– - Слушаю, ваше благородие. Счастливо оставаться!
Солдат ушел.
– - Кто же тебя, братец, запер? -- спросил драматург-водевилист.-- Говори откровенно: не запирайся!
Кудимов, имевший свои причины восхищаться остротами Анкудимова, захохотал.
– - Кто запер? -- отвечал хозяин с некоторою досадою.-- Человек запер!
– - Как человек?
– - Ну как… разумеется как -- ключом!
Послышался стук сапогов, подбитых гвоздями, и в центре кружка, образовавшегося около окошка из членов нашего общества, явился рыжебородый мещанин, рябоватое лицо которого, пылавшее справедливым, по-видимому, негодованием, очень живо напоминало голландский сыр. Губы его, немножко раскрытые, выказывали ряд гнилых, черных зубов, как у большой части купцов, торгующих фруктами…
– - Надуванция-с, господа! -- сказал он, приветствуя каждого из нас мещанским поклоном.-- Чистая надуванция!
– - Вестимо,-- подхватил чернобородый мещанин, протеснившийся чрез толпу к своему товарищу.-- Не хочется денег платить!
– - Молчите вы, свиньи! -- с гневом воскликнул сотрудник.-- Не с вами говорят. Пошли вон.
– - Пойдем, как деньги получим… обещал сегодня, так сегодня и заплати… дверь заперта, ну так, в то место, через форточку заплати…
При слове "через форточку" сотрудник вздрогнул.
– - Сумма невелика,-- продолжал рыжебородый,-- пролезет! Двадцать три рубля семьдесят три копейки…
– - Да мне осьмнадцать рублев.
– - Итого… Мещанин стал считать…
– - Ничего!-- воскликнул сотрудник грозным голосом.-- Сегодня решительно ничего! Завтра…
– - Спасибо! Покорнейше благодарим-с. Вот, господа,-- продолжал мещанин, обращаясь к нам,-- рассудите, господское ли дело? Приятелем нашим прикинулся. Каждый день в лавку зайдет. "Куда-с идете, Павел Степаныч?" Да вот надобно деньжонок получить, говорит, пьесу новую сочинил, и пойдет рассказывать, и про Асёнкову, и про театр, и про ахтеров,-- заслушаешься, такой краснобай… поневоле дашь, в то место, полфунтика сыру швейцарского в долг… либо осьмушку чайку!.. Спасибо, говорит, благодарю, отдам с благодарности!". Вот только пьесу мою сыграют: три тысячи, в то место, говорит, получу… "А что, хороша пьеса? -- спросишь его.-- Насчет трагеди, чувствительное, или так просто камедь?" Разное, говорит, да и ну пересказывать, а сам то и дело -- отпусти того, другого, десятого. Отпусти стеариновых свеч: при сальных, видишь, не пишется! Не всё равно, бумагу переводить!.. Вот, судари мои, отпустим и свеч. Он всё сидит, вон нейдет, да и нам весело с ним: таким ведь хорошим человеком прикинулся, словно ахтер.
– - Всё равно, что сочинитель, что ахтер,-- заметил чернобородый.
– - Пьет с нами чай, ест всякий деликатес: изюмцу отведает, черносливцу, орешков, набивает пузо, словно сроду сластей не видал, а сам, в то место, всё говорит, говорит… И камплетцы разные распевает. У меня братан, знаете, старший больно охоч до театра… вот он к нему баснями-то и подлещался…
– - Замолчишь ли ты, дурак,-- с гневом вскричал сотрудник.
Мещанин, догадавшийся по движению рук сотрудника об опасности, угрожавшей его бороде, отскочил от форточки и, злобно улыбаясь, воскликнул:
– - Небось совестно стало! Покраснел, словно чайник… Дурак… я, видишь, дурак… а брата моего… у меня, господа, брат уж точно дурак, умалишенный, и в дела ни в какие не входит… только слава, что старший… брата моего, в то место, умником звал: вы, говорит, имеете образованный скус… а сам ест пастилу… мне приятно знать ваше суждение-с об моей камеди… я вам, говорит, в то место, билет принесу… позвольте взять сардинок коробочку…
Сотрудник газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, вторично обнаружил намерение побить словоохотливого рассказчика, но оно, как и первое, было неудачно. Сотрудник пришел в бешенство и в некотором роде походил на разъяренного льва, которому решетка клетки мешает растерзать дерзких мальчишек, показывающих ему язык…
– - Ради бога, господа! -- воскликнул он умоляющим и вместе отчаянным голосом.-- Где же слесарь?
За слесарем давно уже был откомандирован один юный артист, славившийся необыкновенною расторопностию, но он еще не возвращался. Рыжебородый продолжал ругаться и с редким красноречием пересказал еще несколько забавных ухищрений, которыми сотрудник газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, погасил последние искры рассудка в голове главного хозяина лавки -- его старшего брата.
– - Замолчишь ли ты? -- воскликнул сотрудник, которого бешенство час от часу возрастало.
– - Не замолчим-с.
– - Замолчи. Худо будет!
– - Не замолчим-с!
