Иногда нам, как рыбкам, подбрасывали немного корма.
После безбашенного «Пинейроса» с его танцами, визгами, дымом и кокаиновыми дорожками «Итаи» напоминал дом престарелых.
В воздухе стояла вязкая тишина, никаких прогулок, мы наглухо закрыты, маленькое окошко – и на том стекло, вместо солнца – тусклая лампочка, одиноко висящая на потолке. И тишина.
Через пару дней такого затишья все неудобства «Пинейроса» приобрели уже романтический флер. Таково свойство памяти, которая быстро забывает все плохое, а то, что вспоминается, кажется уже не таким страшным, а даже каким-то забавным и имеет уже теплые краски.
Солдаты, готовящиеся к увольнению, тоже с улыбкой вспоминают все ужасы начала службы.
Вечер прошел в разговорах. Заняться было абсолютно нечем, поэтому латиноамериканцы развлекали себя беседами.
Я молча лежал на матрасе и болел, даже в какой-то момент отключился, хотя латиносы и галдели как галки.
Видимо, сказалась накопившаяся усталость.
Лежал, как раненый, и копил силы.
Отбой.
Венесуэла и Россия – как много общего
Поспали нормально. Хотя у двери, где мы лежали с Даниэлом, и поддувало из большой щели, но это воспринималось уже как небольшая неприятность. Это все же был полноценный семичасовой сон, и это было круто!
Так что я проснулся в прекрасном расположении духа.
Выпил два полноценных стакана кофе! Это меня взбодрило еще больше. Мы болтали с венесуэльцем Эдвином о Москве, Венесуэле, России, Путине и Уго Чавесе, нефти и демократии.
И я понял, как много у наших стран общего…
В трудные времена мужчины не доверяют блондинкам
В целом жизнь налаживалась.
Сходил в санузел, принял душ.
Пообедали, покурили (я не курил) – мне становилось лучше.
Разлеглись кто где.
Стук в дверь.
Меня вызывают.
Оказывается, для встречи с адвокатом. Симпатичная, крашенная под блондинку бразильянка – Нейя. Каждый раз, когда я смотрел на нее, она сразу же изображала улыбку в стиле работников Макдоналдс. Ее компетентность вызывала у меня большие сомнения. Не ее я хотел увидеть, а более солидных адвокатов.
В трудные времена мужчины не доверяют блондинкам.
На английском она практически не говорила. Но принесла письмо из Москвы.
Прочтение данного письма создало тягостное впечатление непонимания…
Общий рефрен был «ты герой… завтра… завтра…»
Маньяна, как говорят испанцы.
Очередное пятое или седьмое «завтра». Когда я взглянул на нее, то она тут же состроила очередную фальшивую улыбку, от которой стало еще хуже.
Создавалось впечатление, что для некоторых людей все это было как компьютерная игра, а я как солдатик в этой игре. Которому сочувствуют. И даже опосредованно участвуют в его войне. Помогают, как США во Второй мировой войне помогали СССР, но достаточно уютно себя чувствовали за океаном.
Война была где-то там, далеко…
А советские солдаты в грязи и крови были, конечно, героями.
Понимания, что происходит, не было, но его, видимо, и не могло быть.
Сытый голодного не разумеет по определению.
Я вернулся в камеру и в яростном отчаянии порвал полученную записку. Хлебнул кофе,
принял холодный душ и закурил.
Весь вечер лежал, думал. Курил.
Думал.
Лежал.
Курил.
Во рту остался неприятный осадок дешевых сигарет.
Что я хочу? Кто я такой? Кто такой я?
Я был недоволен собой.
Тем, что вчера вышел из себя, из душевного равновесия.
Этого не стоит делать никогда. Это бессмысленно.
Нервы надо беречь. Особенно в тюрьме.
Где нельзя взять тайм-аут.
Где неизвестно, что будет дальше.
В тюрьме надо иметь философию стайера, а не спринтера.
Забег длинный, а сколько бежать – вообще непонятно.
Возможно, такая стратегия работает не только в тюрьме.
