дурак.
— Ты дурак! — возразила я.
— Ну ладно, дурак, — легко согласился мой братец, — но не настолько, чтобы подсаживаться на всякую дрянь. От неё потом чёрные зубы, красные глаза и импотенция. Оно мне надо?
— Тогда зачем ты с ними общаешься?
— Ну там нормальные пацаны есть. И девушки…
По тому, как изменился его тон, я обо всём догадалась.
— Как её зовут?
— Кого?
— Её!
— Блин, от тебя ничего не скроешь! Люба.
— Сколько ей лет?
— Не скажу, — набычился Стасик.
— Ну всё ясно с тобой! Стас, ты понимаешь, что это ещё хуже черных зубов и импотенции? За связь с малолеткой тебя сначала цыгане порвут, а потом зэки на зоне! Нельзя с девочками мутить, пока им не исполнится восемнадцать! А если она залетит, а если её отец про тебя узнает? Ты об этом подумал?
— Во заладила, — Стас отодвинул пустую тарелку. — Она не малолетка, ей больше восемнадцати.
— Сколько?
— Двадцать три!
У меня вырвался вздох облегчения, а потом я вспомнила, во сколько лет выдают замуж цыганочек.
— Она замужем?
— Да, замужем! За каким-то чёртом, которому сорок лет. Она его ненавидит! А меня любит! Я вернусь из армии, заработаю денег и заберу её из табора.
— Муж не отдаст.
— Выкуплю! И мы уедем жить куда-нибудь далеко-далеко, подальше от её родственников. Надо только годик потерпеть и придумать, где взять денег.
Я прикрыла лицо рукой. Как же мой братишка так вляпался? Или она его приворожила древней цыганской магией?
— А много у неё детей? Трое? Пятеро?
— Ни одного. Этот чёрт, по ходу, бесплодный. Она мечтает от меня родить.
Ну ещё бы! Сероглазый блондин метр девяносто…
— Господи, я надеюсь, её муж вас не прирежет.
— Я сильнее его.
— Ну-ну. Ты такой ребёнок, Стасик. Хоть презервативами пользуйся, что ли.
— Пользуюсь, — буркнул он. — Машуль, одолжи мне десять тысяч. Очень надо. А я верну! Тётя Наташа предложила поработать грузчиком, пока меня в армию не заберут.
— У неё же Гена есть.
— Он вроде как экспедитором будет.
Понятно. Наталья Петровна организовала своему любовнику повышение, и вакансия грузчика освободилась. И то хлеб. Если Стасик устроится на работу до весны, меньше времени останется на цыганку Любу и прочие опасные развлечения. Я протянула брату деньги, и он порывисто меня обнял:
— Спасибо! Ты не представляешь, как я её люблю! Она такая… Сердце замирает!
— Представляю, Стасик, ещё как представляю.
У меня тоже всё замирало при воспоминании о женатом мужике.
Стас задержался в гостях дольше, чем планировал. Узнал, что в полночь приедет Димка, и решил проводить меня на конюшню. Всё-таки ночь, темень, ветрище. Мой добрый и влюбчивый братик.
Пока шли по лесу, я пыталась настроиться на встречу с мужем, у которого внезапно выросли крепкие ветвистые рога. Это было сложно. Я привыкла, что он подлый изменник, а я невинная жертва, но ситуация изменилась.
Теперь мы все стали на равных — я, Димка, Зоя и Кирилл.
Обманщики и обманутые.
* * *
Ангел вышел из коневозки, постукивая подковами по деревянному трапу и нервно взмахивая головой. Ветер подхватил белую гриву и взметнул в воздух. Конь выглядел сказочным существом, случайно занесённым на нашу грешную землю. Чёрные глаза с длинными седыми ресницами испуганно смотрели на незнакомых людей, ноздри беспокойно раздувались, уши прядали.
— Ну-ну, молодец, — приговаривал Димка, держа жеребца под уздцы.
— Какой же ты красивый, моя радость, — ворковала Зоя, поглаживая Ангела по морде. — Не бойся, тебе будет здесь хорошо, мамочка тебя любит, мамочка о тебе позаботится…
— Интересно, сколько стоит такой конь? — спросил Стасик, любуясь новым постояльцем «Ярцевских конюшен».
Как большинство мальчишек в Мухоборе, он умел ездить верхом и мог отличить породистого коня от деревенских саврасок.
— Больше полмиллиона, — с гордостью ответил Димка и хлопнул Стасика по спине: — Привет, братуха! Как жизнь молодая?
— Норм, — сказал Стасик, не отрывая глаз от Ангела. — Вот бы прокатиться хоть разок.
— Прокатишься, — пообещала Зоя, — когда мой Ангелок обживётся на новом месте.
Прекрасный жеребец в сопровождении хозяйки, ветеринара, конюха Шурика, жены ветеринара и её брата проследовал на конюшню. Зоя и Шурик остались с ним, Стас быстренько попрощался и куда-то умчался в ночи (я подозревала, что к своей цыганке), а мы с Димой отправились домой.
— Как прошла командировка? — спросила я, чтобы нарушить молчание. — Ты вроде с Зоей собирался ехать, а пришлось всем заниматься одному.
— Она в последний момент отказалась от поездки. У неё появились срочные дела в Питере. Но ничего страшного, хозяин конефермы меня ждал, поселил в нормальной гостинице, меня там кормили и возили куда надо.
— Ну и отлично. А как обратный путь? Сильно устал?
— Я-то нет, мы же с ночёвкой ехали, а вот Ангел устал. Они не любят ездить в фургоне, устают, обезвоживаются. Я часто останавливался, давал ему погулять, откашляться.
Мы разговаривали как чужие люди, и оба чувствовали неловкость.
— Я много думал о нас, пока сидел за рулём.
— И до чего додумался?
Димка остановился посреди тропинки, схватил меня за руку:
— Маша, давай заведём ребёнка!
Его горячность меня удивила. Как будто он хотел решить серьёзную внутреннюю проблему с помощью малыша.
— Дима, ты же знаешь, я не хочу рожать, пока мы живём у твоей мамы. Мне хочется отдельный дом, где я буду полноправной хозяйкой, чтобы никто не указывал, что мне готовить, когда мыть полы и как воспитывать детей.
— Я знаю, милая, знаю! Моя мама авторитарная личность и не самый лёгкий человек. Но ребёнок — это главная цель брака, разве нет? Когда люди заводят детей, они становятся мудрее, ответственнее, взрослее…
— И у них не остаётся времени для глупостей? — подсказала я, угадав куда он клонит.
— Да, правильно! — поддержал меня Дима. — Ребёнок — это точка невозврата. Всё, финиш. Окончательный и бесповоротный выбор. После рождения детей дороги назад не будет.
Он так странно говорил! Какой финиш? Какой выбор? Куда не будет дороги?
— Я не понимаю тебя, — сказала я. — Для меня ребенок — это… Ну, плод нашей любви. Он ничего по большому счёту не меняет, просто счастья в семье становится больше.
Дима тяжело дышал и кусал губу, как будто хотел возразить, но не решался. Он меня пугал. Ветер, раскачивавший голые ветки деревьев, пронизывал до костей. Задувало совсем по-зимнему. Почему мы разговаривали о детях, стоя ночью в лесу? Почему Дима так разволновался?
— Ты права, конечно, это счастье, — пробормотал он и двинулся в путь. — Мне кажется, мы будем замечательными родителями.
За поворотом показались светлые окна нашего дома. Мать ждала сына, по которому соскучилась сильнее,
