мелькнуло: Лабоданов никогда не дал бы себя так облапошить. Он догнал девушку и, идя с ней рядом, спросил:
