Гела спросил:
- Объясните,, какую же родину любите вы?
- Такую, какая она есть! - , Точнее?
- Всякую: хорошую, плохую, красивую, уродливую, сытую, голодную, счастливую, несчастную... Такую, какая она есть. Понятно?
- Джако, как же так? - удивленно спросила Дадуна.
- А вот так! Родина, как говорит Константин Симонов, это не пирог: жрать начинку и выбрасывать корку!
И не кекс с изюмом - изюм мне, а остальное кому-то другому! Нет, любишь родину - люби ее всю целиком. Родина одна, и любить ее надо такую, какая она есть!
Я достал из кармана сложенный вдвое листок бумаги.
- Стихи? - ужаснулась Дадуна.
Все, кто помнил мои первые стихи, захихикали. Я выждал минуту и, когда в комнате наступила тишина, начал:
- "Дорогая мама!
Получил твою посылку и письмо. На письме - пятна.
Ты плакала, да? Зачем, мамочка? Чего ты беспокоишься?
Ведь не на войне же я! Вот пройдет этот год, и я вернусь.
А живу я очень даже хорошо. Сыт, одет, обут. Кино, танцы. Каждое воскресенье хожу в город. Под боком и море и горы. Да тут все вместе: горы, долины, море, зима, весна, лето, осень. Друзья и командиры у меня замечательные. И все меня любят и уважают. Я отличник боевой и политической подготовки. Правда, шпиона еще не поймал.
Друзья крепко меня хвалят, счастливые, говорят, у тебя родители, такого сына воспитали. Я уже писал, один из них - грузин Джакели, другой - наш земляк Пархоменко, здоровяк этакий. Посылаю тебе фотокарточку. Это мы втроем. Который смуглый, с усами, это Джакели.
А Грузия, мама, это вовсе не то, что Федорина Ксения брехала. Ты ей не верь, мама, врет она все. Вспоминать даже стыдно. Чай да мандарины, если хочешь знать, раз в десять больше трудов требуют, чем пшеница. А виноград - уж не говори! А грузины, мама, народ мягкий, ласковый, умный. Песни здорово любят. А за матерщину очень даже обижаются и ругань никому не прощают. Для друга не жалеют ничего, хоть дом собственный продадут, но и любви взаимной требуют. И этот Джакели парень что надо.
.Чудной такой: каждый день восходом солнца любуется и меня заставляет. А Ксению и вовсе гони из дому, врала она все, подлая. У Джакели матери нет, я ему твою фотографию показывал, говорит, на маму похожа. Как же, говорю, моя мать может походить на твою, она же русская.
А она, говорит, глазами похожа. Стало быть, правда это, не станет же он врать, да и польза-то какая? Джакели, когда нужно, клянется матерью. "Клянусь мамой!" - значит, все, что он сказал, святая правда. Это у грузин всегда так. И еще любят они свою Страну, ох как любят!
За Грузию они пьют, как за родную мать, и даже иногда плачут при этом. А страна и вправду хороша. Райская страна! Но я не дождусь, когда вернусь домой! Соскучился я, мама, по нашим степям, по нашим нивам! Вот лежит передо мной твоя посылочка. Хлеб пахнет нашим амбаром, сметана - нашей Буренкой, варенье - нашим садом, и вообще кажется, что вот стоит мне зажмуриться, сосчитать до трех, потом открыть глаза - и я уже дома, с вами, мои дорогие.
Так-то, милая моя мамочка. Потерпи немного, и я вернусь. Сдам в институт, заживем здорово.
До свиданья, родная. Привет всем нашим, соседям.
Целую тебя, твой сын Петро Щербина".
Я осторожно сложил письмо и взял свой стакан.
- Это письмо Щербина написал двадцать восьмого сентября. Двадцать девятого ночью он погиб. Щербина любил мать, любил друзей, родину, солнце. Он плакал над убитый медвежонком!.. Он любил жизнь! Я хочу выпить за Щербину.
Я встал. К моему удивлению, встали и другие.
- А что с ним случилось? - тихо спросил Гиви.
- Двадцать девятого ночью некий подонок, один из тех, кого здесь называли грязным бельем, собирался перейти границу, бежать туда... Щербина погиб, преследуя нарушителя.
- Ну и пусть бежал бы, раз ему не хотелось здесь жить, чего вы старались? - крикнул кто-то.
- Эх вы! Бездельники! Дармоеды! - Я не в силах был сдержать переполнившую меня злобу. - Какая от вас польза? И вы еще осмеливаетесь болтать о любви к родине? Плевал я на вас и на вашу любовь!
Я успел увидеть, как встал с места Анзор. Потом вдруг зазвонил огромный колокол, качнулась люстра, и на потолке, точно так, как тогда, полтора года тому назад у Дадуны, закружились фарфоровые слоники в карусели, и опять передо мной мелькали восседавшие на слонах девушки и парни. Лишь один, самый маленький слон, был без седока. "Это мой слон! - подумал я. Вот сейчас он поравняется со мной, и я вскочу на него!.. Вот сейчас...
Сейчас..." Слон промчался мимо меня. Я погнался за ним...
Настиг... Ухватился за спину, подпрыгнул и... опрокинулся на покрытый ковром пол...
