меня это есть? Тогда и у моего ребенка будет, – сказала Анна.
– Вполне вероятно, что к тому времени, когда наши дети повзрослеют, нужное лекарство будет найдено, – предположил Том.
– Но не к тому времени, когда оно понадобится нам, это ты хочешь сказать? Значит, с моими детьми все будет в порядке, а я превращусь в зомби?
– Анна, хватит! – оборвал ее Джон.
Он побагровел и стиснул челюсти. Десять лет назад он бы отослал Анну в ее комнату, но сейчас только крепче сжал руку Элис и задергал ногой. Многое ему уже было не под силу.
– Извини, – произнесла Анна.
– Есть вероятность, что к тому времени, когда вы достигнете моего возраста, уже разработают методы превентивного лечения. Это один из доводов в пользу того, чтобы вы прошли тесты. Если вы их пройдете, то сможете начать лечение до того, как проявятся симптомы, и, будем надеяться, никогда не заболеете, – сказала Элис.
– Мам, а какое лечение они предлагают сейчас? Для тебя? – спросила Лидия.
– Ну, они посадили меня на антиоксиданты, витамины, аспирин, статины и парочку нейротрансмиттеров.
– Это поможет остановить развитие болезни?
– Может быть, на какое-то время, на самом деле они не знают точно.
– А клинические исследования? – спросил Том.
– Я сейчас этим занимаюсь, – сказал Джон.
Он начал рассказывать о клиницистах и ученых Бостона, которые изучают этимологию болезни Альцгеймера. У них появились относительные перспективы в клинической терапии. Джон не был неврологом, он был биологом и занимался раковыми клетками, но ему было несложно понять, что пораженные клетки в другой системе могут впасть в состояние амока. Они с Томом разговаривали на одном языке: рецепторное связывание, фосфорилирование, транскрипционное регулирование, клатрин, секретаза. Принадлежность к Гарварду, как членский билет в элитный клуб, мгновенно располагала к Джону самые уважаемые умы бостонского научного сообщества, исследующего болезнь Альцгеймера. Если бы лучший способ лечения существовал или был на подходе, Джон нашел бы его для Элис.
– Но, мам, с виду у тебя все отлично. Должно быть, они действительно обнаружили это на очень ранней стадии. Я даже ничего такого не замечал, – сказал Том.
– Я замечала, – сказала Лидия. – Болезнь Альцгеймера я, конечно, не подозревала, но видела, что что-то не так.
– То есть?
– Например, иногда по телефону мама говорила какую-то несуразицу и часто повторялась. Или забывала, о чем я с ней говорила каких-то пять минут назад. И она забыла, как готовить рождественский пудинг.
– Как давно ты начала это замечать? – спросил Джон.
– Ну, год точно.
Сама Элис не могла проследить цепочку событий такой давности, но Лидии она верила. И еще она почувствовала, что Джон принижен.
– Если у меня это есть, я должна об этом знать. Я хочу пройти тесты. А вы, ребята? – спросила Анна.
– Я считаю, жить в неведении хуже, чем знать, пусть даже у меня это есть, – ответил Том.
Лидия закрыла глаза. Все ждали. Элис даже пришла в голову абсурдная мысль, что ее дочь снова начала учить роль или заснула. После неловкой паузы Лидия открыла глаза и сообщила о своем решении:
– Я знать не хочу.
Она всегда поступала не так, как все.
В Уильям-Джеймс-Холле было на удивление тихо. Обычная болтовня студентов, вопросы, споры, шутки, жалобы, похвальба, флирт – все стихло. Подготовка к весенней сессии стремительно загоняла студентов в их комнаты в общежитии и в библиотечные залы, но она должна была начаться только через неделю. По расписанию многие студенты, изучавшие когнитивную психологию, должны были провести один день в Чарльзтауне, исследуя функциональное отображение магнитного резонанса. Возможно, это был именно такой день.
Какой бы ни была причина, Элис обрадовалась возможности спокойно поработать. По пути в кабинет она решила не заходить в кафе «У Джерри» и теперь жалела об этом. Кофеин пошел бы ей на пользу. Она просмотрела статьи в «Лингвистикс джорнал», сравнила результаты последних экзаменов, ответила на письма. И все это время ей не помешали ни стук в дверь, ни телефонный звонок.
Элис так и забыла зайти в кафе, но поняла это, только когда оказалась дома. Чая по-прежнему хотелось, поэтому она прошла в кухню и поставила чайник на плиту. Часы на микроволновке показывали 4:22.
Она посмотрела в окно и увидела в черном стекле свое отражение. На ней была ночная рубашка.
Привет, мам!
ЭКО не помогло. Я не беременна. Это меня расстроило, но не так, как я предполагала (а Чарли, кажется, даже рад).
Будем надеяться, что другой тест тоже окажется отрицательным. Визит назначен на завтра. Мы с Томом сразу к вам заедем и сообщим о результатах.
Люблю,
Анна
По расчетам Элис они должны были приехать около часа назад, и их шансы на отрицательный результат уменьшались с каждой минутой ожидания. Если бы все было в порядке, визит был бы коротким – «у вас все прекрасно» и «спасибо вам большое» – и на выход. Может быть, Стефани сегодня задержалась. Может, Анна и Том провели в комнате ожидания больше времени, чем мысленно отвела им Элис.
Шансы уменьшились до бесконечно малых величин, когда наконец они вошли в дом. Если бы тесты ничего не показали, они бы сообщили об этом с порога или это было бы заметно по их возбужденным, радостным лицам. Но они сумели как ни в чем не бывало пройти в гостиную, оттягивая решающий момент, когда придется сообщить ужасную правду, которую они, несомненно, уже знали.
Они сели рядом на диван. Том слева, Анна справа. Так они устраивались на заднем сиденье в машине, когда были маленькие. Том был левша и любил сидеть у окна, Анна была правша и не возражала против серединки. Сейчас они сидели ближе, чем когда-либо, и, когда Том потянулся и взял Анну за руку, она не закричала: «Ма-а-ам, Томми меня трогает!»
– У меня нет мутации, – сообщил Том.
– А у меня есть, – сказала Анна.
Элис помнила, какое райское блаженство испытала она, когда родился Том. Потребовалось двадцать шесть лет, чтобы блаженство превратилось в адскую муку. Элис не выдержала и расплакалась.
– Мне жаль, – сказала она.
– Все будет хорошо, мама. Ты сама говорила, скоро найдут способ превентивного лечения, – отозвалась Анна.
Когда Элис думала об этом потом, ее поразила парадоксальность ситуации. Анна, по крайней мере внешне, казалась ей сильнее других. Элис успокаивала ее, но не удивилась. Анна больше других детей взяла от матери: волосы, цвет кожи, темперамент… и пресенилин-1.
– Я хочу продолжить. Я уже говорила с моим врачом, они проведут предимплантационную диагностику. Протестируют каждую клетку каждого эмбриона и имплантируют того, который окажется без мутации. Так что мы будем абсолютно уверены, что у моих детей никогда этого не будет.
Это была по-настоящему хорошая новость. Но пока все ее обсуждали, Элис ощутила ложку дегтя в бочке меда. Хотя она и винила во всем себя, но завидовала дочери. У Анны была возможность сделать то, что
