11 сентября террористы взорвали в Нью-Йорке Всемирный торговый центр. Весь мир застыл в ужасе. И хотя известно: не мир спасется, но человек, мир тоже дорог - очень! В нашей семье исчез юмор - на глубине ведь юмора нет. Там, где решаются вопросы жизни и смерти, не до смеха. Ко мне пришла журналистка К. брать интервью для "Общей газеты". Ее интересовал один вопрос - о взаимоотношениях бедных и богатых. Наконец-то! А то ведь до чего дошло... СМИ - против своего народа! В "Огоньке" (No 33, август 2001 года) напечатано "Обращение к простому российскому миллионеру" - там безумные слова: "Как только российские капиталисты (был один такой - Савва Морозов) начинают жертвовать театрам, помогать писателям, спонсировать художников, буддистов, адвентистов, бауманов и прочих маргиналов-радикалов, - тут же случается революция. Стоит ли рисковать?".
Огоньковцы, ну зачем же делать из Москвы город желтого дьявола и писать нам желтым по черному такие вещи! Недавно в поезде (я езжу в плацкартном вагоне), когда за окном показалась столица, попутчик зло произнес: "У, Москва - чернокаменная!". А для меня она - белокаменная, там столько друзей, издателей, критиков и благодетелей! Так не делайте ее чернокаменной, прошу вас! Не надо отговаривать миллионеров помогать нуждающимся! Не надо идти против Христа, который сказал: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай! Пусть они тоже стремятся туда - становясь щедрыми.
Я все понимаю: слово "сокровище" - от СОКРЫТЬ, СКРЫТЬ. Архетип! Мол, силу дают только сокрытые богатства. И пушкинский скупой рыцарь - носитель сего архетипа, и Плюшкин - его крайнее выражение, а не сумасшедший. И наши новые русские вывозят свои миллионы не столько из-за плохой налоговой системы, сколько из-за того, что в голове у каждого сидит древний архетип "сокровища". Так у нас же есть СМИ. Телевидение может разъяснить, как бороться с архетипами, но если и газеты-журналы всерьез и надолго этим займутся, все может наладиться! Я так хочу, чтоб наладилось! Чтоб нищета не выгнала людей на демонстрации (в этом слове есть "демон").
Между нами, бедными россиянами, как относиться к обращению "господа"? Я все еще вздрагиваю, когда по телефону спрашивают: "Госпожа Горланова?". Недавно Сеня Ваксман ехал в переполненной электричке с дачи. Машинист объявил: "Господа на ступеньках! Прошу вас сойти и ждать следующей электрички!". Вот такие мы господа - на ступеньках. А хочется, чтобы достоинство на самом деле нарастало...
Надо заканчивать пасти народы, а то пенсию не дадут. Недавно зашла в магазин купить за три рубля Мандельштама (у нас в соседнем доме такой букинистический, где все поэтические сборники по цене проезда в трамвае). Два старичка выбирали книги, и один взял в руки Платонова, полистал и сказал:
- Я его так и не смог полюбить, как и Набокова.
- Значит, правильно ему пенсию не дали, - ответил второй старичок.
- Набоков - эмигрант, - говорю. - Какая пенсия?
- Платонов тоже эмигрант, - ответил первый.
- Платонов не эмигрант, - говорю. - Но я что-то слышала по телевидению про персональную пенсию Астафьева - может быть, вы это имели в виду?
Агния сказала: "Мама, не забывай о своем принципе! Первая фраза должна быть такой, чтоб читатель решил: читать стоит, а последняя - такой, чтоб читатель решил: жить стоит".
Но в мире так тревожно сейчас - сибирская язва... Гул прозы, что всегда у меня в голове, тоже стал печальным: мальчик кашляет, героиня плачет, биомузыка моего тела в этот гул входит, но и она не радостная - сердцебиение слишком частое, дыхание сбилось, в ушах шум.
- Мама, я не призываю воспевать "приход поющего завтра". Но вот сказала Надя Гашева, что Лина пишет тебе хорошее письмо. Друзья не только уходят, но и возвращаются!
Когда не так давно позвонил Наби и спросил, какая у меня национальная идея, я ответила: чтоб каждый делал свое дело. Пора мне успокоиться и приняться за него, помолясь: напечатать записи. Разве это не чудо, что на белой странице вчерашний день встает, как живой, без прикрас, но и без лишнего нытья! Может, только эти записи и останутся от меня! Так я сказала, будучи писательницей на восходе XXI века.
Пермь
