последние двенадцать часов.
Съев «Сникерс», он почувствовал себя маленьким мальчиком в конце длинного-длинного дня. Захотелось, чтобы кто-то большой и сильный уложил его в теплую постель. Провалиться в сон и перенестись в новое утро, в котором все будет просто, ясно и хорошо.
На экране пела двенадцатилетняя девчушка в джинсах и порванной майке. Какая там грудь! Смотреть не на что! Певица казалась страшно сердитой и подпрыгивала каждые несколько тактов к камере, крича прямо в объектив. Она напомнила Джорджу юную Кэти в одном из ее самых взрывоопасных настроений.
Музыка была резкая и немелодичная, но когда начал действовать алкоголь, Джордж понял, почему молодежь, возможно, под воздействием спиртного или изменяющих сознание наркотиков, находит ее привлекательной. Заводной ритм, простая мелодия. Как будто наблюдаешь за грозой через окно. Как будто там, снаружи, происходит что-то еще более ужасное, чем у тебя в голове.
Девчонку сменили двое чернокожих в мешковатых штанах и бейсболках, говорящих нараспев под навязчивый диско-бит на непостижимом для простых смертных жаргоне негритянского гетто. С виду парни не казались такими разъяренными, как их предшественница, хотя общее впечатление складывалось не самое благоприятное. На подпевке стояли три девушки почти совсем без одежды.
Джордж открыл бутылочку водки. К полуночи он впал в блаженный ступор и недоумевал, почему не напился раньше. Он расслабился и то и дело забывал, где находится. И ему это нравилось. Он сходил в туалет, на заплетающихся ногах вернулся в спальню и упал на покрывало. В голове воцарилась пустота. Так и в алкоголика можно превратиться. А что – тоже выход, подумал Джордж и отключился.
Посреди ночи он оказался в самолете, заходящем на посадку в аэропорту – Хитроу или Шарль де Голль. Самолет одновременно был вертолетом. Дама в соседнем кресле держала на коленях собачку, чего в настоящих самолетах, как известно, не бывает. Джордж чувствовал странную безмятежность. В этом самолето-вертолете было уютно, словно в заботливых в руках того самого большого и сильного человека, о котором он недавно мечтал. В темном иллюминаторе открывался захватывающий вид: далеко внизу текли мерцающие огоньки, похожие на раскаленную лаву в трещинах большого черного камня.
Где-то играла чудесная симфоническая музыка – не то у него в голове, не то в бесплатных наушниках: поразительно красивая и бесконечно успокаивающая. Пестрый узор гобеленовой обивки сиденья слегка подрагивал, словно крошечные волны, отскакивающие от причала и рисующие на поверхности воды сверкающую сеть солнечных лучей.
И вдруг самолет (или вертолет) как будто споткнулся. От резкого удара все сместилось на несколько метров в сторону. Наступила удивленная тишина. Затем воздушное судно метнулось вправо и стремительно понеслось вниз. Раздался визг, бутерброды и ручная кладь взлетели, маленькая собачка повисла в воздухе на конце поводка, как надувной шарик. Джордж судорожно расстегивал ремень, но онемевшие пальцы не слушались. Из-под правого крыла вырывался густой черный дым.
Внезапно потолок самолета отвалился, словно крышка от консервной банки с сардинами, и страшный ветер стал уносить в темноту маленьких детей и стюардесс. Тележка с напитками, протанцевав по проходу, оторвала голову мужчине, сидевшему слева от Джорджа.
А вот он уже не в самолете. Мчится с Брайаном на санках с горы. Помогает Джин вытащить каблук из вентиляционной решетки во Флоренции. Стоит в классе миссис Эмери и никак не может выговорить слово «параллель», а все над ним потешаются. И вновь он в самолете, и одновременно стоит посреди ночи у себя на заднем дворе, глядя в окно спальни и не понимая, что там гудит, как вдруг дом озаряется оранжевым светом и взлетает в воздух, словно гигантский разваливающийся на кусочки метеор.
Земля содрогнулась. Витрина магазина забрызгана расплавленным черным пластиком. Откидное сиденье скачет по улице на белом павлиньем хвосте рассыпающихся искр. На карусель падает оторванная человеческая рука. Самолет врезался в многоэтажный парковочный комплекс, и Джордж проснулся, весь в поту, на огромной кровати в незнакомой комнате, с противным вкусом во рту и страшной головной болью, зная, что сон не кончился, что он все еще там – падает сквозь ночь в ожидании последнего удара, после которого свет померкнет навсегда.
43
Джин встрепенулась в девять утра от телефонного звонка, выбежала в коридор и схватила трубку. Это оказался Дэвид.
– Извини, я думала…
– Что случилось?
Пришлось рассказать ему о Джордже.
– Я бы на твоем месте не волновался, – рассудительно заявил Дэвид. – Джордж способен за себя постоять. Если ему нужна помощь, он знает, куда обращаться. А тебе не позвонил потому, что не хотел беспокоить. Вот увидишь, скоро все выяснится.
Джин подумала, что надо было позвонить Дэвиду еще вечером.
– И вот еще что… Ты сейчас одна. Когда мы с Миной развелись, я целый месяц спать не мог. Оставайся у меня в воскресенье. Я за тобой поухаживаю.
– Спасибо, я с радостью.
– Не за что, – сказал Дэвид.
44
Вернувшись на следующий день с работы, Джейми наконец понял, что у одиночества есть свои плюсы. Он поставил «U2», выпил зеленого чаю и стал гладить брюки.
Покончив с этим, он принял душ, вымыл голову и быстренько подрочил, рисуя в воображении высокого мускулистого канадца с золотистым пушком на талии. Парень вошел в ванную горнолыжного шале, сбросил мягкое белое полотенце, наклонился, взял член Джейми в рот и сунул палец ему в задницу.
Полчаса спустя, отходя ко сну после прочтения статьи об эпилепсии в «Обозревателе», Джейми был полон надежд на новую жизнь.
45
Кэти одолевали смешанные чувства. Рэй так и не вернулся. Бродит по улицам или спит у кого-то на диване. Явится утром с букетом цветов или коробкой дерьмового шоколада с заправки, и она его простит – бедняга ведь так настрадался! Бесит.
С другой стороны, дом в их с Джейкобом полном распоряжении. Они смотрели «Паровозик Айвор», и читали «Ведьмочку Винни», и нашли мультик, сделанный Джейми из блокнота: про собачку, которая машет хвостиком и какает, а какашка превращается в маленького человечка и убегает. Джейкоб захотел тоже сделать такой, и она нарисовала коротенький мультик с корявой собачкой, уносимой ветром, три кадра которого Джейкоб собственноручно раскрасил.
Когда пришло время купаться, Джейкоб крепко зажмурил глаза на целых шесть секунд, пока она смывала шампунь. А потом они поговорили о небоскребе – такой большой, а помещается в мире, и будь он в десять раз больше – все равно поместился бы, мир же невероятно огромный, это ведь не только Земля, а еще Луна, и Солнце, и планеты, и все-все-все.
На ужин они ели спагетти с соусом песто, и Джейкоб спросил:
– А мы поедем
