жить и даже развиваться в неожиданных направлениях.
3
Пацаны из нашего двора записались в спортивный клуб «Самбо». Однажды я пошел с ними.
Гулкий зал, бесконечные шлепки падающих тел на жесткие маты. Похожий звук издавали подушки и матрасы во дворе, когда выбивали пыль. Ощущение домашности было в белых куртках из плотной ткани и в детской возне босоногих сгорбленных мальчишек.
У тренера короткая стрижка, волосатая шея; когда сгибал руку – поверх мышц выступали крупные жилы, словно подарочная коробка перевязана лентой. Новичков расставили в пары, тренер показывал прием борьбы в замедленном виде, затем повторил быстро:
– Поняли?
– Да!
Громко хлопнул в ладоши:
– Начали!
Все детство я мечтал иметь брата! Чтобы играть с ним. И теперь, стоя в паре, я не пугал напарника ложными обходами. Я намеренно долго заводил руку под прием. Мне нравилось держаться на ногах до последней возможности и напрягать все силы только в решительный момент подсечки. Тренер смотрел на таких, как я, снисходительно. Добивались успехов пацаны, которые были сами за себя. А мне просто хотелось быть вместе с друзьями, чувствуя силу, а не опасность от нее!
После тренировки возвращались домой на трамвае.
У кассы разменивали деньги. Показываешь двадцатик и стоишь, принимая медяки у вошедших пассажиров, услужливо отрывая и передавая билеты. Когда горсть в ладони станет увесистой, незаметно сбрасываешь три копейки, натертые до блеска об валенок. А весь навар прячешь в карман. Стыдно было! Но вот что важно: этот стыд не за мамины унижения. Это собственный стыд, и на него уже найден был отдельный прием, как в борьбе самбо.
На трамвайные деньги мы покупали шашлык. У толстого продавца в белых нарукавниках. От него всегда пахло дымом и жареным луком. Из-за пазухи торчала картонка, с цифрами в столбик – для раздувания огня. Шашлычник подавал нам шпажку, поливая мясо вместо соуса блеском золотого перстня. Сморщенные кусочки падали на дно желудка с тем же успехом, что и несброшенные монетки в трамвайную кассу.
4
Мальчишки нашего дома стали заводить аквариумных рыбок. Каркасы из уголка, клей для стекол – с завода; если подтекало – замазывали пластилином. Подводный мир завораживал меня: мягкое колыхание зеленых растений, желтый грунт, слоистые камни, серые коряги. Неоновая лампа – как вечное солнце.
Зимой мы ходили на озеро через снежные поля. Искали озерко по двум диким яблоням, всегда в инее, словно две пушистые белые варежки. Запавшее меж ними солнце, казалось, шелушилось розовой рябью, а снег на поверхности озера был усеян расклеванными ранетками.
В старой проруби, обледеневшей по краям, пацаны ломали тонкую зеленоватую корку. В нос шибал запах болотного ила. Говорили, что это озеро целебное.
В мутной всколыхнувшейся жиже водили сачком из капрона, доставая рыжее кишащее месиво. Затем вываливали его в бидончик с водой… В аквариуме дафнии прыгали, как блохи. Вначале рыбки пугались, но потом врезались в них, жадно глотали и раздуваясь животами.
Летом во дворе играли в «третий лишний».
Мальчики и девочки вставали в большой круг, по двое: второй номер за спиной первого. Один игрок был всегда свободен – он бежал по внешнему кругу и вставал впереди первого номера как ему захочется. Но трех быть не должно! Бывший второй номер срывался с места и бежал, пока не находил себе нового пристанища.
За несколько вечеров в игре стали проявляться симпатии. Свободного игрока или гнали дальше, или заманивали, хватая за руки и обнимая за плечи.
Однажды солнечным осенним днем я тоже бежал по кругу, слыша бурный шелест листвы под ногами. Кто-то оборачивался мне вслед, кричал и подзадоривал. Вот я увидел брешь – нырнул и попался в чьи-то руки! Я смеялся, отстраняясь, чтобы не свалить случайного избранника, еще не видя лица, но чувствуя – перехватило дыхание! – упругий живот и мягкие бедра. Мне показалось, что я проваливаюсь во что-то нежное и совсем непонятное… В голове по-прежнему шумела листва, заглушая мое удивление. Но вскоре впереди меня встал какой-то толстяк, даже не запыхавшись. А спина ощутила холод и сиротство.
5
В одну из суббот, как обычно, я включил радио на кухне. И сел ждать. Хотя еще оставался почти час…
Из окна был виден наш двор.
В разрыве домов, за лесополосой, садилось мутно-оранжевое солнце. Низкие лучи слепили глаза подростков, стоящих в круге. Особенно хороши были девочки, прикладывающие ладонь козырьком к бровям! Третий лишний бежал за спинами, его отгоняли мальчишки, что висли на красивых девочках, обнимая их, будто затягивая ошейник. Одни девчонки пытались отстраняться, изгибаясь телом, откидывая плечи и даже упираясь затылком в плечо нахала. Другие терпели, подсовывая свои ладони под грубое объятие, чтобы закрыть грудь.
Брякнул звонок в дверь.
Это пришли мамины подруги.
Одна разбитная, в брюках: уселась на стул, и на пухлом животе вывернуло змейку. Рыжие волосы с влажными завитушками. Она работала где-то на рынке.
Пока мама готовила закуску, ей помогала вторая подруга – высокая светловолосая женщина. Рыжая лишь убирала под себя ноги, когда они проходили мимо нее, и загибала пальцы.
Правым указательным пальцем, слегка дирижируя, ударила по мизинцу левой руки:
– А нам говорила что?..
Все трое смеялись, готовые перебивать друг дружку.
– В деревню едет!
– К тетке!
Второй палец гнулся с трудом, мешало широкое золотое кольцо:
– Ездит и ездит! Огород вспахала!
– Картошку посадила!
– Уже выкопала и съела!..
Когда она ударила по третьему пальцу, короткий мизинец слегка разогнулся.
– А потом выясняется, – рыжая даже понизила голос, – что тетка – это мужик!
– Да мы росли вместе, – улыбалась высокая подруга. – А теперь он лесник!
У нее были гладкие и очень стянутые к затылку волосы, в широком проборе на темени видны золотистые веснушки. Тело дородное, молочные руки, на гибкой шее аккуратная голова.
Рыжая все пыталась загибать пальцы:
– Жена и сын у него в городе остались!
– Да…
– Невеста!
– Ты с ним в лес собралась? – Мама поставила три рюмки.
Открыли бутылку с облепиховым вином.
– Подсолнухи мне подарил, молодые! Букетом!
– И то польза.
«Невеста» счастливо улыбалась, клоня набок светлую головку:
– Говорит, что тогда в школе, мол, ты зря меня не выбрала!
Вся она – широкие бедра, круглые колени, мягкие плечи и маленькая голова – была похожа на березовый ковшик, наполненный чем-то вкусным…
– А ты тогда на летчика смотрела!
– Так кабы знатьё…
– Что же нам, девушкам, и не ошибаться теперь?..
Рыжая подруга выпила залпом, испачкав хрусталь жирной красной помадой: «Калина красная, калина вызрела…»
Эта песня мне не нравилась. Слова ершистые, необкатанные, – душа рвется, подбирает на ходу слова, будто случайные. Выручала
