замок моей бабушки похож на этот? – размечталась Бекка.
– У твоей бабушки был замок?
– Так она говорила. По крайней мере, говорила, что жила в замке. Я обещала вернуться и отыскать этот замок.
– Мы его найдем! – правая бровь у Магды изогнулась дугой, а левая распрямилась. Магда протянула Бекке руку.
– Найдем! – Бекка стиснула руку новой подруги и в первый раз сама в это поверила.
– И колючки расступились перед ним.
Когда Гемма доходила до этой простой фразы, немедленно наступала тишина. Слушательницы не смели вымолвить ни слова.
Только однажды Бекка слишком рано нарушила молчание. Ей надо было в уборную, прямо срочно надо, но она не хотела уходить – боялась, что Гемма докончит сказку без нее. Конечно, она знала сказку наизусть, но все равно не хотела упустить ни слова. Вдруг именно на этот раз случится что-нибудь новое?
– И колючки расступились перед ним, – произнесла Гемма.
Три девочки на диване глубоко вздохнули.
– Скорее, Гемма, – вдруг сказала Бекка.
Гемма вздрогнула и широко открыла выцветшие голубые глаза. Прервать сказку – это было совсем непохоже на Бекку. Она лучше сестер улавливала ритм повествования.
– Тихо ты, – Сильвия толкнула Бекку в бок острым локотком.
Бекка почувствовала, что штанишки стали мокрыми и велюровая диванная подушка золотистого цвета – тоже. Она горько заплакала – и сказку жалко, и мокрое пятно скоро обнаружат.
– Смотрите, что она наделала! – Шана первая заметила позор.
– Фу, какая гадость! – завопила Сильвия. – Гемма, она в штаны надула!
– Она еще маленькая, а вы большие девочки. – Гемма взяла Бекку на руки и понесла переодеваться, не обращая внимания на то, что Бекка была вся мокрая. Она извивалась у бабушки на руках и плакала разом и от стыда, и от злости, и от разочарования.
– Я хочу ска-а-азку, – рыдала Бекка. – Доскажи сказку! Хочу про зал, про туман, про поцелуй…
– Ты все это знаешь, – увещевала Гемма.
Она отнесла Бекку наверх, в ванную. Девочка сидела в ванне с пеной, с целыми горами пены, а бабушка рассказывала сказку для нее одной. Сильвия и Шана отказались слушать сказку в ванной комнате.
– Могли бы поехать на поезде, – сказала Магда, когда они вышли из конторы по прокату автомобилей. – Вышло бы гораздо недорож… как вы говорите? Дешевле! Но с пересадкой.
– Я проверяла, – возразила Бекка, устраиваясь на водительском месте. – В Хелмно ходят только два поезда в день. И как мы там будем передвигаться?
Она осторожно повела серый «Фиат» и по привычке уже придумала ему имя: Алмаз. Не столько из-за суммы, которую с нее содрали за аренду, сколько в надежде, что он будет покрепче ее Росинанта.
– Будем ходить пешком, – отозвалась Магда. Она то и дело взмахивала руками, указывая дорогу. – Но я высоко ценю автомобиль. Машину.
Они выехали на восемьдесят первое шоссе.
– Не забывай, я – туристка. Желаю осматривать красивые места, фотографировать, есть в хороших ресторанах.
– Тогда я очень-очень высоко ценю машину. Кроме того, если у твоей бабушки был замок, нам не подобает ходить пешком. Будем держать марку. Этого ждут от внучки кого? Графини? Княгини? Принцессы?
– Кшенжнички, – сказала Бекка.
– Ты знаешь польский? – Магда захлопала в ладоши. – А почему молчала? Но какой жуткий акцент!
– Так называли мою бабушку, прежде чем она приехала в Америку. Мы не знаем, титул это или прозвище.
– Прошу прощения, что значит прузвище?
– Прозвище. Ласковая кличка, домашнее имя, – объяснила Бекка.
– А меня называли Kotek, это значит «котенок». Раньше – мама с папой, теперь иногда – тетушка.
Бекка хотела спросить почему, но тут шоссе повернуло. Знак гласил: «Плоцк», но они все ехали и ехали, а назад убегала зеленая равнина, которая, казалось, не знала руки человека.
– А мы туда заедем? – спросила Бекка.
– Там нет ничего интересного.
– Почему?
– Абсолютно ничего. Собор. И вот те высокие трубы, они… – Магда повела руками, изображая вулкан.
– Извергают огонь и дым?
– Да. Точно. Одна на въезде в город, другая на выезде. Как будто с одной и с другой стороны книг.
– Подпорки для книг?
– Да. Мы остановимся в Торуне. Тебе там понравится. Город знаменит своими… ну, я не знаю слова. Сама увидишь.
– Вдруг я догадаюсь?
– Ну, это такие, как печенья со специями. Их пекут в форме дам и кавалеров. Может быть, – подразнила Магда, – даже в форме кшенжничек!
Она, смеясь, произнесла это слово, подражая Беккиному акценту.
– Имбирные пряники? – догадалась Бекка.
Магда озадаченно покачала головой:
– Даже не знаю, не уверена.
Дорога в Торунь оказалась ровной и шла вдоль Вислы – то ближе, то дальше от широкой, серой, мутной реки.
– Опусти окно, – попросила Магда, хотя уже становилось свежо. – Иногда можно поймать запах с кондитерской фабрики, где пекут печенья.
Бекка и Магда ехали вдоль бесконечного ряда домов из красного кирпича и принюхивались изо всех сил. Но их окружал лишь запах старого города.
– Тут, – объявила Магда. – Оставим машину и погуляем. По польским городам нужно гулять пешком. Согласна?
Бекка энергично закивала.
Они гуляли, любовались старинными домами и, наконец, устроились в маленьком кафе. Выбрали столик снаружи, под невзрачным зонтом, защищавшим от изредка выглядывающего солнца.
– Я закажу здешние печенья, но ты должна сказать, что хочешь, чай или кофе. – предложила Магда.
– Чай, пожалуйста.
Через минуту им принесли полное блюдо знаменитых торуньских пряников и очень крепкий чай в простых тяжелых белых керамических кружках.
– Пря-ни-ки, – медленно произнесла Бекка.
– Пря-ни-ки, – повторила Магда. – А почему они так называются?
– Понятия не имею, – призналась Бекка.
– Надо будет как-нибудь это выяснить. Ты же журналистка. Разберешься и напишешь мне. Ну как, нравятся тебе пря-ни-ки?
– Тысячу раз да!
– Вот и отлично! – Магда, улыбаясь, откусила пряничной графине голову.
– В жизни не встречала такой жизнелюбки, – сказала Бекка, дожевывая пряник.
– А это хорошо?
– Да.
– А что это значит? – Магда тоже говорила с набитым ртом, отчего ее акцент только усилился.
– Оптимистка. Неунывающая. Счастливая. Радостная.
– Ну да. Я же полька.
– А что, в Польше все оптимисты?
– У нас слишком много причин для слез. Как тут не быть оптимистом… Слишком много трагедий в прошлом. Даже в самом недавнем. В каждой семье найдется о чем рассказать. Кровь мучеников по-прежнему в наших сердцах. Когда-то… – Магда задумалась. Недоеденный пряник, забытый, остался лежать на тарелке. – Когда-то я не была оптимисткой. Но я была молодая, ни в чем не разбиралась, так что это простительно. Я не была такой позитивной. Моя мама еврейка, а папа католик. Только они не делали свою религию.
– Исповедовали, – осторожно поправила Бекка. – Правильно – исповедовать какую-нибудь
