Николь, Николь… — протягивает Нэйтен имя. — Что же ты такая стерва? — принялся он накручивает её прядь на палец. Она сложила руки перед собой, не понимая, почему вообще выслушивает его пьяный бред.
— Не нарывайся на то, чтобы я тебе яйца отбила.
Он издаёт смешок:
— Сука ты.
Вполне заслужено, но Николь поджимает губы, сдерживая злость. Довольно с неё. Достали всё, а эта пьяная морда тем более. Убирая его руку от волос и отстраняя от себя, готова убить взглядом, но это мягко для него, но продолжать давно начатую игру больше не намерена.
Game over…
— Сколько ещё мне раз сказать тебе «пошёл ты», чтобы до тебя дошёл смысл? Я ненавижу тебя, Нэйтен Картер, выжги себе это на лбу.
Она покидает его и это заведение, оставившее от сегодняшней ночи не лучшие воспоминания.
Картер смотрел, как девушка ловит мимо проезжавшее такси и садится в него. Как бы он хотел, чтобы она так же легко покинула его сердце, так же, как сейчас уезжает.
«Ненавижу тебя, Нэйтен Картер», — нет, не в первый раз слышит данную фразу, но именно сегодняшняя бьёт больнее, заставляя ненавидеть себя самого сильнее. Она мучает его, так что просто хочется уже сломаться…
— Николь уже уехала, что ли? — звучит девичьей голос вроде и рядом и в то же время далеко. Либо он совсем поехал с катушек.
Мэй появилась на улице слишком не вовремя для него и слишком вовремя для себя. У Нэйтена начинает плыть перед глазами. Смотрит на девушку, но видит только Николь перед собой. Сошёл с ума? Зависим? Она наркотик, на чью иглу подсел. Он не понимает и не контролирует действий, и когда хватает девушку за руку, уводя за собой, в голове только: «Ненавижу тебя».
Хочется сдохнуть…
Кабинка туалета захлопнулась, тело Мэй прижимается к грязной стене, а его руки нагло поднимают платье вверх, пока язык проскальзывал по женской шее:
— Нэйтен, а вдруг кто зайдёт?
Женские губы тут же накрываются, и из-под мужской ладони видны только большие растерянные глаза.
— Заткнись, — рычит он на неё, резко срывая кружевные трусики. Мешает, как же её голос раздражает.
Прозвучал звук расстегнувшейся бляшки ремня.
Она же хотела раздвинуть ноги перед Нэйтен Картер? Получай, деточка, сполна…
*Снифтер — бокал для коньяка.
Разум проснулся раньше, чем тело. Голова наливается свинцом, приковывая голову к подушке, а по вискам долбят дятлы своими острыми клювиками. Безостановочно и монотонно. Тошно. Глаза медленно открываются и сразу же Нэйтен жалеет об этом, когда солнечный свет бьёт в самые зрачки, выжигая в них дыру, пробиваясь в самую глубь, а и без того болезненная голова раскалывает черепушку. Он болезненно стонет. Осушенный язык проскальзывает по такому же сухому ребристому небу, а затем по потрескавшимся губам. Воды, такой спасительной, целебной, чтобы избавила от мучений выветривающегося алкоголя.
Он слышит только звук открывающейся двери и неспешных шагов и сделал ещё одну вынужденную попытку открыть глаза. Чуть привыкнув к яркому свету, жмурится, но вглядывается, подмечая фигуру Маркуса на пороге комнаты.
— Проснулся? — он направляется к пьянице.
— Угу, — Нэйтен вымученно мычит, на слова не хватает ни сил, ни слюны во рту. Там полнейшая засуха. Но когда бутылка минералки опускается на тумбу рядом с кроватью, он боготворит друга и даже приподнимается, опираясь на локоть, открывая бутылку, жадно прикладываясь к горлышку, едва не постанывая от игристой влаги и того наслаждения, что она приносит, ощущая потрескивания пузырьков уже на влажном языке.
Край кровати проминается под пятой точкой Марка. Нэйт ощущает его внимательный взгляд, но сейчас его поглощает желание осушить бутылку до последней капли, осушить её стенки и дно. Живительная влага наполняет прохладой, запускается механизм внутренностей, позволяя заново ощущать конечности.
— Ты святой, — не сдерживается Нэт, хрипит пока не пришедшим в норму горлом, отставляя пустую бутылку в сторону.
Маркус посмеивается. Сколько раз он её слышал после таких загулов друга? Три, семь, пятьдесят? Не важно. Но то, с каким тоном она произнесена, каждый раз вызывает одну и ту же реакцию:
— А ты придурок.
— В последнее время мне об этом сообщают все, кому не лень, — откидывается Нэйт на кровать, удобно подкладывая подушку под голову, и осматривает комнату. Светлая, чистая… почти. Знакомые стены, но не его обитель. Значит, Маркус притащил его пьяную тушку к себе. Что же, неплохо. Уже не привыкать. Частенько грешен в том, что друг оставляет его у себя, не брезгуя, что кишки могут не справиться, выворачивая внутреннее содержимое наружу — привык. Ещё немного бы сообразить, склеить моменты вчерашнего. То, что он напился — это ясно, но необходимо больше деталей. Единственный образ, который до сих пор стоит прямо перед глазами, чёртова Николь со своей сексуальностью. То, как она прижимается к Марку и её слова «ненавижу». Снова отвратительно, и душа выворачивается наизнанку. Точно блеванёт, если глубже уйдёт в воспоминания. Пока он проглотит это. Пускай подождёт до лучшего момента в сознании.
— А ты и не отрицаешь, — Маркус смотрит прямо на него, а у Нэйтен почему-то впервые просыпается злоба на лучшего друга. Ревнует? Возможно. То, как рука друга скользила по спине Тёрнер, остаётся скрипом на его зубах.
— Смысл отрицать очевидного, — и он прав. Как будто и сам не знает этого.
— Хоть мозги немного на месте, — смеётся друг, пока Нэйт осмеливается приподняться и сесть рядом на край, осматривая комнату уже на наличие его одежды, по-видимому, раскинутой в пьяном угаре. — Что собираешься делать с Мэй?
— В каком смысле? Что я должен с ней делать?
— Ты переспал с бедняжкой прямо в туалете клуба, — улыбка Марка спала, сейчас он серьёзен. Словно подводит к тому, что они давно должны обговорить.
— Твою ма-а-а-ть, — стонет Нэйт от собственной глупости, опуская голову и запуская в спутанные волосы пальцы, взъерошивая их ещё сильнее. Воспоминания наплыли со слишком большой скоростью. Слишком быстро. Моментально. Действительно стало тошнить… от самого себя.
Стоны Мэй хуже утренних дятлов по вискам. Девичьи вскрики, которые он заглушал ладонью, потому хотел слышать их не от неё. Влажные звуки от соприкосновений тел. Он чувствует себя последней мразью, когда заставил маленькую Мэй нагнутся сильнее, выгибая спину, чтобы не видеть её лица, и входя до самого основания, выпуская отравленную ярость, что кипела в крови. Прямо там, в грязной кабинке, рядом с бачком. Грязно. Пошло. Низко. Ублюдок, не думающий в тот момент ни о чём, кроме как желания тупо забыться, хоть на минуту, хоть на долю секунды. Он воспользовался глупышкой, которая так податлива