– - Ну так не пеняй…
Удар по голове сапожною щеткою, вылетевшею из форточки, помешал рыжебородому отвечать. Он только вскрикнул:
– - У… ух!
Вслед за щеткою в рыжебородого полетели банка с ваксою, тарелка с застывшим жирным соусом и несколько корок засохшего хлеба. Мещанин зарычал.
– - Господа,-- сказал, обращаясь к нам, торжествующий сотрудник полусерьезным, полушутливым тоном,-- я не такой человек, чтоб стыдиться сцены, которой вы были свидетелями. Признаюсь, почти всё, что вы слышали,-- сущая правда. Что же делать!.. Право бы я не стал называть дураков умными людьми, если б они без того верили мне в долг. Вы можете не скрывать от меня смеха, который, без сомнения, возбуждает в вас эта забавная сцена.
И он стал хохотать вместе с нами… Между тем мещанин пришел в себя и снова начал ругаться.
– - Что! мало еще? -- запальчиво воскликнул сотрудник и нагнулся, вероятно желая найти что-нибудь, чем бы можно было нанести новый удар неугомонному крикуну.
Но он опоздал.
Х.Х.Х., обладавший удивительною способностью выпроваживать кредиторов и, кроме того, находивший особенное удовольствие побить человека, которому кто-нибудь должен, схватил рыжебородого за руки и пинками проводил с лестницы, приговаривая:
– - Бесчестие купечества! изломанный аршин! Смеешь ругать благородных людей. Я тебя вляпаю в водевиль!
Чернобородый ушел вслед за рыжебородым. Явился мальчик, лет тринадцати, с плутовскими глазами и связкою книг.
– - Сюда,-- закричал ему сотрудник.-- К форточке.
– - Онисим Евстифеич приказали кланяться и прислали-с книжечки, вот-с…
Узел был так велик, что не мог пролезть в форточку. Мальчик стал развязывать.
– - Дрянь, дрянь, дрянь и еще дрянь! -- говорил сотрудник, принимая от мальчика книгу за книгою.
– - Всё издания Онисима Евстифеича-с. Приказал-с просить -- похвалить-с хорошенечко-с.
– - А деньги есть у хозяина?
– - Есть… да… нет… не знаю… кажется, нет…
– - Плут! -- сказал сотрудник, грозя пальцем.-- Есть?
– - Не знаю-с.
– - Из почтамта получил?
– - Не знаю-с…
– - Ой, лжешь!.. Получил? Мальчик смутился.
– - Вижу, вижу по глазам: получил!
– - Не велел сказывать-с… не знаю-с… может быть, по-лучил-с…
– - Получил! получил! -- воскликнул сотрудник с необычайным жаром.-- Ах, боже мой! получил! Где же слесарь, господа? Где же слесарь?
Сотрудник бросился к двери и силился разломать ее: напрасно!
– - Ах, черт возьми! Вот тебе и раз! Получил, а я ничего и не знаю…
Лицо сотрудника, показавшееся снова в отверстии форточки, выражало дикую злость и отчаяние.
– - Он в лавке?
– - Был, да ушел,-- отвечал мальчик…
– - Ушел? Ну, теперь его не поймаешь!.. С кем?
– - С Иваном Ивановичем… да еще, не знаю, какой-то новый, седой… Пить чай пошли.
– - Куда?
– - Под машину.
– - Под машину?.. Х.Х.Х., попробуй оттуда: не сломаешь ни как замок… Может быть, захвачу!
Мы все вместе и каждый порознь перепробовали свою силу в уничтожении преграды, отделявшей нас от сотрудника; но усилия были тщетны…
– - А потом куда он пойдет?
– - Куда? Вы ведь знаете, как всегда… в другое какое-нибудь заведение… Наш хозяин вина не пьет… то и дело чай… Прощайте-с.
– - Постой, дам записку.
Сотрудник сбегал в кабинет и возвратился с лоскутком бумаги, свернутым в виде треугольника.
– - Скажи, что, если не исполнит моей просьбы, брошу работу, разругаю все его книги… Слышишь, все разругаю, и еще слушай… он меня выведет из терпения: я ему задам… понимаешь? ей-богу, задам! Так и скажи.
– - Хорошо,-- отвечал мальчик с улыбкою, которая доказывала, что ему приятно было бы, если б сотрудник исполнил свое обещание.
– - Прощайте-с.
Он ушел. Вслед за ним явился другой мальчишка, в пестром пестредевом халате, с парою новых, ярко начищенных сапогов.
– - А, сапоги! -- сказал сотрудник.-- Насилу-то! Давай сюда: я померяю.
Сотрудник выставил из форточки руку. Мальчик подал ему один сапог…
– - Хорош,-- сказал сотрудник.-- А другой?..
Сотрудник опять высунул руку. Мальчик стоял в нерешительности, поглядывая то на оставшийся в руках его сапог, то на сотрудника.
– - Хозяин приказал получить пятнадцать рублей,-- сказал он.
– - Знаю, братец, знаю; точно пятнадцать… Давай же другой сапог: у меня, братец, левая нога немножко больше правой, нужно померить.
