в очередную субботу Альберто обнаружил у нее на тумбочке житие святой Розы Лимской. Сейчас она убирала тарелки и собирала в ладонь крошки со стола.
– К пяти точно буду дома, – сказал Альберто.
– Не задерживайся, сынок. Я куплю печенья к чаю.
Тетка была толстая и неопрятная; прямые сальные волосы все время спадали на лоб, левой рукой она их откидывала и заодно почесывала голову. В другой руке держала квадратную картонку и махала над колеблющимся огоньком: по ночам уголь отсыревал и, когда его поджигали, дымил. Стены в кухне были черные, лицо стряпавшей – вечно в золе. «Тут и ослепнуть недолго», – пробормотала она. От дыма и искр слезились глаза, веки постоянно распухали.
– Что? – спросила Тереса из другой комнаты.
– Ничего, – буркнула она и склонилась к кастрюле. Суп не закипал.
– Что? – опять донеслось из комнаты.
– Ты оглохла, что ли? Ослепну я тут, говорю.
– Тебе помочь?
– Ты не умеешь, – сказала тетка сухо. Теперь она одной рукой помешивала суп, а другой ковыряла в носу, – Ничего не умеешь. Ни готовить, ни шить, ничего. Несчастная.
Тереса не ответила. Она только что вернулась с работы и теперь прибирала. В будни порядок наводила тетка, но по выходным эта обязанность возлагалась на Тересу. Особых усилий уборка не требовала – кроме кухни, в доме имелось всего две комнаты: спальня и помещение, служившее одновременно столовой, гостиной и швейной мастерской. Старый дом держался на честном слове; мебели почти не было.
– Сегодня вечером сходишь к дяде с тетей. Надеюсь, совести у них с прошлого месяца поприбавилось.
На поверхности кастрюли стали появляться дрожащие пузырьки. Глаза у тетки слегка повеселели.
– Завтра схожу, – сказала Тереса, – Сегодня не могу.
– Не можешь?
Тетка бешено обмахивалась картонкой, как веером.
– Не могу. У меня встреча.
Картонка застыла в воздухе, тетка подняла глаза. Помолчала некоторое время и опять занялась супом.
– Встреча?
– Да, – Тереса доподметала и держала метлу на весу над полом. – Меня пригласили в кино.
– В кино? Кто?
Суп кипел, но про него, казалось, забыли. Тетка развернулась в сторону комнаты, замерла и с нетерпением ждала ответа.
– Кто тебя пригласил? – повторила она. И принялась обмахиваться с новой силой.
– Мальчик, который живет на углу, – сказал Тереса и опустила метлу на пол.
– На каком углу?
– Из кирпичного дома, двухэтажного. Его зовут Арана.
– Это у них фамилия такая – Арана?
– Да.
– Это тот, что в форме всегда ходит? – не унималась тетка.
– Да. Он учится в военном училище. Сегодня у него выходной. Он зайдет за мной в шесть.
Тетка подошла поближе. Глаза навыкате широко раскрылись.
– Они люди приличные, – проговорила она, – одеваются хорошо. Машина у них.
– Да, – подтвердила Тереса, – синяя.
– Ты в их машину садилась? – спросила тетка с нажимом.
– Нет. Я только раз с ним разговаривала, две недели назад. Он должен был прийти в прошлое воскресенье, но не смог. Письмо прислал.
Внезапно тетка ринулась в кухню. Огонь погас, но суп все еще кипел.
– Тебе скоро семнадцать, – сказала она, возобновляя борьбу с упрямыми космами, – но ты как на луне живешь. Я ослепну, и мы помрем с голодухи, если ты не подсуетишься. Не упусти этого парнишку. Тебе повезло, что он на тебя обратил внимание. В твоем возрасте я уже ходила беременная. И зачем только Господь дал мне детей, если потом отнял! Эх…
– Да, тетя, – сказала Тереса.
