что он унизил меня перед всей Лимой, – он хочет меня убить! Сделай что-нибудь, сынок!
– Папа, пожалуйста, – вяло сказал Альберто, – не ссорьтесь.
– Замолкни, – ответил отец. И напустил на себя вид торжественного превосходства. – Ты еще очень молод. Когда-нибудь ты поймешь. Жизнь – штука непростая.
Альберто едва на прыснул. Однажды он увидел отца в центре Лимы с очень красивой блондинкой. Отец тоже его заметил и отвел взгляд. Вечером он пришел в комнату к Альберто, сделал точно такое же лицо, как сейчас, и сказал те же слова.
– У меня предложение, – сказал отец. – Послушай хоть минутку.
Мама снова замерла с трагическим видом. Но Альберто видел, что из-под ресниц она все равно настороженно следит за отцом.
– Тебе что важно? – сказал отец. – Приличия. Я тебя понимаю, нужно уважать нормы общества.
– Циник! – выкрикнула мама и снова сгорбилась.
– Не перебивай, дорогая. Если хочешь, можем опять начать жить вместе. Найдем хороший дом, здесь, в Мирафлоресе, может, даже удастся вернуть старый, на Диего Ферре, или там, в Сан-Антонио, в общем, где захочешь. Но ставлю условие: у меня будет полная свобода. Я буду сам распоряжаться своей жизнью, – он говорил без надрыва, спокойно, с кипучим огоньком в глазах, поразившим Альберто. – И давай без сцен. Все-таки мы люди приличного круга.
Мама уже рыдала в голос, успевая при этом бранить отца «изменщиком, извращенцем, вместилищем нечистот». Альберто сказал:
– Пап, извини. Мне нужно выйти по делу. Можно я пойду?
Отец, казалось, такого не ожидал, однако дружелюбно улыбнулся и кивнул.
– Иди, сынок, – сказал он. – Я попробую уговорить маму. Это будет лучше всего. И не волнуйся. Учись прилежно – тебя ждет большое будущее. Ты ведь знаешь: если хорошо сдашь экзамены, отправлю тебя в Штаты на следующий год.
– Будущим моего ребенка занимаюсь я! – взвилась мама.
Альберто поцеловал родителей, быстро вышел и закрыл за собой дверь.
Тереса вымыла посуду – тетка отдыхала в соседней комнате, – взяла полотенце и мыло и на цыпочках вышла на улицу. К их дому примыкал другой, узкий, с желтыми стенами. Она постучалась. Открыла улыбчивая худышка.
– Привет, Тере.
– Привет, Роса. Можно у вас помыться?
– Заходи.
Они двинулись вглубь по темному коридору. На стенах висели вырезки из журналов и газет – фотографии киноартистов и футболистов.
– Видела такого? – спросила Роса. – Мне сегодня утром подарили. Это Гленн Форд. Не ходила на фильмы с ним?
– Нет, но с удовольствием сходила бы.
В конце коридора была столовая. Родители Росы молча ели. У одного стула не хватало спинки; на нем сидела мать. Отец поднял глаза от раскрытой газеты, лежавшей рядом с тарелкой, и посмотрел на Тересу.
– Тересита! – сказал он, поднимаясь.
– Добрый день.
Почти старик, пузатый, кривоногий, с квелыми глазами, он улыбался и ласково протягивал руку к Тересиному лицу. Тереса отступила назад; рука повисла в воздухе.
– Я хотела помыться, сеньора. Можно?
– Да, – сухо ответила мать. – С тебя один соль. Есть?
Тереса протянула руку: бесцветная замусоленная монета не блестела, выглядела какой-то мертвой.
– Недолго там, – сказала мать, – Воды мало.
