Звучал природы возрожденью.
Но мрак царил в душе моей…
Недавней поражен утратой,
Я, средь смеющихся полей,
Уныло шел, тоской объятый.
Небесный купол мне сиял,
Но я могилы видел своды…
И отвращение внушал
Мне пир ликующей природы.
<1881>
Без надежд и ожиданий
Мы встречаем Новый год.
Знаем мы: людских страданий,
Жгучих слез он не уймет;
И не лучше будет житься
Людям с честною душой -
Всем, кто с ложью не мирится,
Не мирится с злом и тьмой;
Кто святое знамя права
Нес всегда, и горд и смел,
И в союз вступать лукаво
С силой грубой не хотел!
Знаем мы: толпа Ваалу
Будет так же всё кадить,
Так же будет рок к нахалу
И глупцу благоволить!
Хоть и верим мы глубоко
В силу мощную добра,
Но, увы, еще далеко
Торжества его пора!
Без надежд и ликований
Мы встречаем Новый год:
Человеческих страданий
Он, как прежде, не уймет.
Но, подняв свои бокалы,
Пожелаем лишь, чтоб тот,
Кто стремленье к идеалу
В сердце чистом бережет,
Не утратил духа силы
Средь житейских бурь и гроз;
Светоч свой чтоб до могилы
Неугаснувшим донес
И чтоб он с своей суровой
Долей тем был примирен,
Что, страдая, жизни новой
Воздвигает зданье он.
<1881>
Давно, давно мне перестал
Звучать твой голос милый!
Бывало, в сердце пробуждал
Он дремлющие силы.
Дышалось легче мне тогда
И краше жизнь казалась:
Мне счастья нового звезда
Как будто загоралась…
Когда твоих прекрасных глаз
Лучи меня ласкали,
Как ночи мгла в рассвета час,
Летели прочь печали.
Под кротким светом тех лучей,
Их вызванная властью,
Слагалась песнь в душе моей
Весне, любви и счастью!
Но навсегда померк тот свет
И смолк тот голос милый…
Ни радостей, ни песен нет
С тех пор в душе унылой…
<1881>
Ты жаждал правды, жаждал света,
Ты жаждал правды, жаждал света,
Любовью к ближнему согрета
Всегда была душа твоя.
Не суету и наслажденье -
Добру высокое служенье
Считал ты целью бытия.
И, провозвестник жизни новой,
На подвиг трудный и суровый
Ты с юных дней себя обрек…
С горячей верой, с сердцем чистым
Ты бодро шел путем тернистым,
Тщеславных помыслов далек.
Давно уж нет тебя меж нами,
Но над правдивыми сердцами
Еще ты властвуешь досель.
И, духом падших ободряя,
Горит звездой в ночи благая,
Тобой указанная цель!
<1881>
Как ни тепло чужое море,
Как ни красна чужая даль,
Не ей размыкать наше горе,
Рассеять русскую печаль!
Некрасов
Не небесам чужой отчизны -
Я песни родине слагал.
Некрасов
Под небом южной стороны
Он вспоминал свой север дальний,
И яркий блеск ее весны
Души не радовал печальной.
В тот час, как луч вечерний гас
В волнах лазурного залива,
Бродил, быть может, он не раз
Один, угрюмый, молчаливый.
Он слушал, в думу погружен,
Густых и темных миртов шепот,
Вечерний колокола звон,
Волны сверкавшей плеск и ропот.
И край иной пред ним вставал;
С его простором и снегами;
Там буйный ветер тучи гнал
Над бесконечными степями…
И средь пустыни снеговой
Лачужки темные мелькали,
Где труд боролся с нищетой,
Где люди радостей не знали…
Тогда стране своей родной,
Тоски исполнен безысходной,
Слагал он песнь, и в песне той
Поэт о скорби пел народной,
Пел о желанных, лучших днях,
Народа прозревая силы…
И песнь его в людских сердцах
К неправде ненависть будила…
Он смолк… его не слышать нам…
Но в песнях, полных вдохновенья,
Он юным завещал певцам
Народу честное служенье!
<1882>
1
Картины далекого детства
Порой предо мною встают…
И вижу опять я знакомый,
Весь в белых кувшинчиках пруд.
Вокруг него темная чаща,
Где сотни звучат голосов;
И узкая вьется тропинка
К нему между цепких кустов.
