Надежды мои питались в частности и многообещающим объявлением над стойкой: "Кто будет в баре драться, тот будет отсюда изгнан навсегда и более никогда, никогда (подчеркнуто) сюда не допущен". Я уже совсем было открыл рот, чтоб расспросить про "крышу", узнать, какая ж команда держит этот лакомый кусочек, под кем Джимми ходит и сколько платит, какие тут бывали разборки… но вовремя спохватился.
И точно, было тут одно событие… Четыре года назад проездом в Москве, а значит, автоматически и в центральный бар наехали дикие рокеры откуда-то из большого города! Они ввалились с ножами, с бейсбольными битами, орали и советовали Джимми не лезть их утихомиривать. По наглости и бесцеремонности они вполне тянули на нью-йоркских, про которых московские провинциалы любят рассказывать такой анекдот:
— Good morning, sir! — говорит москвич приезжему.
— Fuck you! — отвечает тот.
— А, вы, наверно, из Нью-Йорка!
Джимми такое видел только в кино и поступил в точности как киногерой: достал из-под стойки два пистолета (38-й калибр и 45-й), наставил на рокеров и выгнал гостей Москвы на улицу.
Это было самое громкое событие в этих стенах за последние сто двадцать лет…
— Ну, это приезжие; а местных — было, чтобы выгнали кого-то за драку, как в объявлении? И больше потом всю жизнь не пускали?
— Ты что! Москвичи, они же смирные все.
Они точно смирные… Сидят, медленно-медленно похлебывают кислое американское пиво. Кислое, но ведь дешевое: 1 доллар 25 центов за 0,33 литра. Есть и "Хейнекен", но для москвичей он дороговат: 1 доллар 75 центов.
Смотрят телевизор. Включают время от времени музыкальный ящик. Ведут скупые беседы о тихой московской жизни, лишенной происшествий…
Вот московский экскаваторный бизнесмен Рассел Линдси. В бар он приходит за человеческим теплом, потому что человек он в свои сорок холостой. Не женится, потому что еще не заработал секретную сумму, которую определил себе лично для семейного старта. Впрочем, его стали иногда встречать с одной молоденькой незнакомкой…
Вот один на всю Москву алкоголик Ральф. Он единственный человек, кто выходит отсюда качаясь, — серьезно относится к отдыху… Вот этнический поляк Ричард, пенсионер. Он по-соседски, мы ж вроде европейцы, жалуется мне на недальновидность поляков:
— Ну почему они опять Валенсу не выбрали?
— Я откуда знаю?
— Валенса в тюрьме сидел за свободу! Он развалил Берлинскую стену!
— Привет, а Горбачев?
— Горби делал, что ему из Варшавы велели. Выполнял указания… Поэтому только Валенса имеет право быть президентом!
— Ну так пусть его выберут…
— А я говорю, что только Валенса!..
— Что? Свобода? Америка — самая свободная страна в мире! — Кажется, этого зовут Боб.
— А ты где еще был, в каких странах?
— Нигде… Но все равно Америка — самая-самая. Мы… несем свободу по всему миру, от Вьетнама до Ирака!
— Что, и Вьетнам тоже засчитывается?..
— Да, и Вьетнам! Мы все умрем за свободу!
— Да вы лучше живите…
— Нет, мы все готовы за свободу — умереть!
— Гражданская война — да я все про нее знаю, про все сражения, про генералов. — Это уже сам Джимми, хозяин бара, рассказывает. — Историю своей страны знать и уважать надо! А то вот возле Геттисберга, где было знаменитое сражение той войны, надумали построить диснейленд. Прямо на бывшем поле боя! Так граждане не дали, одолели власть своими протестами. И правильно сделали!
— Нет, беспокоит меня состояние экономики нашей страны, — снова поднимает свою больную тему Пол Демут, местный миллионер; он заскочил на полчаса и велел бармену всем знакомым наливать за его счет. — Ведь мы, американцы, ничего не производим! Весь товар — привозной! Китай, Тайвань, Корея, Япония, Мексика, Колумбия, ну что там еще… Американские машины? Там комплектующие в основном завозятся… Если так и дальше пойдет, американская экономика рухнет, вот что я вам скажу! А американские бюрократы и волокитчики? А какие у нас налоги кошмарные? Да они вовсе погубят страну! С этим надо что-то делать…
Ну какие темы, а? Чем не московские кухонные беседы косых "шестидесятников"?.. А ведь тут в основном пролетариат: лесорубы, механик, шоферы-дальнобойщики, ну еще мелкие бизнесмены. Если б этим ребятам в свое время из всего телевидения оставили две нуднейшие программы да "сухие законы" Андропова и Горбачева ввели, они б тогда вынуждены были б книги читать и начитались бы до состояния "шестидесятников".
