- Что ты, Лялька? Что это с тобой?
- Ничего, - всхлипнув, ответила Ольга. - Просто это от радости. Знаешь... я с детства мечтала жить возле Яузы. А тут ещё этот шлюз... такой свежестью пахнет! И землей! У нас в центре не пахнет землей...
- Но это же тоже центр! - подхватил Никита.
Его глаза за круглыми стеклами очков повлажнели - он и сам не знал, отчего ему вдруг до смерти захотелось остаться в этих краях и жить в этой квартире.
- И там такой коридорчик странный... длинный... совсем как в доме у бабушки. Помнишь, пап?
- Ох, ребята, шут с вами! - покачал головой папа. - Решили, берем! Только такие идиоты, как мы, могут купить квартиру, которую надо практически всю перестраивать... из-за шлюза и коридорчика!
И вот теперь Никита тут, дома. Дома... Он ещё никак не мог привыкнуть к этой мысли и от волнения все шагал по комнатам, не зная, чем толком заняться и где на ночь пристроиться. Сегодня с самого утра здесь уже появились рабочие и начали все крушить: полы, перегородки, старую сантехнику. Ими руководил папин приятель Сережа - Сергей Александрович Овечкин - личность весьма загадочная и притягательная. Во всяком случае для Никиты...
Этот человек обычно хранил серьезность и при этом умел так тонко и вовремя пошутить, что все страхи запуганного предстоящим ремонтом клиента развеивались в дым... По мановению его руки в разных концах Москвы начинали разносить в прах старые обветшалые квартиры и сооружать на их месте новые по самому современному слову строительной техники и дизайна... Но мало того - Сергей увлекался живописью, был её тонким ценителем и знатоком, а недавно стал владельцем собственной галереи. Как он сочетал в себе это - талант организатора, твердый взгляд реалиста и душу художника - один Бог ведал... Мама говорила, что это истинно русский характер, что на Руси все настоящие мужики были такими: дело умели делать, знали цену деньгам и при этом всегда их тянуло подняться над суетой бренного мира - духом стремились к вечному, к красоте... Папа называл Сергея Давидом-строителем и очень его уважал, а Никита... Никита его побаивался. Очень уж смущал его ироничный и проницательный взгляд папиного приятеля - парню казалось, что тот подсмеивается над ним.
Он вообще был очень стеснительным - Никита по прозвищу Кит. Вытянувшись за последний год едва ли не под метр восемьдесят, - и это в его-то четырнадцать! - он страшно сутулился, ходил, согнувшись под углом в сорок пять градусов - носом землю клевал! - как, смеясь, говорила мама, без очков плохо видел и не знал, куда руки девать... Он был страшно обидчив, но отходчив, сторонился девчонок, потому что не знал как себя с ними вести, и целые вечера проводил на диване за книжкой. Ни спорт, ни дискотеки, ни иные забавы сверстников его не интересовали.
Типичный книжный червь! - так аттестовывал его папа, и Никите казалось, что отец был в нем несколько разочарован. Ведь он возлагал на сына большие надежды - хотел, чтобы тот многого в жизни достиг, а Никита до сих пор не проявлял интереса ни к одной из престижных ныне профессий.
- Тебе лишь бы подальше от жизни спрятаться! - как-то в сердцах бросил папа. - Только бы фантазировать, да витать в облаках как девчонка! Смотри, сын, тебе жить...
Никита действительно любил фантастику. В детстве он "заболел" Грином, какое-то время мечтал стать капитаном, потом не на шутку увлекся Толкиеном, его знаменитой трилогией "Властелин колец" и даже одно время посещал сборища Толкиенистов - ребят, влюбленных в книги этого английского писателя. Они собирались в Царицынском парке, весьма серьезно, как им казалось, обсуждали разные философские проблемы и считали себя ужасно "продвинутыми". Но Никита там не прижился - беготня по парку с самодельными мечами, призванная изобразить героев Толкиена, показалась ему пустой театральщиной. А насчет философии... он не думал, что станет умнее, если с пеной у рта будет доказывать кому-то, что тот не прав.
Гораздо интереснее было погружаться в мир любимых писателей, впитывать от них то, что казалось ему самым важным, самым стоящим в жизни... Для него это было странное чувство присутствия тайны, какие-то особые её вибрации, которые он ощущал почти столь же явно, как тепло маминых рук. Ему казалось: стоит только настроиться на нужный лад, сосредоточиться и и тогда... тогда мир внезапно приоткроет дверцу в неведомое. Он знал, что жизнь гораздо сложнее той, о которой пишут в газетах. Он верил художникам и поэтам и не верил тем, кто говорил, что все их фантазии - чушь собачья! Он был чуточку не от мира сего, и знал, что эта его особенность пугает родителей. Но поделать с этим ничего не мог! Он верил в чудо и ждал чудес, и только этим жила его чуткая впечатлительная душа.