То был уголок мой любимый
В запущенном старом саду.
Сюда с своей детскою думой,
Бывало, всегда я иду.
Под сень этих дубов могучих
И трепетных белых берез
Я детскую радость и слезы,
В груди накипевшие, нес.
И ласково так их вершины,
Казалось в ответ мне шумят,
Что, слушая их, я каким-то
Был сладостным чувством объят…
2
И "детскую" нашу я вижу…
В углу с образами киот…
Лампада пред ними… сиянье
Вокруг она тихое льет.
Давно меня спать уложили,
Но я всё не сплю и очей
Свести не могу любопытных
С молящейся няни моей.
Крестясь и вздыхая, старушка
Кладет за поклоном поклон…
И много она называла
Мне близких и милых имен.
Вот стала она на колени;
Лицо ее мокро от слез.
"О чем она плачетe" — невольно
Во мне шевелился вопрос.
"Прости мне мои прегрешенья!" -
Дрожащие шепчут уста…
А я себе думаю: "Чем же
Она прогневила Христаe"
3
А вот и другая картина:
Морозная ночь и луна…
Равнина, покрытая снегом;
Немая вокруг тишина….
По гладкой, как скатерть, дороге
Мы едем в кибитке с отцом;
Надолго, быть может навеки,
С родным расстаюсь я гнездом…
Звенит под дугой колокольчик,
Полозья кибитки скрипят,
И ноет, болит мое сердце,
И слезы туманят мой взгляд
При мысли, что здесь уж не встречу
Поры я любимой своей,
Поры, когда выступит травка,
Журча засверкает ручей…
Что я не услышу ни шума
Знакомых берез и дубов,
Ни дышащих теплой любовью
И ласкою няниных слов…
<1882>
(П. И. Вейнбергу)
Всю зиму наш амфитрион
Нас созывал в свои палаты…
Они не пышны, не богаты,
И гостя взор не ослеплен
В них белым мрамором колонн
Или амфор массивным златом.
Зато здесь книгами полны
Стоят шкафы. Глядят портреты
Героев мысли со стены,
Всех, чьи созданья спасены
От волн неумолимой Леты…
Но мне сдается, начал я
Писать высоким слогом… "Лета,
Амфитрион, амфоры" — это
Наскучить может вам, друзья.
Увы! всему виною лета, -
Знать, муза старится моя!
Боюсь ужасно, чтоб не сбиться
Совсем на майковский шаблон…
Мне был всегда противен он,
И с ним искусство не мирится.
А потому спешу спуститься
С Олимпа, взяв попроще тон.
Мы обходились превосходно
Без раззолоченных амфор,
Хоть оживлялся часто спор
Вина струею благородной.
Непринужденный разговор
Лился здесь весело, свободно,
Сюда газетная вражда
И сплетня носу не совала,
Здесь наш кружок — людей труда
Мог отдохнуть душой усталой,
И дверь была к нам заперта
Для идиота и нахала…
Но скоро нас лучи весны
Разгонят из столицы душной
По всем концам родной страны,
И мы с хозяином радушным
Пока расстаться все должны.
И вот в последний раз пришли мы,
Чтоб благодарственный привет
Сказать вам, искренно любимый
Наш педагог неутомимый —
И симпатичнейший поэт.
Дай бог, чтоб будущей зимою
У вас мы снова, милый друг,
Сошлись свободною семьею,
Чтоб не редел наш тесный круг,
Чтоб вновь вечернею порою
Делили вместе мы досуг,
Чтоб речью образной и едкой
Нас Григорович услаждал…
Чтоб нам Давыдов так же метко
Мир закулисный рисовал,
Но чтоб не так являлся редко
Сюда Дитятин-генерал.
Чтоб протестант наш вечно пылкий
И обладающий притом
Юмористическою жилкой,
Наш Острогорский, за бутылкой
Всё был веселым остряком.
Чтоб, наконец, нас вдохновляли
Своим присутствием опять
И так же чай нам разливали
Две дамы милые… Едва ли
Мне нужно вам их называть!
Простите мне, что пожеланья
Плохим я выразил стихом…
И дар от нас — в воспоминанье
О наших дружеских собраньях -
Примите скромный наш альбом…
18 апреля 1883
(На смерть И. С. Тургенева)
Вот благородное угасло сердце…
"Гамлет"
Своей мы гордостью и славой
