зимой приходят, и бараки разрушенные, и узкоколейку старую. Сейчас завалы там после урагана – ни пройти ни проехать.
Тогда он и предложил:
– Давай-ка, Илья, мы тебя домой отпустим?
Я не поверил сначала – как обухом по голове! Знал уже, что нас – таких – отлавливают. И тюрем несколько. Привезли одного, рассказал, что держали где-то под Подольском, в бывшем военном городке. Человек пятьдесят в полной изоляции. И режим ещё тот – никаких исследований. Живи за решёткой, баланду кушай, на небо в клеточку смотри. Тюрьма! А тут – домой…
– Ну что? – говорит. – Мама будет за тобой ухаживать, я с ней поговорил – она согласна. Любит она тебя. Ждёт. Мы помогать будем – продукты там… пенсию небольшую подбросим. Только из дома придётся не выходить. К чему людей пугать? Не дай бог, разговоры пойдут, слухи разные. Но ведь и дома занятие найти можно, согласен?
Я только головой завороженно киваю. Не могу поверить, что он серьёзно, но радостью – безумной, светлой – уже захлестнуло.
– А остальные? – спрашиваю. Вдруг шальная мысль промелькнула: может, всех отпускают?
– Какое тебе дело до остальных? – удивился искренне. – Ты сам по себе, а они… – не закончил, но и так понятно. – Ты в такую передрягу попал, что о себе думать надо, а не о других.
– Понятно, – говорю.
– Ничего тебе пока не понятно! – жёстко заговорил, с напором. – Ты же понимаешь, что не за красивые глаза отпускаем? Да ещё и помощь вам с матерью… Придётся и тебе кое-что для нас сделать.
Меня как холодной водой окатило, молчу, затаился, жду – что еще скажет?
Видно, понял, что переборщил, заговорил нормально, улыбается опять. Но я уже подвох чувствую. Схлынула безудержная радость. Всё не так просто. Хотя для себя уже решил – что бы ни предложили – соглашусь. Здесь не останусь.
– Я тебе сейчас расскажу, парень ты вроде нормальный… только давай договоримся: этот разговор – строго между нами. Никому! Вас, крылатых, всё больше и больше становится. Прямо эпидемия какая-то. Вы, в принципе, безобидные. Но народ пугается, слухи ползут про бактериологическое оружие, про мутации. Бред! Паника нам ни к чему. Ты согласен?
Киваю. Всё правильно говорит, отчего ж не согласиться…
– Но пока никто не понимает, в чём дело. Поэтому мы вас и изолируем от общества.
Замолчал. Задумался.
Я не тороплю, жду. Носом хлюпаю. Простудился я. Грустно, несправедливо. Мы-то чем виноваты? Но, наверное, правильно… Что тут скажешь?
– Москва – город большой… Лосиный остров – огромный лесной массив на территории Москвы. Лёгкие, как принято говорить. Так вот… выяснилось, что в последнее время, крылатые облюбовали это место для встреч. Не очень-то там их отследишь. Есть информация, что они даже недавно какой-то съезд или слёт провели. Нам среди них нужен свой человек. А ты, считай, в самой Лосинке живёшь. Два шага – и там. Тебе и карты в руки. Побродишь ночью, полетаешь. Да это уже объяснять и не надо. Ты среди них должен своим стать. Будешь нас держать в курсе. Парень ты умный, надеюсь, фокусов никаких не выкинешь. И мама у тебя хорошая…
Я уже его и не слушал – комнату свою видел, пятно света от настольной лампы, экран компьютера, в углу – клавиши и стул рядом, без спинки, одно сиденье крутящееся, плед в красную клетку – зарыться, закопаться и уснуть – чтобы всё пропало…
А Леонид Сергеевич всё бубнит:
– Смотри, как всё хорошо сложилось Ты сразу к врачу обратился и… к нам. Никто тебя не видел. Не знает, что у нас был. Значит, и подозрений ты никаких не вызовешь. Представим всё так, будто только что произошло. Вот ты и выбрался в Лосинку, подальше от глаз, способности новые опробовать. Крылатые тебя сами найдут, тебе и делать ничего будет не надо. Вышел поздно вечером из дома, зашел подальше, полетал чуток – и жди. Ну, как тебе такая идея?
– Идея, – говорю, – хорошая. Одна загвоздочка есть. Я, Леонид Сергеевич, летать не умею, даже не пробовал. Меня же сразу сюда привезли.
– Так это не проблема! Это даже хорошо, это нам на руку. Это подтверждает, что крылья у тебя только что появились.
И радуется так открыто, что мне и самому радостно – мы же вместе! И действительно, всё здорово складывается…
Машина гудит, кажется… Да, точно! Дорога в той стороне. Надо выбираться отсюда.
Шел между деревьев, выставив перед собой сложенные вместе крылья, раздвигал ветки. Сверху капало, валились засохшие елочные иголки – щекотали шею, застревали в волосах. Перешагивал через гниющие стволы, припорошенные полусгнившей листвой. Нет. Хочу домой! К себе в комнату! Укрыться от всех, перестать бояться, что узнают… И пусть мама на кухне. Чтобы как раньше… Вечером в лес, полетать, послушать, о чём говорят крылатые, посмеяться всем вместе, и обратно – домой, где всё знакомо и так уютно.
А если это не наши, а Валерий Палыч разыскивает? Тогда что? С ними дальше ехать? Какая Монголия? Не хочу!
Машина гудела уже совсем рядом. Вот и шоссе.
Метрах в пятидесяти, на обочине – серый опель с тонированными стёклами. Один – в сером плаще – облокотился на крыло, курит. Другой – не спеша вышагивает по обочине, поддаёт носком ботинка камушки.
Наши! Ждали! Домой!
Вышел из-под деревьев, через канаву, заполненную грязевой жижей, неуклюже перепрыгнул, и на асфальт. Тот, что курил, увидал, отлип от крыла, сигарету отбросил, рукой машет. Другой обернулся, навстречу пошел. Быстро. Почти бегом.
– Ну, ты даёшь! Запарились тебя ждать. Давай, давай шевели ногами. Пошли! – торопил, но не зло. Видно было – рады, что закончилась операция, спешили уехать.
Еле втиснулись на заднее сидение – как сельди в бочке – крылья девать некуда, всем мешают. Впереди – лобовое стекло и два бритых затылка по бокам – серой лентой полетела под колёса дорога.
– Сколько нам до дома ехать? Ведь домой меня отвезёте? – спросил.
– Если в пробках не увязнем, то часов восемь. Через всю Москву или по кольцевой… Ближе к делу посмотрим, – не оборачиваясь отозвался водила.
Он закрыл глаза.
Домой!
Клонило в сон. Наваливалась замшевая вязкая темнота. Не открывая глаз, тревожно выныривал из неё, когда машину подбрасывало на колдобине, и тут же окунался снова.
Темнота распадалась, расползалась рваными клочьями.
Степь расстилалась без края. Высокая ломкая трава, поседевшая от первого снега. Звонкая морозная чистота воздуха. Белые шапки гор едва видны на горизонте. Огромное нежно-голубое небо над застывшими размытыми облаками. Одинокий орёл, распластав крылья, кружит в вышине. Неограниченность