Не надо испытывать иллюзий, но сдержанный оптимизм должен быть.
В конце концов я выйду из «Итаи».
Также надо ставить в тюрьме локальные, краткосрочные задачи.
Сейчас надо было прожить еще три дня. В понедельник нас переведут в основной корпус «Итаи». Там видно будет.
Я стал думать о своей жизни. О чем еще думать в камере, где нет телевизора, телефона, газет, книг, русско-язычных собеседников и возможности передвижения. Ты волей-неволей обречен будешь задумываться.
Я пребывал в состоянии адреналиновой эйфории, вызванной вчерашней встречей с Нейей. Мозг был перевозбужден и беспрерывно прокручивал все варианты развития ситуации.
Я не мог найти ответ на вопрос, в какой момент все «пошло не так». Почему к моему паспорту не возникло вопросов в Мюнхене и при въезде в Бразилию? Почему Дан, который, с его слов, получал паспорт в Асунсьоне, без проблем по нему выехал из Парагвая, прошел контроль в Париже и Мадриде. Почему нас задержали только на рейсе Сан-Пауло – Асунсьон? Заключенные с интересом обсуждали революцию в Парагвае, совпавшую по времени с нашим путешествием. Летом 2012 свергли президента Луго. Могло ли это событие повлиять на «статус» нашего гражданства, оформленного при содействии парагвайского истеблишмента? Возможно ли, что новоиспеченных граждан, всех без разбора, поспешно занесли в некий стоп-лист? Было ли это связано с инвестициями, которые «друзья» прежней власти разместили в стране? Почему стоп-лист задействовали не в Европе с ее комфортной пенитенциарной системой, а здесь, в Сан-Паулу?
Мне вспомнилась докладная записка сотрудников посольства США, рассекреченная на сайте WikiLeaks*.
Записка завершалась словами: «Как показывает история, ничто не невозможно в Парагвае… слухи и теории заговора являются источником жизненной силы для управления в Парагвае… беспокоиться надо начинать, если слухов нет»**.
Все эти мысли не давали мне покоя. Колумбиец, с которым мы повздорили вначале, увидел меня и, почувствовав мое состояние, неожиданно протянул мне сигарету с марихуаной. И не просто небольшую сигаретку, а такую мощную самокрутку. Я вначале подумал, что это табак, но нет, марихуана. Это было щедро. Я был удивлен. Его суровое лицо было странным, каким-то благодушным, оно даже улыбалось мне. Это было очень необычно для его брутального, всегда напряженного лица.
Венесуэлец улыбался улыбкой Джоконды.
Я был в таком состоянии, что без вопросов принял этот дар.
Начал курить, но трава из-за стресса подействовала не сразу. Я стал курить еще и еще. Еще и еще.
Мой раскаленный мозг вышел за пределы… Он требовал каких-то сверхзадач, и я стал задавать вопросы самому себе. Применяя метод мозгового штурма.
В голове шли какие-то процессы, причем мощные и неожиданные, как разлив рек в половодье, и стреми-тельные, как спуск лавины.
Через какое-то время марихуана подействовала – расслабляющая волна приглушила мотор мозга. Но ясность осталась.
Я продолжал задавать вопросы самому себе.
Почему я здесь? Что у меня есть в жизни? «Что я хочу?» Не в плане – выйти из
тюрьмы, а в глобальном – вообще от жизни. Этот вопрос мне показался главным, ключевым.
Я не мог на него ответить.
Это было странно.
Я даже немного испугался.
Сосредоточился на каждом слове. Я решил, что, разложив предложение по словам, можно ответить на весь вопрос целиком.
Что?
Я?
Хочу?
Я стал думать.
Что? В виде конкретного и осязаемого предмета?
Но это показалось каким-то мелким. Вспомнились слова главного героя из фильма «Курьер»: «Держи пальто, дарю, и мечтай о чем-нибудь великом».
Какого-то состояния души, настроения?
Я не мог выразить.
Хочу? Не просто хочу, а имею даже не сильное желание, а потребность.
Все было
