class="p1">Уперся взглядом в пыльное чучело глухаря в углу над столом. Глухарь мутным стеклянным глазом смотрел на него.
Вот зачем он его повесил? Про орнитологию твердит – так это стёб, понятно. Для поддержания имиджа? Мол, птичками занимаемся? Нет, слишком просто, не его стиль.
Глухарь… Что делает глухарь? Токует. Показывает тетёрке, какой он необыкновенный. Становится беззащитен, не слышит ничего вокруг, тут его и стреляют. Самовлюблённость, самонадеянность… Вот в чём дело. Это напоминание самому себе про участь глухаря. Не токуй, да и не застрелен будешь.
– Леонид Сергеевич, а что вы сидите? У вас что, дел нет?
Ну вот… Так и знал.
– Ожидаю ваших указаний, Вадим Александрович.
– Указаний? – насмешливо. И глядит с улыбкой. – Допросы, Леонид Сергеевич, допросы и ещё раз допросы. Семью-то, поди, в дом отдыха на все праздники отправил? И сам собрался?
И это ему уже известно…
– Даже и не мечтай! Сейчас самое важное выяснить, откуда они, так сказать, стартовать собирались? Квартирка – или что там… – возле самой Красной площади должна находиться. Ну, если это сочувствующий-одиночка, я ему устрою небо в алмазах! А вот если это группа сочувствующих… Боюсь, тогда придётся докладывать наверх. И тут уж как карта ляжет. Могут похвалить за расторопность, а могут и погоны с плеч. Учти, у тебя у первого полетят… Ох, не надо бы нам группы…
– Товарищ полковник, может, Колышкина к ним «наседкой»?
– Капитан, Вы глупеете на глазах. Колышкина не трогать и не светить. Всё. Выполнять. Свободен.
Утром задул ветер и повалил снег. Всё утонуло в снежной круговерти.
В двух шагах ничего не видно. Снежинки неслись параллельно земле, секли глаза, приходилось отворачиваться, закрывать… и сразу начинала кружиться голова, переставал ощущать себя в пространстве, превращался в крохотную чёрную точку, гонимую ветром в белёсой мути.
«Буран, буран! – крутилось в голове у Валентина. – Это не метель, не пурга, это именно буран! Ямщик, лошади… Пушкин, по-моему, что-то подобное описывал, а может, я и путаю…»
Мелькнула шальная мысль – раскинуть крылья, отдаться на волю сбивающему с ног ветру, пусть сомнёт, скомкает, швырнёт в заполненное снегом пространство.
Громко стукнула о стену дома входная дверь.
Роман.
Не удержал – вырвало из рук порывом ветра.
Встал на крыльце, под козырьком, повернулся спиной к ветру. Шапка-ушанка, теплая камуфляжная куртка. Смотрел на облепленного снегом крылатого, навалившегося голой грудью на ветер.
– И что? Совсем не холодно?
– Совсем.
Черные крылья облеплены снегом, снег в волосах, на бровях, на жидкой клочковатой бороде. На груди – нет. Тает. Мокрая, струйки стекают.
Покачал головой.
– К обеду стихнет. Солнце будет.
Придерживая дверь, ушёл обратно в дом.
Возле ветхой пристройки, что едва угадывалась за снежной мутью, возник хозяин – словно фотографию чёрно-белую проявили – тщедушный кривоногий алтаец с кастрюлей в руках.
«Кухня», – сообразил Валентин.
Не поднимая головы, в шапке со смешно оттопыренным ухом, загребая снег огромными валенками, обогнул по дуге стоящего крылатого. Обил на ступеньках от снега валенки и зашел в дом.
«Мы одни здесь не выживем. Погибнем!» – Всё, что в далёкой Москве представлялось увлекательным приключением, разбилось, рассыпалось мелкими осколками, смешалось с несущимся снегом и унеслось в никуда, подхваченное порывом ветра.