И потому-то он сегодня и волновался так - знал, что все происходящее не случайно, и тут, в этом доме его ждет что-то. Перемена какая-то... Откуда к нему пришла эта убежденность он не знал. Но словно почувствовал чей-то зов, когда они впервые проезжали эти места на машине. Он тогда чуть не заплакал как маленький, когда отец начал подтрунивать над мамой по поводу отсутствия кухни в квартире! Ему казалось, что жизнь его кончится так и не начавшись, если они не поселятся именно здесь - в Сыромятниках, на берегу Яузы, в старом доме на седьмом этаже.
Никита вдруг замер на месте, услышав какой-то странный звук. Плеск воды? Но откуда он тут может быть! Он подошел к пролому в полу, который образовался, когда рабочие снимали старую ванну. В небольшое отверстие размером примерно с ладошку ребенка был виден уголок нижней квартиры. Оттуда и доносился странный звук. И пение. Кто-то пел песенку нежным тоненьким голоском. Он присел, наклонился к самому полу и заглянул в дыру. И у него дух захватило...
Там, внизу, на полу помещался большой эмалированный таз, полный искрящейся пены, а в этом тазу стояла девочка лет двенадцати и пела, поливая себя водою из ковшика. Теплые блики света играли на её нежной коже так, что казалось, будто это она сама светится. Длинные намокшие волосы прядями падали вдоль спины. От неё словно исходило сияние - так она была хороша... Девочка была совершенно нагая!
Никита почувствовал как кровь хлынула ему в голову и испугался, что сейчас задохнется - твердый ком застрял в горле и он не мог ни проглотить его, ни вздохнуть. Он отпрянул от проема и сел на пол - ноги не держали его, они стали ватными. Кит весь дрожал крупной дрожью - так подействовал на него вид обнаженного девичьего тела, которое он впервые увидел. Немного успокоив дыхание и подождав, когда сердце перестанет разламывать ему грудь, он сжал в кулаки липкие от пота пальцы и вновь заглянул в дыру.
Это было сильнее его! Знал ведь, что подглядывать стыдно, знал, что поступает гадко и потом сам себя загрызет, но ничего с этим поделать не мог. Он глядел туда - на эту незнакомую девочку, стройную как цветок, и знал, что кончено... Он погиб! Он влюбился без памяти...
Его незнакомка прервала свою песню и что-то сказала. Слов её он не расслышал. Никита вдруг почувствовал в себе дикую ненависть к тому существу, которое в эту минуту, как и он, могло видеть её. Он впервые понял как сильна и страшна ревность. Что она не подвластна разуму и он не в силах справиться с ней! С кем же она разговаривает? Он должен знать это! Он наклонился ниже - так, что один глаз его глядел прямо в дыру, а щека легла на холодный цемент развороченного пола. Но рядом с девочкой не было никого. Только грязноватая кухонная мойка - значит там, под ним была кухня. Она потянулась, привстав на цыпочки, и предоставив ему разглядеть прелесть её маленьких грудей... а потом позвала, протянув руку. На пальце её блеснуло кольцо. Матовый овальный камень, который светился тусклым радужным светом. И свет от камня на какое-то время полностью поглотил Никиту - он словно втянул его взгляд в себя и от этого загорелся сильней... Теперь уже яркое искрящееся свечение исходило от камня, а когда девочка поводила правой рукой, на которой был перстень, - от неё словно бы растекались волны какой-то загадочной силы...
Ах, так вот с кем она говорила! - у ног её показался большой толстый кот, черный как смоль. Он кругами заходил вокруг таза, нервно постукивая по полу упругим хвостом. Никита вздохнул с облегчением - никто, кроме него, не видел её купания! Рядом с нею был кот. Всего лишь кот! Самый обыкновенный...
- Ф-фу-у-у! - вздохнул он с облегчением и распрямился, чтобы перевести дух. Посидел немного, улыбаясь бессмысленной и глупой улыбкой, а потом, словно магнитом притянутый, снова потянулся к дыре. И с криком отпрянул черная лапа с выпущенными когтями ударила его по щеке, едва не выцарапав глаза. Послышался утробный кошачий вой и два ока - прозрачные, без зрачков - глянули из дыры... Это были не кошачьи глаза. И не человеческие. Таких глаз не было ни у животных, ни у людей... Никита глухо охнул и потерял сознание.
Когда он очнулся, была уж глухая ночь. По стенам пустой квартиры бродили тени. На щеке запеклась кровь и рана болела. Ему стало не по себе. Очень не по себе! А вдруг то существо, которое глянуло из дыры, уже тут? И кто оно? Вдруг сейчас кинется на него? Ему захотелось немедленно убежать и пусть на дворе глухая ночь - не страшно! Гораздо страшнее то, что он увидел...