Ванная представляла собой мрачный закуток метр на метр. На полу лежала замшелая дырявая доска. Кран, невысоко вмонтированный в стену, служил душем. Тереса закрылась и повесила полотенце на дверную ручку, так, чтобы оно закрывало замочную скважину. Разделась. Она была стройная, ладная, очень смуглая. Открыла кран, потекла холодная вода. Намыливаясь, услышала, как мать Росы орет: «Пошел оттуда, старый козел!» Раздались удаляющиеся шаги, в комнате началась перебранка. Тереса оделась и вышла. Отец Росы сидел за столом. При виде ее он подмигнул. Мать нахмурилась и буркнула:
– На пол капаешь.
– Уже ухожу, – сказала Тереса. – Большое спасибо, сеньора.
– Пока, Тересита, – сказал отец, – всегда милости просим.
Роса проводила ее до дверей. В коридоре Тереса, понизив голос, сказала:
– Я тебя хотела попросить, Росита: одолжи мне голубую ленту, ты еще ее в субботу надевала. Вечером верну.
Худышка понимающе кивнула, поднесла палец к губам. Скрылась в глубине коридора и вскоре вернулась, ступая на цыпочках.
– На, бери, – прошептала она заговорщицким тоном. – А тебе зачем? Куда идешь?
– У меня встреча, – сказала Тереса, – один молодой человек позвал меня в кино.
Глаза у нее сияли. Кажется, она радовалась.
Неспешно моросивший дождик качал листву на Камфарной улице. Альберто зашел в лавку на углу, купил сигарет, дошел до проспекта Ларко, запруженного автомобилями, некоторые – последних моделей. Яркие капоты расцвечивали серый день. Прохожих было много. Он довольно долго разглядывал девушку в черных брюках, высокую и пластичную, но потом она скрылась из виду. Экспресс не шел. Альберто показалось, что поодаль двое парней ему улыбаются. Через пару секунд он их узнал. Покраснел, промямлил: «Привет», парни бросились его обнимать.
– Ты где столько времени пропадал? – спросил один, в костюме свободного кроя, с коком, напоминавшим натуральный петушиный гребешок, – Мы тебя сто лет не видели!
– Думали, ты переехал из Мирафлореса, – сказал второй, низенький и полноватый, в мокасинах и ярких носках. – Совсем тебя не видно в квартале.
– Я теперь живу на Камфарной, – сказал Альберто, – и учусь в Леонсио Прадо. Отпускают только по субботам.
– В военном училище? – удивился тот, что с коком. – За что тебя туда упекли? Там, наверное, жуть кромешная.
– Да нет. Привыкаешь, потом даже нравится.
Подошел экспресс, полный. Пришлось ехать стоя, держась за поручни. Альберто подумал про людей из автобусов в Ла-Перле или трамваев Лима-Кальяо: кричащие галстуки, запах пота, немытых тел. В экспрессе все были чистенькие, вежливые, улыбались.
– А где машина твоя? – спросил Альберто.
– Моя? – не понял тот, что в мокасинах. – А, папаши моего. Больше не дает. Я ее побил.
– Ты что, не знал? – взволнованно сказал второй. – Не слышал про гонки на набережной?
– Неа, не слышал.
– Ну ты как с луны свалился, чувак. Тико вообще безбашенный, – при этих словах Тико польщенно разулыбался, – он поспорил с психом Хулио, – с Французской улицы, помнишь? – что обгонит его на набережной, на участке от нас до Обрыва. Еще и после дождя, представляешь, обалдуи? Я с Тико ехал. Хулио поймали патрульные, а мы слились. С вечеринки ехали, ну, сам понимаешь.
– А как побил-то? – спросил Альберто.
– Это уже потом было. Тико удумал вилять задним ходом на Атаконго. Ну и въехал в столб. Видишь шрам? А ему ничего, нечестно даже. Везучий, подлец.
Счастливый Тико широко улыбался.
– Да, ты тот еще зверюга, – сказал Альберто. – А как дела у всех наших?
– Хорошо, – сказал Тико, – мы сейчас на неделе не собираемся, у девчонок экзамены, так что они свободны только по субботам и воскресеньям. Теперь все по-другому – им разрешили ходить с нами