Между тем Джимми рожает афоризм:
— У меня лучшая работа в мире — болтать с друзьями и получать за это деньги, причем каждый день и наличными!
Это он так себя успокаивает. В четыре часа дня с видимой радостью сдает вахту наемной работнице Сэнди Питер, в девичестве Какарека. И переходит на нашу сторону баррикады, то бишь стойки. И начинает наконец выпивать! Он на работе не пьет!
Вот и он выпил, вот и он начинает о вечных проблемах:
— Все лезут менять и переделывать! А не надо! Консерватизм — вот что является ценностью…
Я вдруг осознаю, почему кабатчики всех времен и народов не любили революций. Потому что, пока передовые дивергруппы по ленинскому плану берут вокзалы, телеграф и Останкино, восставший народ первым делом устремляется не в банк, где пустые бесплотные акции, не на фабрику, где надоевшие железные станки, но бежит он разбить витрину эксплуататора, выпить у бесхозной стойки на халяву и отсыпать себе мелочи из кассового аппарата. Потому Джимми не уважает революций — за исключением американской, да и то бывшей, давнишней, случившейся задолго до того, как он в 1982 году купил этот бар. За, смешно сказать, 175 тысяч! С тех пор немало воды и настоящих напитков утекло…
Идет, потом проходит вечер. Звон бокалов и бутылок, интимное журчание пивной струи, гомон отдыхающих, щелканье шаров на бильярде, дурной ор музыкального автомата…
И еще дым коромыслом — настоящий густой табачный дым! Это нью-йоркские извращенцы распускают про всю Америку слух, что она-де бросила курить, пить и якобы ест одну здоровую пищу, и худеет (ха-ха!), и вообще чуть не рехнулась. Но вся Москва смеется над наивными простачками, которые в это верят!
Пьяная, обкуренная Москва, вернее, ее остатки расползаются в ночи с активного отдыха. Город закрывается, замирает напрочь, как будто навсегда. И что б вы ни выдумывали, как бы вы ни напрягали мозг, в какие б уголки города ни заглядывали — ни глотка водки, ни бутылки пива не сыскать во всей Москве. Странно наблюдать это жителю русской Москвы — как будто жестокая машина времени закинула его на двенадцать суровых лет назад… И только тот, кто не кончится от жажды, кто, счастливый, дождется девяти утра — тому нальет Джимми Кеноски всего-всего. Он стоит за стойкой главного бара Москвы и ждет момента, чтоб осчастливить вас за весьма умеренную плату…
Глава 18. Морпех из Вьетнама: 30 лет спустя
Беззубый человек пенсионного возраста, в сильно поношенных джинсах и куртке, с выражением лица совершенно неблагообразным, сидел за стойкой бара и выпивал на моих глазах уже четвертую чашку жидкого американского кофе — с теми же ритуальными ужимками, с какими употребляется, к примеру, пиво.
Странное ведь зрелище!
Дело было даже не столько в его нищей, нищенской внешности — в Америке полно таких оборванных, немолодых джентльменов, которые ошиваются по дешевым столовкам типа diners, у каких никогда не хватает денег на медицинскую страховку (см. отсутствующие зубы).
Поведение клиента, все его манеры были вызывающе неамериканскими.
Я, конечно, подсел.
Это оказался местный московский житель по имени Фил Мучицки. По иронии судьбы в бар он ходил пешком и мог спокойно выпивать, не боясь полицейских репрессий, но был абстинентом.
Почему? Поначалу он не признавался, отделываясь отговоркой, что-де просто наскучило пить. После, правда, оказалось, что главная особенность Фила была такая: он — вьетнамский ветеран.
Но сначала о таком непременном при устной самохарактеристике американского гражданина пункте, как этнические корни.
— Я — украинец! — гордо признался он; впрочем, будь он из корейцев или финнов, уровень гордости оказался бы ничуть не меньшим; там многие помнят, откуда они, и им это приятно.
Откуда именно c Украины в 1918 году уехали его дед с бабкой — это еще помнил покойный отец Фила. Он переписывался с родней по фамилии Санко. А Фил уже не знает. Когда ему после отцовской смерти захотелось припасть к заокеанским корням, он прибег к помощи Интернета, но без успеха: похоже, Украина не вся еще покрыта мировой паутиной.
В память об украинской исторической родине Филу досталась крупная сумма в иностранной валюте — керенками и "катеринками".
И еще — экзотические осколки лексики, которая ему мало понятна и применить которую в жизни возможным не представляется.