Подметая, она поглядывала на свои серые туфли на высоком каблуке: туфли были грязные и стоптанные. А если Арана поведет ее на премьеру?
– Он военный? – спросила тетка.
– Нет, он в училище Леонсио Прадо. Это как школа, только заправляют там военные.
– Так он школьник? – возмутилась тетка. – Я-то думала, взрослый мужчина. Конечно, тебе же на мои седины плевать. Ты только и ждешь, чтоб я загнулась.
Альберто повязывал галстук. Это чисто выбритое лицо, вымытые уложенные волосы, белая рубашка, светлый галстук, серый пиджак, платочек в нагрудном кармане, этот опрятный ухоженный субъект в зеркале ванной комнаты – и есть он?
– Настоящий красавец, – сказала мама из гостиной. И грустно добавила: – На отца похож.
Альберто вышел из ванной, наклонился и поцеловал маму. Она подставила лоб. Хрупкая фигурка доходила Альберто до плеча. Волосы совсем побелели. «Перестала краситься, – отметил Альберто, – выглядит теперь гораздо старше».
– Это он, – сказала мама.
И действительно, мгновение спустя зазвенел дверной звонок. «Не открывай», – сказала она, когда Альберто направился к двери, но и мешать никак не стала.
– Привет, пап, – сказал Альберто.
Невысокий, коренастый, начинает лысеть. Безупречный синий костюм. Когда Альберто поцеловал отца в щеку, на него резко пахнуло одеколоном. Отец с улыбкой похлопал его по плечу и оглядел комнату. Мама стояла на пороге коридорчика в смиренной позе: глаза потуплены, веки полуприкрыты, руки сложены поверх юбки, шея чуть выдается вперед, как бы облегчая труд палачу.
– Здравствуй, Кармела.
– Зачем ты пришел? – прошептала мама, не меняя позы.
Ни капли не смущаясь, отец закрыл входную дверь, бросил в кресло кожаную папку, непринужденно уселся и, улыбаясь, жестом пригласил Альберто тоже сесть. Альберто посмотрел на маму – она по-прежнему стояла неподвижно.
– Кармела, – весело сказал отец, – иди сюда, дорогая, поговорим. Мы и при Альберто можем поговорить, он уже совсем большой.
Альберто стало приятно. Отец, в отличие от матери, выглядел моложавым, здоровым, крепким. В его движениях и голосе проскальзывало нечто, неудержимо рвавшееся наружу. Интересно, он счастлив?
– Нам не о чем говорить, – отрезала мама. – Ни единого слова.
– Спокойно, – сказал отец, – мы же цивилизованные люди. Все решается, если спокойно обсудить.
– Ты мерзавец, негодяй! – выкрикнула мама. Она совершенно изменилась: сжала кулаки; лицо, утратив покорное выражение, раскраснелось; глаза сверкали, как молнии. – Вон отсюда! Это мой дом, я сама за него плачу!
Отец в притворном ужасе зажал уши. Альберто глянул на часы. Мама заплакала, все тело сотрясалось от всхлипов. Слез она не утирала, и, сбегая по щекам, они обнаруживали светлый пушок.
– Кармела, – сказал отец, – уймись. Я не хочу с тобой ссориться. Давай утихомиримся. Так жить нельзя, это же абсурд. Тебе надо выходить из этой лачуги, завести служанок, жить. Нельзя себя запускать. Да вот хоть ради сына.
– Прочь отсюда! – взревела мама. – Это чистый дом, и не смей являться сюда и осквернять его! Отправляйся к своим потаскухам, мы не желаем ничего про тебя знать! И деньги свои держи при себе. Моих денег вполне хватает на образование сына.
– Ты живешь как нищенка, – сказал отец. – Где твое достоинство? Почему, черт подери, ты не хочешь, чтобы я платил тебе содержание?
– Альберто! – закричала мама в отчаянии, – не позволяй ему оскорблять меня! Ему мало,