Снег они застали ещё вчера вечером на перевале. В свете фар замелькали редкие снежинки. В машине было тепло и сонно. Стоило только дороге зигзагом пойти вниз, снег прекратился.
Их везли. Они молчали в сонном оцепенении. Разом схлынуло напряжение последних дней. Навалилась усталость. Накануне заботу о них приняли друзья Валерия Палыча, и от самих уже ничего не зависело. За них думали, принимали решения, и это давало краткое чувство спокойствия – доехали, добрались.
На объездной дороге Барнаула их встречал микроавтобус и потрёпанный внедорожник, на крыше которого громоздился брезентовый тюк с барахлом. Свернули следом, пробрались по каким-то кривым закоулкам к частному дому. Кряжистый бородатый водитель внедорожника отпер ворота. Вылетела мелкая черная собачка, зашлась лаем – не унять! Загнали во двор обе их машины. Перегрузили вещи, пересели в машины встречающих. Всё делалось быстро и чётко, почти без разговоров. Не было радостных приветствий, похлопываний по плечу, и это немного напрягало.
Пасмурно. Накрапывал мелкий дождь. Асфальт матово блестел. Дворники размазывали влагу по стеклу.
– Чуйский тракт! – со скрытой гордостью пояснил водитель. – ЮНЕСКО отметило, как одну из самых красивых дорог мира.
Завороженно прилипли к окнам. Пока оставались силы, пока не сморило – смотрели. Захватило ощущение нового, неизведанного – превратились из беглецов в обыкновенных туристов, которых везут, которые глазеют в окна, а впереди ждёт ужин и обустроенная ночёвка в какой-нибудь гостинице – не надо ни о чём думать.
Дорога, петляя, забиралась в горы. Лес отступал, открывая пологие холмы, поросшие сухой жесткой травой. Вот и предгорье с узкими языками снега, сползающего по каменистым осыпающимся склонам, с тонкими стальными струнами ручьёв, петляющими по узким долинам далеко внизу.
Выглянуло солнце, разорвало, разогнало серую хмарь. Картинка за окном вдруг приобрела изумительную резкость, высветилась, заиграла цветами. Ярко голубое небо над головой казалось бездонным. Ниже, между землёй и небом, плыли облака, гонимые ветром. Впереди, у самого горизонта, снежными пиками вставала горная гряда.
Машины по серпантину карабкались на перевал. Внизу порогами в клочьях грязной пены, бурлила река. Обрывистый склон был покрыт крупными ярко-фиолетовыми цветами – кланялись, трепетали на ветру, казалось, волны, накатывая одна на другую, устремляются вниз. А за рекой раскинулась степь – холмистый жёлто-зелёный простор, запятнанный тенью проплывающих в вышине облаков.
– Катунь, – указывая на реку, пояснил водитель.
– Так тракт же Чуйским называется? Это же по названию реки? – удивился Сергей.
– Чуя дальше, за перевалом.
Во второй машине, на заднем сидении, свернувшись калачиком, спала Ольга. Слюна из приоткрытого рта тонкой струйкой стекала по щеке. Не до видов, не до красот – намаялась, устала смертельно. Роман вёл машину, Валерий Палыч сидел рядом.
– Ты же говорил, что четверых везёшь?
– Одного по дороге потеряли.
– Помер?
– Нет. Нас от Москвы вели. То ли отловили, то ли сбежал.
– Понятно. А про себя что же не рассказал? Это ведь проблема, понимаешь?
– Ну… Не такая и проблема.
– Проблема, Валера, проблема! Это всё с ног на голову ставит. Я-то рассчитывал, что ты сам своей командой заниматься будешь хотя бы первое время. Обеспечение, быт, работа. А получается, ты всё на нас повесил. Уж извини за прямоту, такого уговора не было.
– Не нагнетай. Получилось как получилось… Что сейчас об этом говорить? Дай неделю или две. Посмотрим, как пойдёт. Мы же с тобой