. - Так ему и надо! - услышал я чей-то голос, и вдруг тьма поглотила меня...
...Когда я пришел в себя, в комнате было тихо. Я лежал на полу, и Дадуна платком вытирала кровь с моего разбитого лица. Рядом стоял Гиви, потирая левой ладонью свой правый кулак. В углу в кресле лежал окровавленный Анзор, над ним хлопотали девушки. "Работа Гиви!" - догадался я и постарался встать. Гиви поддержал меня.
Я огляделся. Удивленные, испуганные глаза смотрели на меня, и мне вдруг захотелось плакать.
- Ты что же это... Зачем ты так... Оплевал всех нас... - сказал Гиви.
- Извиняюсь!.. - проговорил я. - Я пойду...
Никто мне не ответил. А мне очень, очень хотелось услышать от них хоть одно слово - все равно какое. Но они молчали. Я прикрыл за собой дверь и спустился по лествиде. Ночной воздух приятно освежил меня. Я почуветвовал головокружение и присел на тротуар под деревом.
Долго сидел я, не думая ни о чем и не зная, как поступить дальше. В голове шумело.
Вдруг я почувствовал прикосновение чьей-то руки.
"Дадуна", - мелькнуло в голове, и мне почему-то стало не по себе.
- Нельзя так! Уж очень ты того... Резок, что ли!
Я поднял голову: надо мной стоял улыбающийся Гиви"
- Ну ладно, вставай! Ждем тебя.
- Нет, я уйду.
- Пошли, пошли! Не такие уж мы все уроды...
- Нет, я должен идти!
- Я провожу тебя.
- Не нужно.
- Чудак, отвезу на машине! А хочешь, махнем в Мцхета? Музыка, шампанское и все такое, а? Посидим до утра!
Пойдем, прошу тебя!
- Спасибо, не могу. До свидания.
- До свидания, - Гиви протянул руку. Рука была горячая, и он долго не выпускал моей ладони.
- Знаешь... Просьба у меня к тебе... Отдай мне то письмо...
Я взглянул на него. Глаза Гиви смотрели на меня умоляюще.
- Как брата прошу... Не откажи...
Я достал и молча протянул ему письмо Щербины.
- Спасибо! Большое тебе спасибо!
...Я шел не оглядываясь ж чувствовал на себе пристальный взгляд Гиви...
Дядя Ванечка не спал. Он сидел за столом и играл сам с собой в шахматы. При моем появлении он даже не поднял голову. Извинившись перед "противником" за допущенную невольную ошибку, он переставил обратно коня и лишь после этого взглянул на меня.
- Что с тобой, парень? - спросил он удивленно, Я прикрыл рукой лицо.
- Кто тебя так разукрасил?
- Побили, дядя Ванечка, - вздохнул я, , - Побили? - переспросил он, Да, - Покажи хоть одного человека, побитого тобой! Почему всегда бьют тебя? - обиделся дядя Ванечка,
- Что поделаешь!
- Кто же тебя побил?
- Тот же...
- Кто?
- Ну, тот... Который тогда... у Дадуны...
- Вот это да!.. Что же, опять плеснул в него коньяком?
- Нет. Просто отругал всех вместе - и гостей и хозяев...
- Почему так?
- Не знаю...
- Ты был прав?
- По-моему, да!
- А потом?
- Потом я извинился и ушел...
- Зачем же ты извинился?
- Потому что я был не совсем прав...
Дядя Ванечка умолк и вернулся к своим шахматам.
Я взглянул на доску - дядя Ванечка выигрывал.
Несколько минут длилось молчание.
- Этот Гела и его верзила товарищ, по-моему, нехорошие люди, - сказал я наконец.
- Ты почем знаешь, кто хороший, а кто плохой? - спросил дядя Ванечка.
- Гела пишет глупые стихи!
- Ну, это еще не грех!
- И корчит из себя гения!
- И это не преступление...
- А тот, второй, тот вообще кретин!
- - Быть кретином тем более не грешно!
- Они издевались надо мной, генералом называли!
Дядя Ванечка окинул меня взглядом и улыбнулся.
- Играй!
- Что тут играть, проиграю.
- Играй конем.
Я сыграл конем.
- А ты не думал о том, что иногда сам можешь выглядеть смешным? спросил он и пошел пешкой.
- Думал...
- Так почему ты считаешь, что они плохие, а ты хороший? Знаешь ли ты, что такое хороший человек?.. Играй!
Я, не думая, продвинул пешку.
- Это плохой ход! - предупредил он.
- Лучшего не вижу, - ответил я.
Дядя Ванечка смешал фигуры и вздохнул:
- В том-то и несчастье, что не видишь... Ответь: ты знаешь, что такое хороший человек?
- Вы, например! - сказал я искренне.
Он задумался.
- Да, знаю, я нравлюсь тебе... Но это еще ничего не значит.
- Почему?
Дядя Ванечка улыбнулся: - - Хотя бы потому, что у тебя еще сомнительный вкус... Хорошее и дурное каждый понимает по-своему...
Вот слушай: недавно я нашел на улице сто пятьдесят рублей. Сдал, конечно, в милицию... На другой день, вижу, в газете заметка под рубрикой "Достойно подражания".
